На что похожа любовь?, стр. 18

– Хотя, знаешь ли, с тех пор, как я познакомился с тобой, меня можно считать полноправным душевнобольным, – пробубнил Данька мне в макушку, – хоть в клинику сдавай.

– Кстати, о клинике, – вспомнила я, – мне в понедельник к зубному после уроков. Не хочешь со мной сходить? Поддержать?

Данька молчал. Я подняла голову. Он скорчил комичную рожицу.

– Не очень люблю врачей, – признался он, – к тому же зубных. Этот звук бормашины… И вопли того, кого ею пытают.

– Ну орать меня он не заставит, если я буду знать, что ты за дверью.

– Не знаю, – протянул Данька, – а вдруг твоя врачиха поймёт, что я злостный прогульщик и на меня объявлена охота в стоматологическом Интерполе и награда тому, кто меня поймает, усадит в кресло и обнаружит пять тысяч дырок?

– У тебя всего тридцать два зуба! – засмеялась я.

– И в пяти зубах по тысяче дырок, – мрачно ответил он.

– Ну как знаешь, – вздохнула я, – это, кстати, не она, а он.

– Тем более! Мерзкий вредный старикашка-стоматолог – не предел моих мечтаний.

– Он вовсе не мерзкий и не вредный! – возмутилась я. – Молодой совсем, недавно мед закончил! Он очень бережно работает. Всё время спрашивает: «Больно? Нет? Ну немножечко потерпите!»

– Да? – нехорошим тоном переспросил Данька.

– Конечно. И шутит, чтобы меня развлечь!

– Ах, шутит. И хорош собой?

– Очень. Ему так идёт белый халат. Он похож на того актёра из сериала «Интерны»… как же его?

– Не помню, – мрачно сказал Данька, – а на сколько ты записана?

– Без пятнадцати час.

– Ты так рано заканчиваешь? Или отпросилась ради своего любимого интерна?

– Отпросилась, но не ради интерна! Просто у нас окно в середине дня, а потом две алгебры. Но математичка – на курсах повышения квалификации, так что имею право полечить свои дырявые зубки. А что, ты решил прийти, посмотреть на моего интерна?

– Ни один в мире интерн не дождётся, чтобы я доверил ему свою девушку без надзора.

«Свою девушку», – вихрем пронеслось у меня в голове.

– Да ладно, – сказала я небрежно, – разве ты мне не доверяешь?

– Я ему не доверяю. Шутит с чужими девушками. Пусть только попробует завтра. Вгоню ему его бормашину в затылок.

– Перестань, он хороший, – засмеялась я и снова прижалась к своему парню. Своему.

А про себя подумала: «Наверное, я счастлива».

Утром я в этом уверилась. В том, что я быласчастлива, когда мы подпрыгивали по неровной дороге в маршрутке, а Данька тихо дышал мне в волосы. Прежде всего потому, что не знала, что ждёт меня впереди. Глава 15

Конвертик

У меня такой телефон… Старого образца. У Даньки, например, крутой – с сенсорным экраном. А у меня старая раскладушка. Но у неё есть одно свойство. Экран есть не только внутри, но и на закрытой крышке. И на него выводится, кто звонит и пришла ли эсэмэска. Информация выводится и гаснет в течение пары секунд. А если по телефону постучать пальцем, то он прогудит и покажет, есть ли эсэмэска? Покажет конвертик.

Именно этот конвертик заставил меня летом шерстить в Интернете сайты магазинов, торгующих телефонами устаревших моделей, когда мой собственный телефон свистнули цыганки в троллейбусе. И вроде не приставали, типа, «дай погадаю», просто мимо прошли, паршивки…

В общем, если я к чему и испытывала нежную страсть до Даньки, так это к своему телефону, который показывает конвертик, стоит по нему только постучать. А как начался наш роман, моя страсть к телефону усилилась в миллион раз. Ведь все конвертики – от Даньки (кроме рекламных, но они приходят раз в неделю и не мешают мне радоваться жизни). А я очень радовалась, когда утром прозвонит будильник и ты в полусне нащупаешь его под кроватью, достанешь – а там заветный конвертик… Нет, Данька, конечно, не вставал раньше меня, наоборот, он ложился гораздо позже, чем я уходила из «Контакта» (Я ревновала! Но что поделаешь?!).

