Забытый легион, стр. 108

И снова в душе у Фабиолы вспыхнула печаль. Ей вспомнились их с Ромулом детские мечты о том, как они станут бестиариями и будут ловить диких зверей. С тех пор, казалось, прошла целая жизнь.

— Ростовщики гонялись за ним круглосуточно, — добавил Брут. — Ему пришлось даже продать свой авентинский дом.

Боль утихла, на смену ей пришло успокоение. К тому времени, когда впереди показались высокие стены ее нового дома, Фабиола твердо поняла, что Юпитер непостижимым, как это водится у богов, образом продолжает заботиться о ней.

Месть свершилась: Гемелл сделался одним из множества бездомных, наводнявших улицы Рима и выпрашивающих подаяние у тех, кто побогаче. Купец ставил деньги превыше всего на свете, и нынешняя участь была для него страшнее и мучительнее, чем быстрая смерть от ножа, который всадили бы ему под ребра в каком-нибудь глухом закоулке. Что ж, поделом злодею, хотя еще лучше было бы, если бы она могла постучать в дверь нынешнего жилища Гемелла и сообщить, что это она, Фабиола, теперь владеет его обожаемой виллой. Ее радость омрачало лишь то, что Ромул и мать не могут порадоваться вместе с нею. Но они, несомненно, следят за нею с той стороны.

Теперь, став любовницей могущественного патриция, она могла всецело отдаться выяснению личности своего отца. Ключом к разгадке, по доброй воле или не зная того, должен был послужить Брут. Он с готовностью введет ее в самые высшие круги римского общества как равную тем, кто некогда презирал ее. И где-то там должны обнаружиться улики. Возможно, они окажутся совсем близко, на расстоянии вытянутой руки.

На это должно было уйти некоторое время, но Фабиола решила не успокаиваться, пока ее мать не будет отмщена.

Глава XXIX

ПОХОД

Восточнее Селевкии, осень 53 г. до н. э.

Безжизненная равнина уходила в бесконечность. За спинами воинов вздымался пролегший с севера на юг грандиозный горный хребет, снеговые шапки на его вершинах являли собой разительный контраст с лежавшей далеко внизу песчаной пустыней. Путь сквозь бесчисленные узкие ущелья, через бурные реки с обжигающе холодной водой, по тропам, змеящимся по самому краю ужасающих обрывов, занял не одну неделю. Несколько сотен легионеров пропало под обвалами и умерло от горной болезни. На голых склонах трудно было отыскать топливо для костров, случайный горный козел, оказавшийся на расстоянии выстрела из лука, не мог насытить всех. Вяленое мясо, пресный хлеб и сила воли все же помогли уцелевшим пленникам преодолеть ужасные горы.

Да еще тот факт, что любого, кто отказался бы идти дальше, ждала немедленная казнь. Дисциплина в парфянском войске была еще строже, чем в римском.

Тем утром колонна, в которой все еще оставалось около девяти тысяч солдат, бодро шла по извилистой дороге. Выход на ровную землю сам по себе воспринимался воинами как успех. По обеим сторонам их пути лежали невысокие барханы, словно приветствие от следующей пустыни. В совершенно безоблачном небе виднелись лишь извечные его обитатели — стервятники.

Но эта дикая местность казалась далеко не столь устрашающей, как пустыни близ Карр. Эти люди перенесли неимоверные страдания, видели немыслимые ужасы. Сейчас им предстояло всего лишь выдержать очередное испытание. Выжить.

Ромул поправил тряпку, которой повязал голову для защиты от солнца, вытер пот с лица. Как и все остальные, шлем он нес на шесте, перекинутом через плечо. Здесь, где на сотни миль вокруг не было ни одного врага, в нем не было нужды.

Бренн и Тарквиний уверенно шагали рядом с ним. Именно их усилия и способности помогли оставшимся воинам шестого легиона выжить во время перехода через горы. Шкуры волков, добытых Тарквинием, служили одеялами, а Бренн, которому кто-то из стражников дал лук, регулярно добывал то горного барана, то козу.

