Бумага Мэтлока, стр. 17

— Я вас снова не понимаю, доктор.

— Так-то вы готовите домашнее задание! Ведь Лумумба-Холл идет в вашем списке первым номером.

— Виноват. Вы мне утром позвоните?

— Позвоню.

— Я буду называть вас Джим, если вы будете называть меня Джейсон.

— Согласен, только без поцелуев.

— О'кей. Потренируйтесь здесь некоторое время. Я с удовольствием сыграю с вами, когда мы закончим это дело.

— Договорились.

Гринберг вышел. Он взглянул направо и налево. В узком коридоре никого не было. Никто не видел, как он входил и уходил. За стенами слышались глухие непрерывные удары мяча. Все корты были заняты. Сворачивая в главный коридор, Гринберг подивился, почему это в спортивном корпусе Карлайлского университета сейчас так многолюдно. Ведь одиннадцать часов утра — это время занятий.

Он услышал какой-то новый звук, не похожий на удар мяча о дерево, и быстро обернулся.

Никого.

Выйдя в главный вестибюль, он снова обернулся. Никого. Он быстро покинул помещение.

Между тем странный звук — это был звук с трудом открываемой задвижки — прекратился, дверь соседнего корта распахнулась, и в узкий коридор вышел человек. Он, как и Гринберг, посмотрел направо и налево, но обнаружив, что в коридоре никого нет, не обрадовался, а явно забеспокоился. Упрямая задвижка помешала ему увидеть того, кто встречался с Джеймсом Мэтлоком.

Вместо этого он увидел вышедшего в коридор Мэтлока, испуганно поднес к лицу полотенце и, закашлявшись, быстро пошел прочь.

Но все же недостаточно быстро. Мэтлок узнал его.

Это был полицейский, который приезжал к нему по вызову в четыре часа утра.

Полицейский, который назвал его доктором. Человек в форме, решительно утверждавший, что все неприятности в университете происходят от «этих длинноволосых и ниггеров».

Мэтлок пристально поглядел вслед удаляющейся фигуре.

Глава 9

Если подойти достаточно близко или если солнце светит под определенным углом, то над большими, как в соборе, дверями можно различить полустертые буквы греческого алфавита: «альфа», «дельта», «фи». Этим выпуклым буквам было уже много десятилетий, и ни пескоструйкой, ни стараниями студентов не удалось стереть их до конца. Дом студенческого братства Альфа-Дельта-Фи постигла та же судьба, что и другие подобные здания в Карлайле. Он был продан черным со всеми потрохами, включая дырявую крышу и невыгодную страховку.

Черные привели дом в порядок, насколько позволяло его плачевное состояние. Они полностью его отремонтировали внутри и снаружи. И всюду, где было возможно, стерли и уничтожили все, что напоминало о бывших владельцах. Вместо поблекших фотографий досточтимых выпускников появились яркие, как театральные афиши; портреты новых революционеров — африканцев, латиноамериканцев, «черных пантер». В старых залах висели новые заповеди, кричащие плакаты, выполненные адептами психоделического искусства [11]: «Смерть свиньям!», «Вперед на белых!», «Малькольм жив!», «Лумумба — черный Христос!».

Между этими плакатами были развешаны произведения примитивного африканского искусства: маски плодородия, копья, щиты, выкрашенные в красный цвет шкуры животных, сморщенные головы с волосами, явно принадлежащие белым. Лумумба-Холл никто не хотел обманывать. Он источал гнев. Он источал злобу.

Не успел Мэтлок взяться за тяжелый бронзовый молоток, висевший возле гротескной металлической маски, как большая дверь открылась и навстречу ему вышел улыбающийся студент.

— Я был уверен, что вы придете! Это будет настоящий кайф!

— Спасибо, Джонни. Как же можно такое пропустить. — Мэтлок вошел, и его поразило множество зажженных свечей в холле и прилегающих комнатах. — Точно бдение у гроба. А где же сам гроб?

— Это потом. Подождите, сами увидите!

К ним подошел черный студент, в котором Мэтлок узнал Адама Уильямса — одного из университетских экстремистов. Длинные волосы Уильямса были подстрижены на африканский манер и правильным полукругом обрамляли голову. Мэтлок подумал, что, если бы они встретились в вельде, он принял бы Уильямса за вождя племени.

— Здравствуйте, — сказал Уильямс, широко улыбаясь. — Добро пожаловать к истокам революции.

— Большое спасибо. — Они обменялись рукопожатиями. — Правда, впечатление не столько революционное, сколько похоронное. Я даже спросил у Джонни, где гроб.

