Образование Маленького Дерева, стр. 17
В Теснинах по обе стороны тропы горы поднимались почти отвесно, и места было так мало, что двигаться можно было только по тропе, у самого берега ручья. Мы с Малышом Блю уже проделали, может быть, полдороги по Теснинам, как вдруг снизу, из ущелья, донесся сильный шум.
Бабушка выпустила всех собак, и они с лаем и визгом бежали по тропе. Что-то случилось. Я остановился, Малыш Блю тоже. Собаки приближались, повернули в Теснины, к нам. Малыш Блю поднял уши и хвост и стал принюхиваться. Шерсть вздыбилась у него на загривке, и он вышел вперед. Он шел особой, пружинящей походкой. Теперь-то, что говорить, я оценил старину Малыша Блю по достоинству и был рад, что он со мной.
Наконец они явились. Они возникли — внезапно — у изгиба тропы, остановились и посмотрели на меня. Они казались целой армией, хотя, если теперь подумать, скорее всего, их было от силы четверо. Все они были, как мне показалось, огромнейшего роста, и на рубашках у них сверкали жетоны. Они остановились как вкопанные, уставившись на меня так, будто в жизни не видели ничего подобного. Я тоже стоял и смотрел на них. У меня страшно пересохло во рту, колени дрожали.
— Провалиться мне на этом месте! — воскликнул один. — Это же ребенок!
— Индейский ребенок! — отозвался другой.
Учитывая, что я был в мокасинах, штанах и рубашке из оленьей кожи, с длинными черными волосами — трудно себе представить, за кого еще меня можно было принять! Один из них спросил:
— Что это у тебя в мешке, мальчик?
Другой воскликнул:
— Берегись собаки!
Малыш Блю приближался к ним. Очень медленно. Он глухо рычал и скалил зубы. Малыш Блю не собирался шутить шуток.
Они тронулись с места и стали с опаской приближаться ко мне. Я понял, что мне их никак не обойти. Если я прыгну в ручей, они меня поймают, если побегу по тропе назад, то выведу их к винокурне. Это положит конец нашему с дедушкой делу, — а ответственность лежит как на дедушке, так и на мне: мы должны спасти винокурню. И я побежал вверх по крутому откосу горы.
Есть один способ бежать вверх по горе; если вам когда-нибудь придется бежать вверх по горе… надеюсь, что не придется! Дедушка мне показал, как это делают чероки. Бежать нужно не прямо вверх, поперек откоса, а вдоль, все время чуть забирая кверху. На бегу ноги почти не касаются земли, и это потому, что наступать нужно на корни и стволы деревьев и кустарника, что дает ноге хорошую опору, и вы никогда не споткнетесь. Таким образом можно продвигаться довольно быстро. Что я и делал.
Вместо того, чтобы побежать, поднимаясь по откосу, прочь от преследователей, что привело бы меня обратно, в глубь Теснин, я побежал в сторону ущелья — прямо к ним!
То есть пробежал над самыми их головами. Они бросились меня догонять, продираясь через заросли кустарника у тропы, и один чуть было не схватил меня за ногу, когда я оказался у него над головой. Он дотянулся до ветки, на которую я наступил, и был так близко, что я был уже уверен, что сейчас он прикончит меня на месте. Но Малыш Блю укусил его за ногу. Он взвыл и скатился вниз, на головы тем, кто был позади него, а я побежал дальше.
Я слышал Малыша Блю: он рычал и сражался. Наверное, его сбили с ног или пнули под дых, потому что я услышал, как он задохнулся ж взвизгнул от боли, — но тут же вернулся в бой. Все это время я старался бежать как можно быстрее… что было не особенно быстро, потому что мне мешали кувшины.
Я слышал, как позади меня люди карабкаются по горе, но в этот момент в бой вступили остальные собаки. Я ясно различал рычанье и вой старого Рипита и старой Мод. Все вместе, сливаясь с криками и бранью людей, звучало довольно жутко. Потом дедушка говорил, что с той стороны горы ему все было слышно, словно он стоял рядом, и гвалт поднялся такой, будто в Теснинах разразилась целая война.
