Серебряный орел, стр. 56
Видя, что его противник слабеет от потери крови, Оптат уверился в победе. Лишь благодаря своей могучей силе Бренну все еще удавалось сопротивляться атакам опытного легионера. Когда же Оптат увидел, что Ромул берет верх над своим противником, то удвоил усилия. Действовал легионер однообразно: пихал галла щитом и тут же пытался достать его острием меча. Подобной тактике трудно было долго противостоять.
Стараясь не обращать внимания на боль в сломанных ребрах, Ромул подбежал к сражавшимся, и Оптату пришлось повернуться к нему.
— Ну что, один остался? — спросил Ромул, пытаясь выиграть время. — Как тебе это нравится?
Оптат отлично видел, что молодой солдат с трудом дышит, и понимал, почему того шатает.
— Два полудохлых раба, — ответил он, презрительно скривившись. — Я прикончу вас обоих!
Надменность сыграла с ним дурную шутку. За время этого короткого разговора Бренн успел поднять меч и щит Новия. Несмотря на рану, галл оставался грозным противником.
Через мгновение Ромул и Бренн подступили к легионеру с двух сторон.
Оптат не был трусом, не сдался и не убежал. Он крутился из стороны в сторону и пытался угадать, кто же нападет первым.
Но ни Ромул, ни Бренн не начинали атаки. Ни одному из них почему-то не хотелось убивать Оптата.
Почувствовав их нерешительность, ветеран ринулся на Ромула.
Тот принял удар на щит и отступил. Оптат усилил натиск, продолжая тыкать гладиусом в лицо Ромула. Из всей троицы он, без сомнения, был самым сильным бойцом. И в случае победы над Ромулом мог бы одолеть и раненого Бренна.
Медлить больше было нельзя. Когда Оптат в очередной раз отступил на шаг, чтобы повторить атаку, галл наклонился и легким движением клинка перерезал ветерану подколенное сухожилие.
Оптат с громким стоном упал и инстинктивно поднял щит, пытаясь защититься. Но все же он не просил пощады, хотя теперь у него не осталось никаких шансов.
Помимо воли Ромул восхитился его храбростью и взглянул на Пакора, ожидая и от него такой же реакции. Бренн тоже остановился и повернулся в ту сторону, где стояли командиры.
Они ошиблись в своих ожиданиях. Лицо командира легиона исказилось гримасой гнева. Он уже не сомневался в том, что Новий и его прихвостни солгали ему. А то, что Ромул и Бренн готовы были пощадить своих врагов, лишь подкрепило его уверенность. Он отдал короткий приказ, и лучники вскинули луки.
— Нет! — выкрикнул Ромул, поняв, что сейчас произойдет.
Бренн зажмурился. Слишком часто ему приходилось видеть подобное.
Дюжина стрел прожужжали в воздухе. Шесть из них пригвоздили Оптата к земле, а остальные проткнули грудь и живот Аммия. Оба умерли на месте.
Над интерваллумом повисла тишина. Лучники наложили на тетивы по новой стреле.
На шее Пакора набухли толстые вены.
— Так будет с каждым, кто дерзнет солгать мне! — прокричал он. — Я командую Забытым легионом!
Опасаясь встретиться взглядом с разъяренным Пакором, легионеры уставились в землю. Даже Вахрам отвел глаза.
Не зная, чего еще ожидать от своенравного парфянина, Ромул и Бренн придвинулись друг к другу.
Прозвучал следующий приказ.
Парфяне нацелили луки на победителей схватки.
Глава XIV
НОВЫЙ СОЮЗНИК
Рим, зима 53/52 г. до н. э.
— В митреум могут входить только посвященные, — ледяным тоном отрезал Секунд. — Наказание за нарушение правила — смерть.
Фабиола вздрогнула. Здесь, у себя дома, Секунд выглядел совсем по-другому. Высокий, внушительный, он источал властность. Секунд достал из сундука золотой жезл и водрузил на голову фригийский колпак. Он больше не был искалеченным солдатом, просившим подаяния. Это была всего лишь маска.
— Отведите ее во двор, — приказал Секунд. — Да побыстрее.
Фабиолу повели к лестнице, не дав возможности ничего объяснить.
