Близнецы-соперники, стр. 76
Человек, сидящий сзади в первом ряду экономического класса, едва не вскочил со своего кресла, обомлев от неожиданности.
– Черт подери! – пробормотал он.
Глава 27
Эндрю, прищурившись, вгляделся в выхваченный тусклым светом фар дорожный знак. Уже рассвело, но клочья тумана еще стелились по земле.
«МИЛАН – 5 км»
Он гнал всю ночь, взяв напрокат самый быстроходный автомобиль, какой мог найти в Риме. Ночная поездка резко повышала его шансы уйти от возможной погони. Преследователя выдадут фары на длинных участках неосвещенного шоссе.
Однако он и не думал о погоне. В Рок-Крик-парке Грин сказал, что он, Эндрю, под колпаком. Но если бы Генеральная инспекция за ним охотилась, его могли бы сцапать еще в аэропорту. Ведь в Пентагоне точно знали, где он находится: телеграмма из министерства вернула его из Сайгона домой.
Значит, приказа о его аресте еще нет. Сомневаться, однако, в том, что в ближайшие дни, а то и часы такой приказ будет подписан, не приходилось – конечно, будет! Но он как-никак сын Виктора Фонтина. И в Пентагоне не станут торопиться. Армейское начальство поостережется бросать обвинения члену семейства Рокфеллера, или Кеннеди, или, если уж на то пошло, Фонтина. Пентагон будет настаивать, чтобы офицеры «Зоркого корпуса» были доставлены в Вашингтон для дачи показаний. В Пентагоне не любят рисковать или надеяться на волю случая.
А это означает, что у него есть время. Ибо к тому моменту, когда армейские чиновники решат действовать, он уже будет высоко в Альпах разыскивать этот чертов ларец, который сегодня способен изменить мир самым немыслимым образом.
Эндрю нажал на газ. Ему бы надо поспать. Профессионал знал, когда телу требуется отдых, а глазам – сон. Он найдет маленький отельчик или пансионатик и завалится спать на весь день. А вечером отправится на север, в Кампо-ди-Фьори, и отыщет эту картину на стене. Первый ключ к тайне ларца, спрятанного в горах.
Он миновал полуразвалившиеся каменные ворота и, не снижая скорости, проехал несколько миль. Эндрю пропустил вперед две машины, внимательно приглядываясь к водителям: он их не интересовал. Затем развернулся и еще раз проехал мимо ворот в имение. Трудно сказать, были ли там приняты какие-то меры безопасности: есть ли сигнальные устройства или сторожевые собаки. Он разглядел лишь извилистую мощеную дорогу, убегающую в лес.
Шум автомобиля, едущего по этой дороге, уже будет сигналом тревоги. Он не мог рисковать: у него не было намерения возвещать о своем прибытии в Кампо-ди-Фьори. Он притормозил и свернул в придорожный лес, отъехав как можно дальше от шоссе.
Через пять минут Эндрю подошел к воротам. По привычке он проверил, нет ли здесь колючей проволоки и электронного глазка. Нет. Он вошел в ворота и двинулся по дороге, окаймленной с двух сторон густым лесом.
Он шел по обочине, укрытый зарослями, пока не увидел дом. Точно такой, каким его описывал отец: мертвое, заброшенное здание.
Окна темные, снаружи свет нигде не горел. Хотя фонари не помешали бы. Дом прятался в тени. Старику, жившему здесь в одиночестве, освещение, конечно, требуется. Старики не доверяют зрению. Или священник уже умер?
И вдруг, словно из пустоты, до его слуха донесся голос – высокий, жалобный. Потом шаги. Шаги послышались из-за северного крыла дома, с дороги, которая огибала дом справа. Эта дорога, как он помнил со слов отца, ведет к конюшне. Фонтин припал к земле, укрылся в траве и замер. Чуть приподняв голову, он стал ждать.
Показался старик священник. На нем была черная сутана. Он нес плетеную корзину. Говорил oн громко, но Эндрю не мог разглядеть его собеседника. И не мог разобрать слов. Потом монах остановился, обернулся и снова заговорил.
Ему ответили. Быстро, повелительно, на языке, который Фонтин не сразу узнал. Потом он увидел собеседника монаха и тотчас оценил как соперника. Массивное туловище, широкие, тяжелые плечи. Верблюжьей шерсти пиджак и брюки от лучшего портного. Последние лучи заходящего солнца осветили обоих. Солнце било им в спину, но он смог разглядеть лица.
