Опаленные страстью, стр. 21

— Нет, конечно, нет, дорогая. Я бы никогда…

— Прежде всего я верна тебе, Стэнли. И если расстроена, то лишь потому, что ты мне не доверяешь. И конечно же, я удивлена, что вполне естественно. Госпожа Уиддиком слишком строга ко мне. — Она прикусила губу, желая, видимо, показать, как ей сейчас тяжело. — Я не глупа. Просто я беспокоюсь. И о тебе, и о твоем брате.

— Конечно, дорогая, — простонал Стэнли, опустившись перед ней на колено. — У меня и в мыслях не было не доверять тебе. Просто я хотел уберечь тебя от ненужных волнений.

Немного успокоившись, Люсиль обратилась к Эмори:

— Дорогой Эмори, я не хотела тебя обидеть, надеюсь, ты простишь мне мою необдуманную жестокость. Поверь, я безмерно рада познакомиться с тобой. И если бы это было возможно, мы увезли бы тебя домой прямо сейчас.

Флоренс подняла трость, чтобы снова позвонить в колокольчик, но в этот момент в дверях появился Уиллеркинз.

— Слава Богу. Я думала, ты не услышал звонка.

— Я услышал трость, миледи.

— Будь так любезен, принеси из экипажа преподобного отца сундучок. И пожалуйста, скажи Милдред, чтобы приготовила еды на пятерых — вы ведь останетесь ужинать, не так ли?

Стэнли не посмел отказаться, к великой досаде Люсиль, которая вцепилась в его руку, дав ему понять, что хочет немедленно уехать домой.

Уиллеркинз поклонился.

— Что-нибудь еще, миледи?

— Вообще-то да. Насколько я помню, старый негодник Дюпре оставил нам бочонок прекрасного французского бренди в последний раз, когда я позволила ему спрятаться от таможенных судов в моей бухте. Бутылочка бренди нам сейчас не помешала бы. И немного пирожных, пока не готова курица.

После ухода Уиллеркинза Флоренс, положив руки на трость, обвела всех собравшихся взглядом и сказала:

— Еще до войны я полюбила французское кружево и целых двадцать лет использовала его. Сомневаюсь, что на всем Корнуолле найдется дом, где кладовка не была бы набита контрабандными товарами. И я не поверю, если вы скажете, что исследовали пещеры под Берри-Хэдом и не нашли там никаких следов сделок между солдатами. Потому что я помню… Ладно, не важно, что я помню. Гораздо важнее, что помнит Рори. Сегодня он выглядит намного лучше, чем вчера, а завтра будет чувствовать себя еще лучше, если мы поможем ему вспомнить радостные события.

Аннели ни на шаг не отходила от Эмори. Взгляды их встретились. Лицо Эмори было совершенно бесстрастным. Однако Аннели поняла, о чем он думает, когда заглянула в его темные бездонные глаза. Завтра его здесь не будет. В этом нет никакого сомнения. Она не знала, почему эта мысль пришла ей в голову, но была уверена, что не ошибается. Он покинет Уиддиком-Хаус при первой же возможности. Независимо от того, вернется к нему память или нет.

Аннели опустила глаза, не сумев скрыть разочарования. Ей так не хотелось расставаться с Эмори. Но ему следовало уехать до того, как еще кто-нибудь узнает о том, что он здесь. Аннели не верила Люсиль Олторп. Такие женщины заполняют бальные залы и клубы в Лондоне, и любая из них, прикрывшись веером, откроет тайну первому встречному, лишь бы произвести впечатление. А Люсиль, как говорит бабушка, мечтает стать графиней Хатерли и охотно шепнет пару слов кому нужно, устранив таким образом препятствия со своего пути.

Глава 10

Буря разразилась через два часа. Хлынул ливень. От порывов ветра дрожали стекла, сгибались пополам деревья. Уиллеркинзу ведено было принести дополнительно свечи и лампы в гостиную и спальни, расставить ведра и разложить тряпки там, где вода, просачиваясь через потолок, текла по стенам.

Стэнли говорил без умолку, уверенный в том, что поможет Эмори восстановить память. Аннели слушала его с увлечением. Это была история о попусту растраченной молодости третьего сына, взбалмошного и непокорного, не желавшего изучать философию и заучивать наизусть латинские тексты.