И перед сном посылал мне эсэмэску. На утро. Что-то вроде «Доброе утро, малыш!». Или «Что сегодня снилось моей девушке?». Один раз я обнаружила «Помню вкус твоих губ», и это меня разбудило получше всякого будильника. На йогу я в тот день даже приехала раньше нужного (хотя занятия начинаются в шесть, и до центра йоги мне десять остановок на метро с одной пересадкой). Но занималась, признаться, очень рассеянно…

Утром в понедельник я проснулась до звонка будильника. Нашарила под кроватью телефон, чтобы понять – можно ещё полежать и погрезить о Даньке или надо подскакивать и собираться в школу?

Конвертик.

Я устроилась в кровати поудобнее и улыбнулась. Открыла телефон. Номер был незнакомый. Сообщение следующее: «Нам надо встретиться. Это касается Даниила. Регина».

Я перечла сообщение три раза. Что это? Кто такая Регина?

Может, переслать Даньке? И спросить, что бы это значило.

Или… не стоит? Может, это его бывшая девушка? Разузнала мой номер и хочет встретиться, наговорить мне гадостей. Ну нет. Не дождётся.

Я собралась в школу. Уже в классе я обнаружила в сумке учебник по-английскому, хотя английский у нас по средам, а не по понедельникам, и почему-то – пульт от телика. Удивилась и – забыла об этом. Целый день я «плавала» на уроках, пытаясь стряхнуть с себя мысли о Регине.

В конце концов я поняла, что лучший способ о ней забыть – это увидеться с Данькой. Нет, конечно, не рассказать ему о ней. Просто быть с ним рядом, держать его за руку и не думать ни о Регине, и о бормашине, которая поджидает меня и весь мой кариес.

Никогда в жизни я не мечтала на уроках поскорее попасть к зубному врачу.

Глава 16

Почему вы плачете?

– Вы готовы? – нервно спросил мой врач.

Он стоял у дверей кабинета, в повязке и с мольбой смотрел на меня.

– Ещё немного, – попросила я, взглянув на входную дверь.

Он тоже посмотрел на дверь. Но от наших взглядов она, конечно, не открылась.

– Дело в том, – начал он, – что у меня в два смена закончится. Придёт мой коллега. И мне надо сменить жену с…

Он не закончил. Посмотрел на часы над дверью кабинета, они показывали пятнадцать минут второго.

– Одну минуту, пожалуйста, – сказала я, не отрывая глаз от двери.

Врач вздохнул. Скрестил руки на груди, подпёр дверной косяк. Я заметила, что джинсы у него на коленях вытянулись, а от сандалии оторвался ремешок и болтается. Странно, раньше он так заботился о своей внешности. Дверь открылась.

– Ну вот, – вырвалось у меня, но в отделение зашёл незнакомый низкорослый дядька.

– Привет, – сказал мой врач, – ты чего так рано?

– Половина второго! – буркнул тот в ответ и добавил, указывая на часы над входом в кабинет: – Эти опаздывают! Я уже сто раз просил батарейку сменить, но куда там, у них дела и поважнее находятся.

– Половина второго! – с ужасом повторил мой врач.

– Иду, – сдалась я.

Я вошла в кабинет. От запаха лекарств и дезинфекции у меня во рту сразу образовалась противная горечь.

– Поскорее! – взмолился врач, убирая с кресла салфетку от предыдущего посетителя.

Салфетка была в странных бурых и зелёных пятнах, и я постаралась не думать об их происхождении. Уселась в длинное кожаное кресло, вытянув ноги, и зажмурилась от яркого света.

– Ну, что тут у нас? – торопливо сказал врач, и я открыла глаза.

Обычно я жутко смущаюсь, что мне приходится так близко находиться от лица симпатичного молодого человека, и, хотя я при этом смотрю на потолок, а он – мне в рот, мне кажется, что смущение передаётся и ему. По крайней мере, когда он спрашивает меня о чём-то «романтичном» вроде: «А давайте нервик удалим? Чего он будет нас беспокоить?», и мы сталкиваемся вглядами, то я вижу – он смущён.

Сегодня, когда он склонился надо мной и приблизил своё лицо к моему, я думала только о том, что это поза до смешного похожа на Данькину тогда, в кафе у озера. До такого смешного, что хочется плакать.