Граф из Техаса, стр. 44

Несколько мгновений они все еще держали друг друга в объятиях, оба отчаянно желая, чтобы эти божественные ощущения длились вечно, оба мечтая про себя, чтобы им никогда не пришлось расставаться.

Но это было неизбежно, и Прескотт поднялся над ней так, чтобы видеть восторженное выражение ее прекрасного лица.

— Я люблю тебя, — просто сказал он.

— О Боже, я тоже люблю тебя.

Он убрал рукой волосы с ее лица и поцеловал ее в лоб.

— Тогда решено. Мы поженимся, и чем скорее, тем лучше. Я схожу завтра к священнику, или дьякону, или как вы их здесь называете, и скажу ему, что…

Он остановился, увидев, как слезы появились в уголках ее глаз и почувствовав, как ужас наполняет его душу.

— Люсинда, дорогая, не говори этого. Пожалуйста, только не это.

— Разве ты не понимаешь? Мы не можем пожениться. Это разрушит твою жизнь и унизит твое положение при королевском дворе.

— К черту двор! Ты разрушишь мою жизнь, если покинешь меня.

— Но ведь ты не будешь жить без меня. Я буду твоей всегда до тех пор, пока ты будешь этого хотеть.

— Ты просто никогда не станешь моей женой, ведь так?

Люсинда отвела взгляд, и ее сердце пронзила острая боль при мысли о том, что жизнь сделала с ними обоими.

— В Англии быть любовницей — это очень престижное положение. Любовница практически ничем не отличается от жены. И в некоторых случаях ей живется даже лучше жены.

— Ха, любовница? Так ты видишь себя в роли моей любовницы?

— Я уже являюсь ею. И я никогда не смогу стать для тебя чем-то большим.

Прескотт пристально вглядывался в прекрасные черты ее лица, желая увидеть совсем не то, о чем она говорила, но понял, что ему не удастся переубедить эту упрямую несговорчивую женщину, пока она сама не изменит своего решения.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Если ты действительно этого хочешь, дорогая, тогда, я думаю, пусть будет по-твоему. Я согласен.

Неожиданное согласие и слова Прескотта болью отозвались в ее сердце. Спазмы сдавили ее горло тугим кольцом так, что ей стало тяжело дышать, и она почувствовала внезапную пустоту в своей душе.

Что она сделала? Отказавшись дать ему свое согласие на брак и отдав ему взамен свое сердце и тело, она попыталась сохранить его высокое имя и имя всей семьи Трефаро. Но, сделав это, она, возможно, разбила свое собственное сердце. Боже, помоги ей! И что ей делать дальше?

Глава 17

— Что такое поехать на барбекю, дядя Прескотт?

Прескотт перевел свой взгляд от ямы, которую рыли в земле два деревенских жителя, на любопытное личико Александры и нахмурился.

— Дай-ка мне подумать. Это что-то типа прогулки. Но больше того. Видишь ли, это когда собираются вместе много людей и… О, черт! Сладкая, это просто пикник.

— А что такое пикник?

В это время к ним сзади подошла Люсинда, которая одной рукой несла Элизабет, а другой держала крошечную ручонку Виктории.

— Это когда собираются вместе много людей, и они готовят себе пищу на открытом воздухе, а не в доме на кухне, где ее обычно готовит миссис Свит. Ведь так, дядя Прескотт?

Прескотт не мог не заметить, как четыре самых любимых женщины в его жизни изменились за эту прошедшую неделю. Александра, Виктория и Элизабет, которые были теперь хорошо накормлены, красиво одеты и ухожены, благодаря стараниям Люсинды, заботившейся о них, как мать, совершенно расцвели и превратились в хорошеньких маленьких леди. Особенно Элизабет. Она больше не писалась в кровати по ночам и больше не звала во сне свою маму. Но, по правде говоря, больше всех изменилась Люсинда. Хотя она все так же с формальной вежливостью относилась к нему на людях, все было совершенно по-другому, когда они оставались наедине. А это теперь случалось довольно часто. Каждую свободную минуту, которую могли выкроить, они проводили в объятиях друг друга или в постели, доставляя друг другу наслаждение и утоляя свою страсть, которая, казалось, разгоралась все сильнее, вместо того, чтобы со временем постепенно угасать, как это всегда случалось в его отношениях с другими женщинами.

