Забытый легион, стр. 91
Казалось, целую вечность ничего не происходило.
А потом дикая музыка резко смолкла. Сурена отлично разбирался в людях; он решил, что настало время нанести сокрушительный удар.
Ромул почувствовал, как почва под ногами затряслась. Но разглядеть по-прежнему ничего не удавалось.
А потом он сообразил:
— Катафрактарии!
Старший центурион с недоумением взглянул на Ромула.
— Командир, атакует тяжелая кавалерия!
Бассий обернулся к Сидону.
— Они сейчас разрежут нас! — крикнул он и, выругавшись, скомандовал: — Все, у кого остались копья, — вперед!
Второй центурион одобрительно кивнул. Он успел хорошо разглядеть катафрактариев и понимал, на что они способны.
— Все, у кого есть копья, — в первую шеренгу! Живее!
Бренн протиснулся вперед — ему не терпелось схватиться с врагом. Теперь он уже не сомневался, что за его путешествием следят сами боги. И значит, во всем случившемся, во всем, чем ему пришлось пожертвовать на жизненном пути, был какой-то смысл. А теперь пришла пора биться.
Ромул и Тарквиний, уже метнувшие свои копья, отошли назад.
— Сомкнуться в задних рядах! — командовал Бассий. — Старайтесь поддеть на копья лошадей. Выпускайте им кишки! Выкалывайте их распроклятые глаза. Стягивайте седоков наземь!
— Стоять насмерть! — Сидон взмахнул в воздухе окровавленным гладиусом. — За Рим!
Солдаты ответили ему нестройным криком и поспешно заняли места. Ромул и Тарквиний оказались во втором ряду на несколько шагов позади Бренна. Могучий галл без труда растолкал прочих воинов и стоял сейчас подле двух центурионов.
Земля под ногами тряслась все сильнее. Все громче становился тяжелый грохот. Бассию только-только хватило времени крикнуть: «Щиты поднять! Копья на изготовку!» — как из пыльной мглы появились парфяне. Степные конники выстроились клином и мчались полным галопом. Словно в ответ на приказ Бассия, они опустили копья. Центурионы не успели даже приказать метнуть пилумы. Со всесокрушающей силой тысячный отряд тяжелой кавалерии врубился в шеренгу римлян. Сидона и других, стоявших в первом ряду, отбросило в стороны, многих сразу затоптали кони, а находившихся в следующих рядах конники взяли на копья.
Ромул в ужасе глядел, как этот неодолимый прилив смыл середину когорты и продолжал уничтожать все, что находилось на его пути. Он попытался прорваться к дерущимся, но напор был столь силен, что ему это не удалось. Оставалось смотреть со стороны. Тут и там легионерам удавалось попасть копьями в глаза лошадям. От страшной боли кони кидались в сторону и копытами разбивали головы тем, кто оказывался поблизости. Катафрактарии отчаянно цеплялись за поводья, а разъяренные легионеры стаскивали их с седел. Тут не было места милосердию. Мечи рассекали глотки парфянам, кровь потоками хлестала на песок.
Ему удалось увидеть, как Бренн страшным рывком сдернул с коня закованного в броню всадника и всадил меч ему в лицо. Бассий и еще несколько человек ухитрились ловко подрезать сухожилия полудюжине лошадей и легко покончили с их наездниками. И Тарквинию каким-то образом удалось прорваться сквозь преграду из отброшенных легионеров и оказаться в гуще боя. Ромул уже не раз видел, как его друг пользуется топором в бою, но ему никогда не надоедало любоваться искусством и ловкостью этруска. Худощавый воин проворно подпрыгивал и изгибался, а тяжелое оружие в его руках казалось невесомым. Оба его изогнутых лезвия ярко вспыхивали в лучах низкого солнца и рубили руки и ноги парфянам, а парфяне, оказывавшиеся поблизости, громко кричали, лишаясь рук и ног. Лошади с подрубленными задними ногами падали как подкошенные.
Тарквиний был совершенно необычным прорицателем.
Но в целом парфянская атака оказалась успешной. Катафрактарии проткнули шестой легион насквозь, проделав громадную брешь. Сотни раненых выли, извиваясь в мучениях на раскаленном песке. Повсюду торчали и валялись копья и пилумы, принадлежавшие убитым из числа как защищавшихся, так и нападавших. В той части строя, где находились Ромул и его друзья, все центурионы регулярного войска погибли сразу, и перепуганные солдаты остались без предводителей.