Войдя в митреум, она преступила невидимую грань. Митра показал ей, где может быть Ромул, но теперь ей предстояло умереть. Как и ее брату, если он участвовал в той страшной битве. Конечно, если видение было правдивым, мрачно подумала Фабиола. Повлияла ли на ее сознание жидкость странного вкуса, которую она выпила?
Стремясь все выяснить, пока не стало слишком поздно, она спросила Секунда:
— Что было в той склянке?
Ветераны повели спотыкавшуюся Фабиолу вперед.
— Подождите! — бросил Секунд. Его лицо окаменело. — Ты пила отсюда? — спросил он, взяв с алтаря сосуд из синего стекла.
Она кивнула. Когда Секунд увидел, что фиал пуст, его ноздри раздулись от гнева.
Новое святотатство заставило ветеранов выхватить мечи из ножен, но Секунд поднял руку, показав, что не следует торопиться.
— Ты что-нибудь видела? — негромко спросил он.
Фабиола напряглась, понимая, что все зависит от ее ответа. Ее ждала смерть, а она хотела жить.
— Отвечай, — пробормотал Секунд, — иначе, клянусь Митрой, я убью тебя на месте!
Фабиола закрыла глаза и попросила у солдатского бога помощи. Правду, подумала она. Нужно сказать правду.
— Я стала вороном, — промолвила она, подумав, что ее слушатели засмеются. — И летела высоко в небе над незнакомой страной.
Окружавшие ее ветераны дружно ахнули.
— Ты уверена? — рявкнул Секунд. — Вороном?
— Да. — Фабиола посмотрела ему в глаза.
Он выглядел сбитым с толку.
— Это невозможно! — подал голос один из ветеранов.
— Женщина — священная птица? — крикнул другой.
Помещение наполнилось гулом. Секунд поднял руки, требуя тишины. Как ни странно, люди его послушались.
— Рассказывай все, что видела, — сказал он Фабиоле. — Не пропускай ничего.
Она сделала глубокий вдох и приступила к рассказу. Пока она описывала свое видение, никто не проронил ни слова. А когда закончила, наступила мертвая тишина.
Секунд подошел к трем алтарям и изображению тавроктонии, опустился на колени и склонил голову.
Все молчали, но хватка тех, кто держал ее за руки, слегка ослабла. Покосившись в сторону, Фабиола увидела на лицах ветеранов страх и благоговение. Она не знала, что думать. Если они поверили в ее видение, значит ли это, что оно истинно?
Спустя несколько мгновений Секунд отдал божеству поясной поклон и поднялся.
Все напряглись, желая знать, что сказал бог.
— Ей нельзя причинять вред, — произнес Секунд, обводя взглядом собравшихся. — Каждый, кто пьет хому, а потом видит себя вороном, избран Митрой.
На лицах стоявших рядом отразились недоверие, потрясение и гнев.
— Даже женщина? — спросил страж, первым впустивший их в храм. — Но это запрещено!
Раздалось несколько возмущенных выкриков. Секунд снова поднял руки, однако шум стал еще сильнее.
— Это святотатство! — крикнул кто-то из стоявших сзади. — Убить ее!
Живот Фабиолы свело судорогой. Бывшие легионеры были ничуть не милосерднее фугитивариев Сцеволы.
— Я Патер! — решительно объявил Секунд. — Да или нет? — (Люди кивнули. Злобные выкрики прекратились, наступила мертвая тишина.) — Я когда-нибудь вас обманывал?
Никто не ответил.
— Если так, то верьте мне, — продолжил Секунд. — Отпустите ее.
К удивлению Фабиолы, ветераны разжали руки и неловко отошли в сторону, избегая ее взгляда.
— Подойди сюда, — жестом поманил ее Секунд. Чувствуя облегчение, но еще не избавившись от страха, Фабиола подошла и встала рядом.
— Идите спать, — велел Секунд. — Я сам присмотрю за ней.
Недовольные ветераны послушались и пошли к выходу, то и дело оглядываясь.
Через минуту Фабиола и Секунд остались в подземном помещении одни.
Фабиола удивленно подняла брови.
— Патер?
— В глазах Митры я Патер — их отец, — пояснил он. — Как большинство главных жрецов, я отвечаю за безопасность храма. — Когда они остались наедине, Секунд стал еще более грозным и суровым. — Ты злоупотребила нашим доверием и вошла сюда без разрешения. Считай, что тебе повезло.
На глаза Фабиолы набежали слезы.
— Я прошу прощения, — тихо сказала она.