Любовное заклятие, стр. 68

Кейт молча кивнула и попыталась изобразить придворный реверанс. Потом она повернулась и пошла вниз с холма к тому месту, где была привязана ее лошадь, — спина прямая, голова высоко поднята, словно у шествующей по королевским покоям герцогини. Но Просперо слишком хорошо знал, сколько горя и страха скрывается за этой гордой осанкой. Так же и он когда-то шел к месту своей казни…

— Ох, Кейт, — печально прошептал он, — если бы я был хотя бы вполовину таким могущественным колдуном, каким представляюсь! Тогда я бы смог придумать волшебное зелье, которое излечило бы твое разбитое сердечко.

Но все, что он сейчас мог, — это провожать взглядом ее маленькую, хрупкую фигурку, тающую в темноте.

17.

Огромный зал замка Ледж долгие годы был погружен в тишину и покой, но сегодня ночью, словно с помощью колдовства, старые стены зала вернулись на много веков в прошлое, в славные дни Камелота и рыцарей Круглого стола.

Яркий огонь горел в огромном старинном очаге, средневековый стол вновь был заставлен серебряной посудой и блюдами с едой. Леди в средневековых нарядах, лорды в туниках и плащах плавно выступали под звуки старинного танца, который старательно выводили на своих флейтах музыканты. Горящие факелы по стенам и сотни свечей освещали зал. Их отблески падали на огромный меч, торчащий из-под камня на возвышении, подобно мечу короля Артура, знаменитому Эскалибуру, ожидающему своего часа.

Но, присмотревшись внимательнее, можно было сразу же догадаться, что все это — лишь иллюзия. Шпалеры на стенах выцвели за прошедшие века, некоторые танцующие в центре зала пары весело хихикали и спотыкались, исполняя странные движения давно забытого танца. И сверкающий драгоценностями меч Эскалибур был всего лишь имитацией из дерева, украшенной стразами.

Но Эффи Фитцледж, казалось, ничего этого не замечала. Сложив руки в молитвенном жесте, окинула взглядом зал и восторженно ахнула. Ее средневековый рогатый головной убор едва не выколол глаз какому-то тучному рыцарю, когда она обернулась к своей спутнице.

— Ох, Кейт, ну разве это не замечательно?!

— Замечательно, — покорно повторила Кейт.

— Но, конечно, это не сравнится с теми балами, которые ждут нас в Лондоне. Только представь, как это будет великолепно!

Но Кейт не хотела ничего представлять. Ей было тяжело вынести и сегодняшний вечер, тяжело притворяться, что ничего не произошло, что ее сердце не разбито вдребезги.

Эффи, нахмурившись, обеспокоенным взглядом окинула Кейт, поправила на ней золотую диадему и рукава рубинового бархатного платья.

— Ох, девочка моя, ты ведь обещала, что постараешься повеселиться в этот вечер! — встревоженно сказала она.

— Но я и пытаюсь, Эффи, — сказала Кейт.

Неужели Эффи не замечает, как тяжело дается это веселье? Неужели не видит, что за всей этой музыкой и смехом в зале царит напряжение? Даже гости, которые съехались из самых разных мест Корнуолла, чувствовали, что в семье Сентледжей что-то неладно, и именно Кейт тому причиной. Стоило ей войти В зал, в ее сторону сразу же обратились взгляды — холодные, любопытные. Кейт сразу же пожалела, что не сослалась на головную боль и не осталась дома. Но это очень расстроило бы Эффи, которая стремилась на сегодняшний бал с нетерпением ребенка, ожидающего Рождества.

Кейт с облегчением вздохнула, когда мистер Тримбл завладел вниманием Эффи. Пухленький викарий был облачен в одежды средневекового прелата. Едва не запутавшись в своем шлейфе, Эффи лукаво взглянула на него поверх веера и вскоре уже вовсю кокетничала с ним. Они даже не заметили, что Кейт ускользнула в дальний угол зала и заняла незаметное место у стены. Окидывая безразличным взглядом пеструю толпу, Кейт время от времени посматривала на древний гобелен, висящий за возвышением, на котором красовался меч. Выцветший от времени, он изображал дракона Сентледжей, но Кейт знала, что истинное назначение этого гобелена — скрыть вход в башню Просперо.

