Жажда мести, стр. 64

— Это было ужасно?

— Это было величественно. Жизнь горазда на выдумки, запомни это. Никакая смерть не может сравниться с ней в изобретательности, на то она и жизнь. Смерть может напугать, внушить ужас, поставить на колени, но она никогда не способна сотворить что-нибудь небывалое, невиданное. Ей не дано творить чудеса, ее удел только убийства. Желал бы я, чтобы Один осчастливил меня подобным даром. Я ведь тоже мучился на ритуальном дереве. Отвисел свое — и ничего. Ни единой руны на шее. А ты нюни распустила…

Песнь Крови отвернулась.

Харбард и Ульфхильда занялись своими погибшими — собирали их в кучу, чтобы предать очистительному огню.

Воительница мягко, совсем добродушно выругалась, глянула на насупленного рыжебородого великана.

— Когда до меня дошло, кем я обернулась, я решила, что потеряла в себе человека…

Гримнир мягко обнял ее, привлек к себе, потом поднял ей голову и мягко поцеловал в губы. Вздохнул и огляделся. Голова его возвышалась над спиной коня, так что наблюдать ему было удобно. Наглядевшись, он взглянул в глаза Песни Крови.

— Ничего ты не потеряла, а сгубила столько врагов. Ты видишь в моих глазах отвращение, отчуждение или еще что-нибудь в этом роде?

Она отрицательно покачала головой

— Вот и оставайся человеком. Разумным, дальновидным, храбрым, рассудительным, великодушным, страдающим существом. И, конечно, гордым и свободным.

— Я так… испугалась. Неужели мне снова придется испытать это?

— Возможно, в том больше не будет необходимости.

— Нет, Гримнир. Я сказала, что не хочу больше становиться зверем, но если потребуется…

Гримнир понимающе кивнул и погладил ее по плечу.

— Может, попросить у Ульфхильды еще целебной мази, чтобы ты погуще смазала ладони, а на горло наложила новую повязку?

— Я сама попрошу, но прежде позволь мне одеться, — сказала Песнь Крови, а затем призналась:

— Только Фрейя знает, какой дурой я буду выглядеть в этом наряде. В эти штаны поместятся две таких, как я.

— Не беспокойся, — успокоил ее Гримнир, — вряд ли кому-то придет в голову смеяться над тобой.

После того как Песнь Крови оделась и покорно, как бы признавая свою вину, попросила Ульфхильду смазать раны, воительница приняла участие в погребальном обряде, с которым ульфбьерны провожали в долгий путь на небо своих павших товарищей. Непогребенными остались только тела трех погибших всадников Смерти. Никто не собирался разводить над ними погребальный костер — они так и лежали смердящими кучами костей в тех местах, где их настигла чудовищная волчица.

Песнь Крови подошла к одной из таких куч, заставила себя вспомнить все подробности боя — как обернулась волчицей, как набросилась на первого врага. Напрочь прогнала тошноту и отвращение — Гримнир прав, способность оборачиваться зверем оказалась не менее спасительной, чем умение обращаться с мечом. Что, если ей вновь придется встретиться с врагом лицом к лицу? Ту ночь, когда у нее на шее появились руны, она не помнила. Теперь этого нельзя было допускать. Итак, прежде всего напор, ярость и страстное желание уничтожить врага.

Все равно это были нелегкие воспоминания, однако она сумела пройти через смерть, и теперь у нее появилась надежда, что удастся справиться с магией Хель.

Она ткнула носком сапога в вороненую кольчужную рубаху, которой должны были быть прикрыты кости скелета. Броня лежала пустая, ничего не осталось от жуткого воина. Рядом находился меч с вороненым лезвием. Она наклонилась и подняла его. Набалдашник на рукояти представлял собой серебряный череп с черными глазницами и опущенной — ухмылявшейся — нижней челюстью.

Когда-то и она носила такую же кольчугу и держала в руках такой же меч — тогда она сражалась против Нидхегга на стороне Владычицы Смерти. Задумчиво смотрела воительница на скомканную груду брони, лежавшей у ее ног, здесь же валялись кожаные штаны, тоже пустые, поодаль откатился черный шлем. Неожиданно Песнь Крови подцепила острием меча кольчугу, подняв ее повыше. Сплетенная мастерами царства Мертвых стальная рубаха обвисла до земли, в солнечном свете особенно зловеще поблескивали ее металлические кольца.