Флоренс как-то рассказывала, что Эмори не ладил с отцом, что отец его бил, особенно когда тот заступался за Беднягу Артура, которого отец буквально истязал даже тогда, когда тот уже был болен. Стэнли был уверен, что только из-за Артура Эмори не сбежал задолго до своего шестнадцатилетия.

В тот год граф умер от кровоизлияния в мозг, и главой семьи стал Уильям. Теперь за Артура можно было не беспокоиться, и через неделю после похорон отца Рори уже был на индийском корабле. Следующие шесть лет он провел в плаваниях по малоизвестным странам и вернулся в Уинзи-Холл с сундуками, набитыми экзотическими шелками и специями, о которых никто никогда не слышал. Он побывал в американских колониях, в Мексике и Перу. Плавал на Восток, прошел вдоль Великой китайской стены. Привез тигровые шкуры, китайский фарфор и чудесный резной меч, купленный у одного из известных самураев.

Артуру он привез большую золотую клетку с маленькими желтыми птичками. От их сладкого пения у Артура слезы выступали на глазах.

Несмотря на то что Уильям был рад Эмори, тот не смог прожить в тихом захолустье и месяца и присоединился к войскам, воюющим против Франции. Эмори служил лейтенантом на флоте Нельсона, но после победы под Трафальгаром занялся торговыми сделками, давшими ему возможность приобрести «Интрепид». Как раз в то время Стэнли и стал священником. Тринадцать месяцев назад скоропостижно скончался Уильям Олторп, и Артур, как следующий по старшинству сын, должен был унаследовать титулы и поместья.

Аннели внимательно наблюдала за реакцией Эмори. Он слушал брата с безучастным видом, словно все это совершенно его не касалось, словно речь шла о чьей-то чужой запутанной жизни.

Аннели устала за ним наблюдать, и мысли ее приняли совсем другой оборот. Она теперь только и думала о том, что произошло между ней и Эмори на вершине скалы. Ей легче было бы броситься под колеса экипажа, чем посмотреть ему в глаза после того, что случилось. Ведь это она сама спровоцировала его, требуя показать, на что он способен. Вот он и показал. И теперь она таяла от каждого его взгляда, от каждой улыбки.

Когда Уиллеркинз принес сундучок, привезенный Стэнли, Эмори взял его и пошел переодеваться. В сундучке лежала его одежда. Она хранилась на чердаке. Но он уже не был тем тощим подростком, который оставил дом и отправился на поиски приключений. Не был он и тем офицером-патриотом, который ушел на войну. Он раздался в плечах, и когда натягивал на себя синюю бархатную куртку, она буквально трещала по швам; Высокий белый воротничок сдавил горло, а пуговицы на кремовом шелковом камзоле грозили порвать вышитые петли. Бриджи сидели немного лучше, чем те, что были на нем, но облегали слишком плотно, почти как кальсоны, в которых Аннели нашла его на берегу и о которых хотела забыть.

Сейчас он выглядел точь-в-точь как пират с длинными черными волосами и мускулистым телом. Аннели представила его себе стоящим на палубе корабля, у штурвала, со злорадной ухмылкой на губах, под развевающимся на ветру флагом с изображением черепа и костей.

И все же Аннели отказывалась верить в то, что Эмори предатель, что он подлый, вероломный, коварный. Будь он хладнокровным убийцей, это проявилось бы как-то в его взгляде, в манерах. И уж конечно, он не остался бы равнодушным, когда Люсиль задавала ему провокационные вопросы о его жизни на корабле, а потом обвинила в предательстве.

В шесть часов, когда буря была в самом разгаре, Уиллеркинз доложил, что экипаж священника поставили в конюшню, чтобы его не унесло в море, и он позволил себе приказать, чтобы приготовили еще одну спальню. Люсиль ужасала мысль о том, что придется заночевать в Уиддиком-Хаусе, но, когда завыл ветер и дождь забарабанил по стеклу, ее опасения сменились хныканьем.

Ужин подали рано, в восемь часов: вареную курицу, пирог с бараниной и тушеные почки. Аннели не притрагивалась к еде, просто водила вилкой по тарелке, переводя взгляд с окна, за которым сверкала молния, на Эмори, Время от времени посматривала на Стэнли, который счел своим долгом заметить, что Эмори с детства не любил почки, маринованных угрей и терпеть не мог капусту, от которой пучит живот. Люсиль чем дальше, тем больше действовала Аннели на нервы, она то и дело заливалась визгливым хохотом, перебивала Стэнли, чтобы рассказать какую-нибудь пошлую историю.