«Интересно, — думала Кейт, — беспокоит ли все это шумное веселье великого колдуна? Но, скорее всего, Просперо уже вернулся в свой потусторонний мир…»

Кейт глубоко вздохнула, почти завидуя ему. Она бы сейчас тоже хотела оказаться как можно дальше отсюда. Не то чтобы ее очень беспокоили слухи и пересуды, даже осуждение, которое она читала на многих лицах. Она привыкла к этому. Гораздо труднее было вытерпеть ту доброту, с которой многие Сентледжи все еще обращались с ней, особенно леди Мэдлин.

Мать Вэла приветствовала ее так же сердечно, как всегда, но Кейт заметила тень беспокойства в ее всегда таких ясных зеленых глазах. Кейт очень бы хотелось успокоить Мэдлин, успокоить их всех, сказать, что больше нет причин волноваться за Вэла Сентледжа. Но она полагала, что вскоре это и так все узнают.

В это утро она первым делом поспешила в Дом на берегу, но по дороге встретила Джима Спаркинса. У него был измученный вид, и он сообщил Кейт, что его хозяин провел тяжелую, беспокойную ночь. К утру ему, кажется, стало лучше, но он распорядился никого не принимать. Джим боялся, что к доктору вернулась прежняя хворь, так как он послал его в замок Ледж найти запасную трость, которую он оставил там на хранение.

Это было все, о чем требовалось узнать Кейт. Она повернулась и с тяжелым сердцем отправилась домой.

Итак, ее чары сняты. Все вновь стало по-прежнему, даже его больная нога. Но по крайней мере она смогла спасти ему жизнь и рассудок…

Взгляд Кейт все время кого-то искал в толпе, хотя она была почти уверена, что Вэл сегодня здесь не появится. И не потому, что его нога снова стала болеть. Кейт приходила в ужас при мысли о том шоке, который он, скорее всего, испытал, вернувшись в свое прежнее состояние. С каким омерзением и ужасом он, должно быть, теперь вспоминает эти последние недели, те ночи, когда они занимались любовью! И, конечно, винит во всем себя.

Кейт понимала, что должна найти в себе мужество и рассказать ему обо всем. Но это — потом, а сейчас она лишь молилась о том, чтобы Вэл простил ее со временем.

— Вы не танцуете, миледи? — прошелестел чей-то голос у нее за спиной.

Кейт оглянулась, в первое мгновение различив лишь черные длинные волосы да фамильный ястребиный профиль Сентледжей. Сердце ее забилось в два раза быстрее, но, когда мужчина вышел из тени колонны, она увидела, что это не Вэл, а только его брат. Вэл и Ланс никогда не были абсолютно похожи, как это часто бывает у близнецов, но все же сходство между ними было достаточно большим, чтобы заставить сердце Кейт болезненно сжаться.

Ланс когда-то был отчаянным забиякой и мошенником, так что ему не составило труда принять облик своего тезки — блистательного сэра Ланселота в голубой тунике, расшитой серебряными нитями. Отвесив Кейт короткий поклон, он протянул ей руку со своей неотразимой улыбкой, против которой не могла устоять ни одна женщина.

— Госпожа Кейт, не окажете ли мне честь?

Итак, даже Ланс решил не обращать внимания на слухи и обращаться с ней с обычным великодушием и благородством, которых она не заслуживала.

Все, что Кейт могла в данную минуту, — это сдержать готовые хлынуть слезы. Она призвала на помощь сдержанную улыбку, пытаясь придать своему тону беспечность.

— О, нет, благодарю вас. Сэру Ланселоту больше пристало ухаживать за Гинервой.

— Да, но моя королева занята в настоящий момент, — сказал Ланс, кивнув на ряды танцующих.

Восхитительная молодая женщина с пышными золотыми волосами, Розалинда Сентледж была определенно рождена, чтобы стать сказочной принцессой.

Сейчас она танцевала со смущающимся парнишкой, который, кажется, наступал ей на туфельки при каждом своем неуклюжем движении. Но Розалинда лишь ободряюще улыбалась парню: леди сэра Ланса всегда славилась своей необычайной добротой.

Ланс некоторое время смотрел на свою жену, и его глаза светились обожанием, которое он даже не старался скрыть. Затем он повернулся к Кейт, но та пыталась бочком улизнуть от него, чтобы не дать ему повторить свое приглашение.