Скажи смерти «нет!», стр. 32

— Да.

Некоторое время Барт глядел в пустоту. Потом резко обернулся к Дорин.

— Но теперь уж недолго. Мы все будем выполнять, пока она не поправится. И до чего ж я рад буду с этим Пайн Риджем распрощаться наконец!

— Я тоже. Я ведь по ней очень скучаю. Знаешь, мы с ней никогда не разлучались, кроме того времени, что я была в армии. Да и тогда мы тоже часто виделись. А когда меня перевели сюда из Виктории, она только месяц там пробыла без меня. Тетушка ни за что не хотела, чтоб она сюда ехала, но мы страшно скучали друг без друга, особенно после того, как отец был убит.

— Да, вам туго пришлось.

— Иногда я думаю, что мне не следовало ее сюда звать, но она сама так хотела, и хотя тетка хорошо за ней ухаживала, она там никогда не была счастлива.

— Если б она не приехала, я бы никогда ее не встретил.

Дорин промолчала, и Барт понял, что она осуждает их и считает, что для них всех лучше было бы, если бы они никогда не встречались.

— Ты была для Джэн замечательной сестрой, Дорин, — попытался он отвлечь ее от этих мыслей.

Дорин покачала головой.

— Я не должна была допускать, чтобы так случилось, Я виню в этом себя. Надо было ее еще в прошлом году на рентген послать. Конечно, ее врач говорил, что все хорошо, но мне-то нужно было и свою голову иметь.

Она стояла у двери, положив руку на щеколду. Барт обнял ее за плечи.

— Меня это тоже касается, и в будущем мы будем сами думать.

Он нагнулся и легонько чмокнул ее в щеку.

— Я позвоню тебе в начале следующей недели, договоримся и поужинаем вместе как-нибудь вечером и, может, сходим куда-нибудь. Для разнообразия полезно и в разгул пуститься.

Дорин улыбнулась. Совсем как Джэн. Он прошел через вестибюль, в душе его еще теплился огонек ее улыбки. Чертовски славная девушка Дорин! Им с Джэн повезло, что у них есть Дорин.

Глава 22

Туман продержался две недели, а в день, когда у Джэн был рентген, с утра ударил морозец; иней белел на барьерах веранды, дыхание клубилось в ясном воздухе. На деревьях сверкала влага, и голые сучья вязов четко вырисовывались на фоне светлого неба. Какая-то птаха уселась на тоненький-тоненький сучок, который так и затрепыхался под ее тяжестью. В такие дни хочется жить. Они там могут говорить что угодно о том, как полезен туман для здоровья, но когда он заволакивает долину, и дом, и все вокруг, и так день за днем, неделя за неделей, то устаешь от этой проникающей всюду мутной серости, от холодной сырости, покрывающей все вокруг. А сейчас солнце, выйдя из-за гряды облаков, залило светом весь мир.

Миссис Карлтон повернулась к Джэн.

— Хорошее предзнаменование для твоего рентгена.

Джэн согласилась, что это чудесное предзнаменование, да и вся эта неделя была счастливым предзнаменованием: она не похожа была на тоненькую серую ниточку дней, тянувшуюся от воскресенья до воскресенья, она вилась, словно рождественская гирлянда, скрашенная сияюще радостным событием — неожиданным приездом Барта среди недели.

Джэн подошла и выглянула в сад, который мороз убелил инеем, а солнце покрыло алмазной россыпью. Между столбами веранды видна была изящная пряжа паутины; посеребривший ее сверкающий иней начинал таять на солнце, обращаясь в бриллианты капель. Горные гряды отливали аметистом, долины были до краев наполнены клубами тумана. Из-за подножий гор, над рекой Непин, колыхаясь, вздымалось густое облако тумана, а за ним, нежно-бежевые в утренних лучах, переливались равнины. Воздух был напоен смолистым ароматом сосен и елей, сладковатым запахом гниющих листьев и прелой земли.

Джэн стояла в дверях, помахивая резиновым купальным мешочком. Она собиралась в ванную и после двух долгих месяцев раздражающе неудобной процедуры мытья в постели посещение ванной было настоящим приключением. В такой день все казалось приключением. У нее было чувство, что сегодня все должно быть хорошо.

— В такое утро почти начинаешь верить, что сам господь бог заботится о тебе, да?

Миссис Карлтон не отвечала.

Джэн взглянула на нее, удивляясь, почему она молчит.