Сокрушительная атака не только сломала строй римлян. Она оказалась последней соломинкой для легионеров, стойкость которых непрерывно подтачивалась с самого утра. Среди них было много ветеранов, изведавших вкус победы во многих странах, в сражениях против всех врагов, каких только могла отыскать республика. Но Красс привел их на встречу с противником, с которым они не могли биться на равных: конные лучники убивали их издалека, а тяжелая кавалерия топтала почти беспрепятственно.
Катафрактарии развернулись на открытом пространстве позади армии. Когда они, взметая песок, вновь устремились на римлян, те встретили их криками ужаса. Врезавшись в не затронутую первой атакой часть шестого легиона, бронированные конники изрубили множество пехотинцев мечами и исчезли в тучах пыли.
Все уцелевшие знали, что они снова вернутся.
Последовала еще одна атака лучников. Сразу после нее катафрактарии налетели на десятый легион, стоявший подле шестого. Этот удар был так же силен, как и первый. Когда конники ускакали, уцелевшие римляне застыли в оцепенении; лишь их головы, словно сами собой, безвольно, безнадежно поворачивались назад.
Скоро, очень скоро армия Красса должна была окончательно утратить присутствие духа и пуститься в бегство.
Глава XXV
ВЕРОЛОМСТВО
Лупанарий, Рим, лето 53 г. до н. э.
Фабиола постучала ноготком по зубам. Она немного сожалела, что пришлось попросить Доцилозу обыскать чужие комнаты. Это было неправильно: еще одно нарушение правил. Проститутки мало что могли назвать своим, и к этому «малому» относились крохотные комнатки, дарованные им Йовиной. Но эту неприятную мысль она тут же отбросила. Слишком уж много злобных слов высказывалось в ее адрес за последнее время. А недавние разговоры в бане чрезвычайно встревожили ее. Вместо того чтобы, как обычно, обсуждать прихоти гостей, сделанные или несделанные ими подарки и то, чьи молитвы услышали на сей раз боги, женщины собирались по двое, по трое и перешептывались. Все почувствовали, что обстановка в публичном доме сделалась напряженной, как никогда.
Фабиола давно уже привыкла к вспышкам зависти, которые возникали всякий раз, когда новый богатый посетитель просил у хозяйки именно ее услуг, называя ее по имени, а на остальных проституток Йовины даже не глядел. Такое случалось довольно часто, и, чтобы не портить отношения с другими женщинами, Фабиола всегда выделяла им какую-то часть из достававшихся ей подарков. Жизнь научила ее, что ничего так не улучшает настроение, как кошелек с сестерциями. Но два дня назад она подслушала через полуоткрытую дверь негромкий разговор и решила, что пора прибегнуть к помощи Доцилозы. В том, что говорилось, звучала настоящая злоба. Впервые за время, прошедшее с тех пор, как ее силой уволокли из дома Гемелла, в сердце Фабиолы проник страх. Совсем незадолго до этого ей удалось узнать, что Ромул, возможно, еще жив, и ее собственная жизнь вновь обрела для нее ценность.
Той же ночью, когда все проститутки были заняты, пожилая прислужница отправилась по их комнатам. Ее появление в личных спальнях ни у кого не могло бы вызвать вопросов. Доцилоза наводила чистоту во всех помещениях Лупанария.
Вскоре выяснилось, что решение Фабиолы обратиться к ней за помощью было вполне оправданным.
— Ты уверена? — спросила девушка.
Доцилоза поморщилась.
— А чем еще это может быть? Крошечный флакон, спрятанный в полу под свободно вынимающейся плиткой. Но я не рискнула взять его, чтобы показать тебе.
— А что, если это просто духи? — Фабиоле ужасно не хотелось признавать то, что уже было очевидным для них обеих.
Собеседница насмешливо фыркнула.
— Я тонкой палочкой добыла несколько капель жидкости, — сообщила она. — И смочила кусок хлеба, который лежал на столе.
Уважение, которое Фабиола всегда питала к Доцилозе, стало еще больше.