Эндрю сосредоточил свое внимание на молодом могучем человеке, который шагал за священником. Крупное лицо, широко расставленные глаза под светлыми бровями и загорелым лбом и короткие выцветшие на солнце волосы. Немного за сорок, не больше. И походка: так ходит человек сильный, уверенный в себе, который мог двигаться очень проворно, но не хотел, чтобы об этом знали окружающие. У Фонтина в подчинении были именно такие люди.
Старик священник направился к мраморным ступенькам и переложил корзину из правой руки в левую: правой он подобрал полы сутаны. Поднявшись на верхнюю ступеньку, он обернулся к своему спутнику. Теперь он говорил спокойнее, словно смирившись с присутствием мирянина или его приказаниями. Он говорил медленно, и на сей раз Фонтин без труда понял, на каком языке они изъяснялись. На греческом.
Слушая священника, он пришел к еще одному не менее очевидному выводу. Этот могучего сложения человек – Теодор Аннаксас Дакакос. Бык, прущий напролом.
Священник пересек мраморное крыльцо и подошел к дубовым дверям. Дакакос не отставал. Оба вошли внутрь.
Фонтин несколько минут неподвижно пролежал в траве близ круглой площадки перед домом. Надо все обдумать. Что привело Дакакоса в Кампо-ди-Фьори? Что ему здесь нужно?
На все эти вопросы мог быть единственный ответ. Дакакос, действующий в одиночку, представляет здесь невидимую власть. Разговор, свидетелем которого он только что стал, не был разговором незнакомцев.
Теперь надо выяснить, прибыл Дакакос в Кампо-ди-Фьори один или нет. Привез ли он с собой телохранителей, свою «огневую мощь». Но в доме никого нет, свет не зажжен, окна темны, не доносится ни звука. Остается конюшня.
Эндрю стал отползать по траве прочь, пока дом не скрылся из виду. Он встал за кустарником и достал из кармана «беретту». Взобрался на насыпь, огораживающую круглую площадку перед домом, и на глаз оценил расстояние до конюшни. Если люди Дакакоса в конюшне, взять их ничего не стоит. Даже без стрельбы – а это самое главное. Оружие будет лишь средством достижения цели: они сдадутся, как только он им пригрозит.
Пригнувшись, Фонтин побежал к конюшне. Вечерний ветерок клонил травы и шуршал в листве. Профессиональный солдат, он старался не производить дополнительного шума. Скоро он увидел крышу конюшни и неслышно сбежал по косогору к аллее.
Перед дверью конюшни стоял длинный серый «Мазерати». Шины перепачканы грязью. Ни звука, никаких признаков жизни – только тихий шорох веток и листьев. Эндрю опустился на колени, взял пригоршню грязи и бросил в окно конюшни.
Никого. Фонтин проделал то же самое еще раз, примешав к грязи маленький камешек. Стекло звякнуло довольно громко. Этого не могли не заметить.
По-прежнему тихо. Никого.
Эндрю осторожно вышел на аллею и направился к автомобилю. Прежде чем подойти к нему поближе, он остановился. Земля была твердая, но еще влажная от недавно прошедшего дождя.
«Мазерати» стоял капотом к северу. У правой дверцы следов не было. Он обошел машину кругом. Отчетливые следы виднелись около дверцы водителя. Дакакос приехал один.
Теперь нельзя терять ни минуты. Надо снять картину со стены и отправиться в неблизкую поездку в Шамполюк. Есть некая тонкая ирония в том, что он встретится с Дакакосом в Кампо-ди-Фьори. Жизнь доносчика оборвется там, где родилась его мания. «Зоркий корпус» не остается в долгу!
…Теперь он увидел, что в доме зажгли свет – но только в окнах слева от входа. Эндрю прижимался к стене, пригибаясь под окнами, и наконец добрался до того, которое было освещено ярче других. Он приблизил лицо к раме и быстро заглянул внутрь.
Это была огромная комната. Кушетки по углам, кресла, камин. Горели две лампы – одна у дальней кушетки, вторая чуть ближе, справа от кресла. Дакакос стоял у камина и что-то говорил, жестикулируя. Священник сидел в кресле. Над высокой спинкой виднелся его затылок. Голоса звучали приглушенно: о чем говорили, было непонятно. Эндрю не мог определить, вооружен ли грек; надо думать, что да.