— Да, именно это и есть пикник, — сказал Прескотт, зная, что если он сейчас же не изменит направление своих мыслей, то будет в состоянии оставить и детей и все приготовления ради того, чтобы уединиться с Люсиндой в укромном месте, где смог бы заниматься любовью до вечера.

Он делал это раньше, и ему ничего не стоило повторить, но в данный момент он не мог себе позволить подобных отвлечений. Даже самого приятного из тех, что он знал. Кандервуды должны были приехать через два дня, и в имении нужно было еще многое сделать перед их прибытием.

— Конечно, я знал людей, которые любили зажаривать на открытом огне надетые на палку кукурузу, картошку и даже репу, — сказал он. — Но в этот раз мы будем готовить только мясо. Полкоровы, целую свинью и… ягненка.

Последнее он добавил с заметной гримасой на лице. Он прекрасно знал, что если бы любой настоящий техасец прознал о его намерениях, то непременно собрал бы ребят покрепче, и они отдубасили бы его так быстро, что не осталось времени понять, что же с ним случилось.

Это было подобно случаю с Люсиндой, в которую он влюбился с такой головокружительной быстротой, что не успел опомниться.

Слезы появились в огромных голубых глазах Александры, и ее нижняя губка задрожала.

— Вы собираетесь зажарить Принцессу?

— О, нет, дорогая, не Принцессу, — желая успокоить маленькую четырехлетнюю девочку, он опустился перед ней на колени, так, что ее личико оказалось на уровне его глаз:

— Она… Видишь ли, теперь она член нашей семьи, она живет с нами и все прочее. Мы никак не можем съесть члена нашей семьи. Мы лучше скажем Тому, чтобы он выбрал кого-нибудь другого. Как ты на это смотришь?

— Я совсем не буду есть баранину, — сказала Александра, вытирая со щек слезы. — Мне не нравится есть ягнят.

— Мне тоже, сладкая. Знаешь что, мы с тобой будем обходиться исключительно говядиной и свининой, а другие пусть едят эту баранину, если им так хочется.

— Хорошо.

— Вот и прекрасно. А сейчас что ты скажешь насчет того, чтобы нам вдвоем пойти на конюшню и попросить Тома выбрать овцу, которая, по его мнению, больше всех подойдет для нашего пикника?

— Этого парня там нет, милорд, — сказал Эрнест, один из мужчин, работающих в яме.

Прескотт выпрямился в полный рост.

— А где он?

Эрнест пожал плечами.

— Не знаю, милорд. Думаю, что он отправился куда-то далеко. В последний раз я видел его вечером в среду, тогда у него была с собой большая сумка, — Ты видел его вечером в среду, и он нес с собой большую сумку? — озадаченно произнес Прескотт. — Но ведь это было два дня назад. Я мог бы поклясться, что видел его в конюшне еще вчера утром.

— Нет, вы не могли видеть парня вчера, милорд. Он ушел в среду вечером. Эй, Джош, ведь мы видели его в среду вечером, не так ли?

— Да, — сказал Джош, опершись на черенок своей лопаты. — Мы ведь еще тогда выходили из кабака, помнишь?

— А-а, да-да, точно. Куда, он нам сказал, направлялся? В Труро?

— Нет, мне кажется, это было что-то вроде Бристоля.

— И почему, черт побери, он захотел убежать отсюда? — спросил Прескотт. — Том Свит был одним из лучших работников, которых я когда-либо встречал в жизни.

— Возможно, нашел себе девушку, вот и все, — сказал Эрнест. — Парням в возрасте Тома хочется позабавиться с девочками. Прошу прощения, мисс Люсинда, но это закон жизни, о нем нельзя забывать. Словом, если он действительно занимается этим, я не стал бы беспокоиться за него. Он натешится вдоволь и вернется домой.

— Его бабушка, должно быть, сходит с ума от беспокойства, — сказала Люсинда.

— Еще бы, — Прескотт одной рукой поднял Викторию, а другой взял за руку Александру.

— Постойте, не уходите так сразу, — сказал Джош. — На какую глубину мы должны выкопать яму?

— Не больше фута, — ответил Прескотт. — И вам лучше сделать ее футом длиннее, пока вы еще ею занимаетесь. Нам должно хватить места, чтобы готовить все одновременно на одном костре.