Я бежал, сколько хватило сил. Через какое-то время мне пришлось остановиться. Мне казалось, я вот-вот разорвусь на части, но я простоял не очень долго. Я пошел шагом и шел до тех пор, пока не оказался на самой вершине горы. Под конец мне пришлось тащить кувшины волоком — до того я изнемог от усталости.
Я все еще слышал собак и людей. Они отступали по Теснинам, потом по ущелью. В воздухе стоял непрерывный пронзительный вой вперемежку с криками и бранью, будто огромный шар звука катился вниз по тропе, дальше и дальше, пока не закатился так далеко, что я больше ничего не слышал.
Хотя я не мог стоять на ногах от усталости, я был рад, потому что они не подошли и близко к винокурне, и я знал, что дедушка будет доволен. От слабости у меня подгибались колени. Я лег на мягкие листья и уснул.
Когда я проснулся, уже стемнело. Луна, почти полная, поднялась над горами и разлила свет в ущелье — далеко подо мной. Тут я услышал собак. Я понял, что дедушка послал их меня искать, потому что они лаяли не так, как когда шли по лисьему следу; их голоса звучали немного жалобно — будто они просили меня отозваться.
Они отыскали мой след, потому что свернули с тропы и стали забирать вверх по горе. Я свистнул и услышал, как они залаяли в ответ. Через минуту они обступили меня со всех сторон, лизали мне лицо и прыгали на плечи. Пришел даже старый Рингер; а ведь он был почти слепой.
Мы с собаками спустились с горы. Старая Мод не выдержала и с лаем и визгом бросилась вперед, чтобы рассказать дедушке и бабушке, что я нашелся. Нацеливаясь, как я понимаю, приписать себе всю заслугу, хотя и ни дьявола не чует носом.
Спустившись в ущелье, я увидел бабушку. Она вышла на тропу с зажженной лампой — которая сияла в ее руках, как путеводная звезда, указывающая мне дорогу к дому. Рядом с ней был дедушка.
Они не пошли навстречу, просто стояли на тропе и смотрели, как мы с собаками приближаемся. Я был счастлив. Мои кувшины были по-прежнему при мне, ни один не разбился.
Бабушка поставила лампу на землю и стала на колени, чтобы меня встретить. Она схватила меня так крепко, что я чуть не выронил кувшины. Дедушка сказал, что понесет кувшины остаток дороги.
Дедушка сказал, что и сам лучше не справился бы, хоть ему и семьдесят с лишним лет. Он сказал, что, скорее всего, я стану лучшим мастером в горах.
Дедушка сказал, очень даже может оказаться, что я превзойду его в ремесле. Я понимал, что это как нельзя мало похоже на правду, но был горд, что он это сказал.
Бабушка ничего не сказала. Остаток дороги до дома она несла меня на руках. Но я дошел бы и сам… скорее всего, дошел бы.
Торговля с христианином
На следующее утро все собаки еще скакали от возбуждения и расхаживали особенной, пружинящей походкой — от гордости. Они знали, что сослужили службу и принесли пользу. Я был тоже горд… но не задавался, потому что понимал: таковы будни ремесла.
Старый Рингер пропал. Мы с дедушкой свистели, кричали и звали, но он не пришел. Мы обыскали всю лужайку вокруг дома, но его нигде не было. Мы взяли собак и пошли его искать. Мы искали в ущелье и в Теснинах, но не нашли даже следа. Дедушка сказал, что лучше всего будет подняться по моим следам по откосу горы, откуда я спустился вчерашней ночью. Мы так и сделали. Сначала обыскали заросли кустарника, потом стали продвигаться вверх по горе. Его нашли Малыш Блю и Крошка Ред.
Рингер наткнулся на дерево. Наверное, это было последнее дерево, на которое он наткнулся, потому что дедушка сказал, что, очень похоже, он много раз натыкался на деревья, или, может быть, его побили палкой. Он лежал на боку, и голова у него была вся в крови. Язык был прикушен между зубами. Он был жив. Дедушка взял его на руки, и мы понесли его с горы. Мы остановились на берегу ручья, смыли кровь с его лица, разжали зубы и высвободили язык. На лице у старого Рингера были седые шерстинки, и я понял, что он очень стар, и совсем не по силам ему было скакать по горам и меня разыскивать. Мы посидели с ним на берегу ручья. Через некоторое время он открыл глаза. Они были мутны от старости. Он едва видел.