Миссис Карлтон медленно покачала головой.

— Вы не верите в бога? — спросила Джэн.

— Нет, не верю. А мне хотелось бы верить. Это, должно быть, большое утешение.

— Но столько людей верят. Они говорят: «Господь добр», или «такова воля господня», или «господь поможет»…

— Разные слова говорят. Когда я во второй раз сюда в санаторий приехала, я думала, вера в бога мне поможет. Я пыталась верить. Я читала, и я задавалась вопросами, и делала все, что делают в таких случаях. И все же я не смогла верить.

— А разве вам иногда не бывает страшно?

Миссис Карлтон долго молчала.

— Бывает, — сказала она наконец.

— А чего вы боитесь? — продолжала расспрашивать Джэн. Ей хотелось знать, не скрывается ли иногда за спокойствием миссис Карлтон тот же страх, что и у нее.

Ответ прозвучал совершенно неожиданно. Миссис Карлтон вдруг подняла на нее сияющие серые глаза и сказала:

— Я боюсь, что умру, и боюсь, что не умру.

Джэн замерла у двери и ощутила в мозгу ледяное прикосновение этих слов. И, словно поняв это, миссис Карлтон засмеялась.

— Ну и мрачные разговоры же я завожу, да еще в такое ясное утро! Беги, дитя, радуйся ванне и не обращай на меня внимания. Я тоже почувствую себя совсем по-другому, когда милая нянечка оботрет меня губкой.

Джэн медленно побрела в ванную, стараясь идти размеренным шагом, которому ее учили здесь, все время напоминая себе, что нужно сдерживать привычную торопливую походку так, чтобы легкие напрягались как можно меньше.

Она думала о словах миссис Карлтон и об отблеске страха, который она увидела впервые в ее глазах. Джэн слышала, как накануне хозяйка беседовала на веранде с врачом миссис Карлтон. Врач считал, что миссис Карлтон нужно произвести торакопластику. Джэн содрогнулась. Это значило не только перенести операцию, хотя уж одна мысль о том, что у тебя удалят ребра, была достаточно страшной. Это значило бы изуродовать тело! Если бы ее изуродовали так, она никогда бы не согласилась больше, чтоб Барт увидел ее тело.

«Я ни за что бы не сделала этой операции, — ожесточенно твердила она про себя. — Что бы там ни говорили доктора». Потом какое-то смутное воспоминание пронеслось в ее мозгу: да, да, миссис Карлтон как-то говорила то же самое, до того как у нее началось обострение. Вероятно, все говорят так».

Джэн выглядывала из машины, увозившей ее, Роду, Леонарда и Макса Ковентри из санатория в госпиталь «Голубые горы», и красота этого дня наполняла ее непереносимым волнением. В сверкающем прозрачном воздухе сизая дымка долины синела ярче и гуще, чем всегда. Просто быть на воздухе, ощущать ласку солнечных лучей на коже, смотреть на узловатые искривленные эвкалипты, на их четко вырисовывавшиеся узкие листья, острые и жесткие, как ножи, — все это было настоящим блаженством. Всю дорогу она смотрела сквозь деревья на одинокую вершину Маунт Солитари над долиной Канимбла Вэли, на двугорбую Маунт Джордж и на сахарную голову горы Маунт Кейли, вздымавшейся за долиной Гроуз Вэли.

Маунт Солитари нависала над долиной, и ее плоскую срезанную макушку венчала темная шапка леса. Поросшие лесом ущелья убегали до самого горизонта, темнея ляпис-лазуревыми пропастями на фоне песчаных скал. Пронзительный ветер обдувал ее лицо. Горная дорога петляла среди скал так, что на поворотах захватывало дух. Казалось, весь мир замер в покое, и только они мчат в машине среди окружающей тишины.

По дороге в госпиталь сердце ее взволнованно билось. Ну конечно же, такой день, как сегодня, когда все будто замерло в невыразимом спокойствии, — конечно, такой день был добрым предзнаменованием.

— О боже, — молилась она, — о боже, сделай так, чтобы этот снимок был благоприятным, ведь столько зависит от этого. Пусть он будет хорошим — ради Барта, ради Дорин и ради меня. И не только для себя я прошу, но и для них тоже. Они так много делали для меня и так много, ужасно много истратили денег. Пожалуйста, господи, сделай, чтоб снимок был хорошим. И тогда дело пойдет на поправку. И я не буду больше обузой для Дорин и для Барта. О господи, пожалуйста!