Она поднесла бронь поближе к костру, на котором догорали тела погибших ульфбьернов. Некоторое время держала рубаху в пламени, потом отбросила в сторону и подождала, пока она охладится.

Гримнир с интересом следил за ней.

Песнь Крови вернулась к останкам и так же внимательно изучила щит всадника Смерти.

В центре черного, круглого доспеха была выгравирована серебряная руна «бьёрка», заключавшая в себе тайны подземного царства Хель. В те дни, когда Песнь Крови сражалась с Нидхеггом, и она держала в руках такой же щит.

Носком сапога воительница приподняла его, перевернула наручным ремнем наружу, затем взяла кожаные штаны, принадлежавшие скелету, встряхнула, оглядела с обеих сторон и положила их в чашу щита. Туда же полетели черные сапоги, поясной ремень, на котором крепились ножны для меча и кинжала. Сняв ножны, подняла и бросила в кучу шлем воина Смерти, потом швырнула снаряжение в огонь.

Затем положила доспехи на землю, сама уселась сверху. Устроилась как раз возле остывающей кольчуги. Металл уже достаточно охладился, тогда Песнь Крови, не обращая внимания на удивленный взгляд Гримнира, начала облачаться в кольчугу всадника Смерти.

Глава тридцать вторая. КЛЯТВА ВЕРНОСТИ

Тёкк едва сумела скрыть раздражение.

— Не надо прикидываться, Гутрун. Ты далеко не глупа, — резко проговорила служительница Хель и, сложив руки на груди и о чем-то задумавшись, принялась расхаживать по маленькой комнатенке, в которой томилась дочь Песни Крови. Успокоившись, ведьма спросила:

— Почему ты так настаиваешь на этом союзе? Зачем требуешь, чтобы я уничтожила его?

Гутрун горько рассмеялась:

— Я удивляюсь тебе, Тёкк. Ты же сама требовала, чтобы я поклонилась тебе и Хель. Теперь, когда я наконец решилась, ты спрашиваешь, зачем мне это нужно? Неужели так трудно понять, что я хочу жить! После того как ты отдала меня в лапы твоему драгоценному Локиту, после того, что он сделал со мной, у меня не осталось выбора. Этот мертвец, этот зверь в конце концов убьет меня. Он и тебя хочет убить. Мы обе находимся в страшной опасности, потому что он видит в нашем существовании угрозу себе. Удивительно, что ты, такая проницательная, такая расчетливая, и не видишь того, что творится вокруг. Ты, верно, лишилась рассудка? Как ты могла оставить меня с ним наедине? Сколько я провела в его темнице? День? Два? Три? Сколько?

— Ты совершенно здорова!

— Только потому, что он излечил меня, когда я уже была при смерти. Он сам говорил, что убьет меня, когда решит, что я ему больше не нужна. Так же, впрочем, он собирается разделаться и с тобой, своей благодетельницей. Ты столько лет растила его, вдыхала в него собственную колдовскую силу, чтобы он уничтожил тебя?

— Я ни в коем случае не причиню ему вреда. Ты, верно, решила, что я не понимаю, к чему ты клонишь…

— К чему же я клоню? — усмехнулась Гутрун и пожала плечами. — Ты же всегда запросто читала мои мысли. Неужели твое искусство отказало тебе на этот раз? Загляни в мое сознание, разве я таю какие-то коварные мысли? Разве то, о чем я предупреждаю тебя, вздорные выдумки?..

Наступила тишина. Наконец Тёкк резко заявила:

— Повторяю, у меня нет оснований не доверять ему. Я не представляю для него угрозы. Если же он…

— Но ведь не ради меня ты оживила его. Ведь у тебя была цель. Ты мне не веришь, ладно, тогда прочти его мысли, ведь это для тебя пара пустяков.

Тёкк не ответила. На лице Гутрун отразилось откровенное замешательство.

— Разве ты не можешь прочитать, что творится в его голове? — спросила девчонка.

Ответа не последовало.

— Ты не в состоянии проникнуть в его мысли? — Гутрун схватилась за голову. Она прижала руки к груди, голос ее понизился до шепота:

— Клянусь зубами Фрейи, ты создала мертвяка таким, что не в силах контролировать его сознание?!