Вдовий клуб, стр. 61

С уважением Киттис Э. Порридж.

Глава XIX

Ну вот и конец истории… Я замолчала. Поведала двум странным сестрицам о кошмаре, что произошел со мной, теперь можно отправляться домой, к мужу.

– Самое главное, что Бен выздоровел, – вторглась Гиацинта в мои мысли.

– Самое главное, – парировала я, – что Чарльз Делакорт мертв. И погиб он от моей руки. Несчастный страдал аллергией на морепродукты, на кошек и еще бог весть на что. Вот почему он вечно копался в закусках, даже обнюхивал их на всякий случай. Но я его перехитрила. Помните, оставшиеся тартинки я начинила тунцом?

– Милая, милая Элли… – Примула протянула мне нюхательные соли. – Конечно, мы все помним! А вам следует помнить, что эти дамы из клуба вовсе не глупы, хотя во всем остальном у нас с ними мало общего. Вряд ли они рассчитывали, что у вас закончится цыпленок… Скорее всего, кто-то из них протащил в ресторан рыбину, замаскированную под тартинку, – вы же сами сказали, что эта закуска пользовалась огромным успехом. И под шумок скормил отраву мистеру Делакорту. Плечи мои устало поникли.

– Допустим. Но и в этом случае Чарльз Делакорт мог сначала проглотить моего тунца, а уж потом угоститься отравой убийц. До самой смерти я буду думать, что он пал от моей руки.

Гиацинта с треском захлопнула свой гроссбух.

– Хватит причитать, Элли, и упиваться жалостью к себе! Если мы только и будем, что переживать из-за тех, кого случайно прикончили, то никогда не займемся делом, А приняться за дело мы обязаны.

Надеюсь, это «мы» относилось к сестрам. Я взглянула на часы и заерзала в кресле. Девять часов. Долго же мы просидели в розовой с зеленым кофейной комнате, опустошая одну за другой чашки с чаем. Интересно, куда подевался Страш? Наверное, мы его так загоняли, что он прикорнул прямо на плите. Я хотела домой, к Бену.

Наутро после кошмара в «Абигайль» доктор Мелроуз заглянул в Мерлин-корт и подтвердил мой диагноз: Бену стало хуже. Теперь к заражению крови прибавилась вирусная инфекция, которую он подхватил, незваным гостем заявившись на свой собственный праздник. По правде говоря, Бен с удовольствием снова завалился в кровать. Теперь ему достаточно было просто закрыть глаза, чтобы прекратить любой нежелательный разговор.

С дрожью я вспоминала ту минуту, когда призналась ему в подделке цыплячьих тартинок. Я нарушила фундаментальные принципы ордена кулинаров. Бен сожалел о Чарльзе, но, кажется, принял его смерть не слишком близко к сердцу. На миг в глазах моего ненаглядного полыхнула надежда, Если я буду помалкивать на дознании, тогда все подумают, будто Чарльз по рассеянности сжевал какую-то рыбную закуску… Но уповать на лучшее Бену не позволила совесть, а мне то обстоятельство, что я подменила цыпленка тунцом при свидетеле – на глазах у Наяды.

Мечты моего мужа рухнули в одночасье. Отныне его профессиональная порядочность была под вопросом. Никто не зайдет в «Абигайль», никто не купит поваренную книгу. Бен станет мишенью для издевательств: мол, «курица – не птица, а рыба» и так далее. Возможно, если покинуть страну под покровом ночи и начать заново под вымышленными именами, жизнь могла бы наладиться. Но пока мне оставалось лишь щадить Бена и не докучать ему жалобами и покаянными слезами.

Я настояла, чтобы он послушался доктора Мелроуза и не появлялся на дознании, Собираясь на похороны, я трещала как заведенная – мы спокойно, без обмороков и криков обсудили, в чем мне следует появиться на кладбище и что лучше – венок или крест из цветов. Нет худа без добра: я видела, что общая беда (я в качестве невестки) сблизила Магдалину и Исаака, они все чаще неодобрительно перемигивались поверх моей головы. Бен в основном предпочитал притворяться спящим. Я радовалась, что мне удалось обвести его вокруг пальца и прикинуться безмятежной идиоткой, и в то же время поминутно спрашивала себя: неужели он не видит, что все это лишь показуха?