Парфяне перебили почти всех офицеров, и среди легионеров воцарилось безвластие. Войско не может существовать без командиров, тем более если в нем вдруг соединились солдаты из разных отрядов. Организовать римских пленников оказалось непросто. Как и следовало ожидать, парфянские офицеры, поставленные командовать, постарались свести вместе тех людей, которые и прежде служили в одних подразделениях, но сейчас, через два месяца после выхода из столицы, легионеры начали проявлять строптивость и часто так или иначе уклонялись от выполнения команд.

Многие легионеры стали относиться к Тарквинию как к неофициальному вождю. Он несколько месяцев возился с ранеными, да и о его способности предсказывать будущее уже знали все в войске. То, что этруск понимал парфянский язык, естественно, заставило победителей обратить на него внимание. Тайные знания, которыми он владел, тем более заслуживали уважения. И потому Тарквиния назначили на должность, которой в римском войске соответствовал чин центуриона, он подчинялся офицеру, возглавлявшему одну из вновь сформированных когорт. Хотя гаруспик не принадлежал к регулярному римскому войску, легионерам было приятнее получать приказы от своего соотечественника, нежели от чужака.

Пока что вооружена была лишь та когорта, к которой причислили этруска. Ромул и Бренн не на шутку гордились этим. Но причину такого особого отношения знал только Тарквиний. Воины остальных когорт простодушно радовались тому, что им не нужно тащить на себе еще и оружие. Оно ехало в обозе, который составляла длинная вереница вьючных мулов, нагруженных оружием, провизией и водой.

— Когда же мы доберемся до Маргианы? — спросил Ромул.

— Недель через пять-шесть, — отозвался этруск.

Молодой воин застонал. Ему уже казалось, что они никогда не доберутся до места назначения, находившегося где-то на северо-восточной границе Парфянской империи.

— Хорошо хоть, этим недоносками тоже приходится переться в эту даль. — Бренн указал на воинов, сопровождавших колонну с обеих сторон.

Пленных было в двадцать раз больше, чем охранявших их парфян, но это ничего не значило. Они удалились на северо-восток от Селевкии на тысячу с лишним миль, и тут не было никакого смысла бунтовать, отсюда некуда было идти. Лишь темнокожие местные жители точно знали, где именно в этом безбрежном песчаном море находятся дарующие жизнь колодцы с водой, и римлянам оставалось лишь идти туда, куда их вели. Без воды здесь было совершенно невозможно выжить.

— Почему они не послали катафрактариев охранять нас? — задумчиво проговорил Ромул.

— Вряд ли Рим легко смирится с поражением, — ответил Бренн. — Наверно, Ород держит их при себе на случай нового вторжения.

Тарквиний хохотнул.

— Царь, наверное, этого не знает, но мстить ему никто не собирается. Цезаря, конечно, не обрадовала потеря денежных сундуков, из которых он мог в любой момент зачерпнуть, но сейчас он по уши увяз в других делах. Ну а Помпей только порадовался тому, что Красс исчез с горизонта. Теперь он может сосредоточиться на борьбе с Цезарем.

Ромул вздохнул. Как же мало значили тут перипетии римской политики.

— Но если Рим сделает вид, будто ничего не было, как же мы вернемся домой? — растерянно пробормотал он. — Мы ведь и так уже оказались невесть где, а идем еще дальше, на самый край света.

— Мы вернемся назад сами, своим путем, — шепотом ответил Тарквиний.

Галл не слышал его последних слов.

— Забытый легион — вот кто мы такие! — издевательским тоном прогремел он, указав вперед.

Все взгляды устремились на великана.

Пакор, парфянский офицер, которому поручили возглавить войско из пленных римлян, поступил дальновидно, выпросив для себя одного из трофейных орлов, захваченных при Каррах. Остальные украшали дворец Орода, ну а этот постоянно находился в голове колонны.

Бренн, хорошо понимавший значение металлической птицы, снова указал на нее пальцем. Для нового войска парфянской армии наличие штандарта было жизненно важным фактором, для солдат же он сделался самым ценным из всего, что у них осталось. И множество глоток ответило на крик Бренна горделивым восклицанием. После Карр эти люди имели мало причин для радости — до нынешнего дня.