— О Боже! — захохотал Уильямс. — Значит, мы все делаем неправильно. Это же день ликования. Немного мрачного, пожалуй, но все же ликования.

— Я не совсем понимаю, — улыбнулся Мэтлок.

— Мальчишка из племени достигает рубежа, за которым для него начинается активная жизнь взрослого мужчины. Значит, это повод для радости. Никаких гробов, никаких рыданий и траурных покрывал.

— Правильно! Правильно, Адам! — подхватил Джонни.

— Брат, почему бы тебе не принести доктору Мэтлоку что-нибудь выпить? — Адам повернулся к Мэтлоку. — До окончания церемонии мы будем пить только пунш «Суахили». Не возражаете?

— Нет, конечно.

Джонни исчез в толпе.

— Прекрасно, — улыбнулся Адам. — Это легкий напиток из рома, лимонада и клюквенного сока. Очень вкусный... Спасибо, что пришли.

— Для меня ваше приглашение было неожиданностью. Я полагал, что это очень закрытое мероприятие — только для своих, из одного племени... Ох, простите!.. Я не хотел вас обидеть...

— А вы и не обидели, — рассмеялся Уильямс. — Я же сам употребил это слово. Хорошо чувствовать себя племенем. Хорошо для братьев.

— Да, вероятно, племя — это...

— Коллектив, общественная группа, способная защитить себя. Имеющая свое лицо.

— Ну, если такова цель — конструктивная цель, — то я ее одобряю.

— Именно такова. Ведь там, в буше, племена не всегда воюют друг с другом. И занимаются не только воровством, грабежом и похищением женщин. Это из дешевых голливудских фильмов. Они торгуют, вместе охотятся, вместе обрабатывают землю и сосуществуют лучше, чем народы и политические группы!

— Хорошо, профессор, — в свою очередь рассмеялся Мэтлок. — Я все это запишу после лекции.

— Извините. Такая уж у меня привычка.

— Привычка или профессия?

— Время покажет... Но мне хотелось бы, чтобы одно было ясно. В вашем одобрении мы не нуждаемся.

Вернулся Джонни со стаканом пунша для Мэтлока.

— Мистер Мэтлок, а брат Дэвис, то есть Билл Дэвис, говорит, что вы грозились его завалить, а потом на промежуточных вдруг взяли и поставили ему зачет с отличием!

— Брат Дэвис наконец решил взяться за ум и немножко поработать. — Мэтлок взглянул на Адама Уильямса. — Против такого рода одобрения вы не возражаете? Нет?

Уильямс улыбнулся и положил руку на локоть Мэтлоку.

— Нет, сэр, бвана... В этой сфере вы управитель копей царя Соломона. Брат Дэвис здесь для того, чтобы работать не покладая рук и реализовать заложенные в нем возможности. Здесь я не спорю. Делайте с братом что хотите.

— А вы человек страшноватый, — беспечно заметил Мэтлок, хотя ему стало не по себе.

— Ничего подобного. Просто прагматик... Мне нужно проследить за последними приготовлениями. Мы еще увидимся. — Уильямс окликнул проходившего мимо студента, и они начали пробираться сквозь толпу к лестнице.

— Пойдемте, мистер Мэтлок. Посмотрите, какие у нас тут перемены. — И Джонни повел Мэтлока в зал, который раньше был главным залом братства Альфа-Дельта-Фи.

В море темных лиц Мэтлок уловил всего несколько настороженных, враждебных взглядов. Наверное, в другом месте университетского городка он услышал бы больше приветственных возгласов, но в целом встретили его вполне нормально. Мелькнула мысль: а что, если бы братья знали, зачем он пришел, — как бы на него набросились все обитатели Лумумба-Холла! Он ведь здесь единственный белый.

Перемены в зале произошли радикальные. Не было больше широких панелей темного дерева, тяжелых дубовых скамей под огромными, точно в соборе, окнами и массивной мебели с темно-красной кожаной обивкой. Все преобразилось до неузнаваемости. Исчезли стрельчатые окна — их спрямили и превратили в прямоугольные. На потолке образовывали орнамент тысячи блестящих тростинок, сходившихся к центру, где из большого отверстия — фута три в диаметре, — закрытого толстым неровным стеклом, лился желтовато-белесый свет. Мебели как таковой не было. Куски толстых бревен на невысоких ножках, по-видимому, заменяли столы. Вместо стульев вдоль стен лежало множество ярких подушек.