Может, все это время мы лишь притворялись, будто любим друг друга? И всему виной наше романтическое знакомство? Или романтичные денежки, доставшиеся нам в наследство. Часа не проходило, чтобы я не вспомнила нашу свадьбу и шушуканье в церкви. «Жаль, что она не вышла за викария!» «Этот слишком смазлив».

«Она снова растолстеет. От счастливой жизни все жиреют».

– Бедная Элли! – Примула потянулась через ситцевую скатерть и погладила меня по щеке сухой пергаментной ручкой. – Представляю, каково вам сейчас. Стоит мне нечаянно раздавить жука, как я готова заплакать от горя, но наш христианский долг – трудами побеждать скорбь!

– Иначе говоря, – деловито перебила ее Гиацинта, – скорбь – превосходный двигатель. Элли, если вы искренне хотите обелить репутацию Бена и жить в мире со своей совестью, то я настоятельно прошу вас помочь «Цветам-Детективам» в их благородном намерении разоблачить Основателя Вдовьего Клуба. Может статься, что по ходу дела вы убедитесь: Чарльза Делакорта убила вовсе не ваша тартинка с тунцом. Что, если аллергию на рыбу просто использовали, чтобы ввергнуть жертву в беспомощное состояние? Некая личность заранее спряталась в кабинете и задушила Делакорта – для этого достаточно целлофанового пакета.

Требовательный взгляд Гиацинты заставил меня на мгновение вытянуться по стойке «смирно», но я тут же понурила голову. Мне так хотелось поверить ей… Кроме того, благородный подвиг пришелся бы как нельзя кстати – Бен упал бы к моим ногам. Но я не в силах была представить, что зловещая организация вдовушек действительно существует. Предположим, все так и есть. Но чем же я, хроническая неудачница и законченная простофиля, могу помочь в поимке преступника?

Постукивая зеленым блокнотом по столу, Гиацинта сверлила меня черными бусинами.

– Вам нужны доказательства, верно? Хорошо… Миссис Шиззи ведь сказала вам на банкете, что три птички на брошках у всех этих дам на самом деле не дрозды, а вороны, так?

– Ну и что?

– А вам не кажется странным, что стоило ей произнести эти слова, как миссис Джоппинс немедленно уволокла миссис Шиззи прочь?

Я положила сумку на стол в знак того, что вот-вот дам деру.

– Возможно, миссис Джоппинс хотела познакомить миссис Шиззи с кем-то из гостей…

Примула укоризненно поцокала языком, серебристые кудряшки тихонько зашушукались.

– Боюсь, милая Элли, что вы проспали уроки литературы в школе, совсем как я. Вспомните старинную народную балладу… – Она выдержала паузу и продекламировала:

Ну и так далее…

Я в ужасе уставилась на нее.

– Мы считаем, – Примула кивнула на Гиацинту, – что миссис Шиззи, раздуваясь от гордости за то, что ее приняли в ряды членов клуба, забыла о категорическом запрете разглагольствовать о птичках. Брошки совсем крошечные, поэтому непосвященный вроде вас запросто может счесть, что это семьдесят синичек или сорок семь сорок, которых запекли в королевский пирог. А песенка-то совсем другая.

Я перевела взгляд с выцветшего личика Примулы на резкие черты Гиацинты под коконом блестящих черных волос и снова поставила сумочку на пол.

– А вы спрашивали кого-нибудь из членов клуба, что это за птицы у них на брошках?

Примула снисходительно улыбнулась моему любопытству.

– В прошлый вторник я зашла на почту и наступила на ногу женщине с такой брошкой на платье. Поймите меня правильно, Элли, я не отдавила ей ногу, только слегка наступила, чтобы извиниться и завязать беседу. В нашей профессии главное – не дать сердцу зачерстветь. А она показалась мне очаровательной собеседницей. У этой дамы есть дядя, который, по ее словам, уехал в Индию… – Гиацинта поморщилась, и Примула опомнилась. – Короче говоря, она вполне открыто признала: брошка – что-то вроде эмблемы, а птицы символизируют женщин, которые смыкают ряды, чтобы построить новое гнездо, новую жизнь.