Жажда мести, стр. 52
Последний вопль вырвался из ее груди, долгий, пронзительный, чем-то похожий на вскрик новорожденного. До нее еще смутно доходили обрывки мыслей, понимание, что это был ее крик, даже удивление, как ей удалось набрать столько воздуха, чтобы издать его.
Затем перед мысленным взором поплыли странные образы. Они сменяли друг друга, порой накладываясь, безостановочно вращаясь, однако скоро в этой хаотической череде прорезался девичий лик…
Гутрун! Лицо дочери дало ей сил вскрикнуть еще раз.
Взгляд девушки остановился на Песни Крови. Сначала Гутрун смутилась, затем обрадовалась, слезы хлынули из ее глаз. Губы ее сложились таким образом, будто она произнесла имя матери.
«Держись, девочка моя! Я иду к тебе на помощь! Будь сильной и стойкой!» — мысленно прошептала воительница.
Губы Гутрун продолжали двигаться, однако Песнь Крови так и не смогла разобрать или догадаться, что именно дочь пыталась поведать ей.
«Гутрун!» — беззвучно позвала женщина.
Но лицо дочери начало гаснуть, уплывать вдаль.
Вдруг воительница начала падать. Она рухнула на погасшие угли, здесь и лежала, не в силах ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Некоторое время жадно хватала холодный, влажный воздух, все никак не могла напиться. Страшно болело горло, его словно обожгли раскаленным обручем и не только снаружи, но и изнутри.
Дождь прекратился. Облака рассеялись, и она увидала звезды. Кое-где их мерцанию препятствовало что-то черное, непонятное. Спустя минуту она догадалась, это же ветви дерева. Открытие наполнило ее несмываемой радостью: она видит, она соображает, следовательно, живет!.. Мир вокруг вновь обрел прежнюю ясность. Молнии били в стороне, гром слышался в отдалении, видимо, буря уходила.
Песнь Крови попыталась пошевелить руками и ногами, тут и обнаружилось, как она замерзла. Это открытие тоже порадовало душу. Мерзнет, значит, живет. Однако с шевелением ничего не получилось. Она смогла двигать только веками, могла открыть глаза и закрыть их. Это все. Стало обидно и непонятно, где же эти проклятые оборотни? Кто же тогда вынул ее из петли? Долго ей тут еще лежать без движения? Успокоило воспоминание о Гутрун. Дочь была жива, она ждала ее.
Харбард и его товарищи пришли к дереву ранним утром. Там и нашли Песнь Крови на месте погасшего кострища. Лежала воительница недвижимо, однако жизнь еще теплилась в ней. Харбард взял ее на руки, взглянул вверх на веревку. Узел сохранился, но петля порвалась, словно ее прожгло насквозь. Вождь перевел взгляд на горло Песни Крови и обнаружил следы сильнейшего ожога. Однако другое обстоятельство привлекло его внимание — повыше и пониже кругового ожога на шее глубоко были выжжены мелкие значки, напоминавшие руны. Вождь ульфбьернов пробежал по ним взглядом и вздрогнул, он, знаток рун, не смог понять, что означала кровавая надпись на горле
Тут еще Ульфхильда добавила растерянности. Она стояла рядом и тоже изучала таинственную скоропись, затем обратилась к мужу:
— Что они означают?
Харбард пожал плечами:
— Никогда не встречал ничего подобного. Только Один знает, что здесь написано, так мне кажется. Только он мог сотворить что-нибудь подобное.
— Я ей даже завидую, — вздохнула Ульфхильда, коснувшись горла воительницы.
— Сомневаюсь, — ответил Харбард, — что она разделит твою радость.
Он понес воительницу в поселение. Ульфхильда и другие воины-оборотни последовали за ним. Они забрали ее одежду и оружие и по пути то и дело толковали о странной отметине, которой Один наградил незваную гостью. Всерьез обсуждался и другой вопрос, как скоро им придется отправиться в поход под предводительством этой удивительной женщины.
Глава двадцать шестая. ОЖИВШИЙ
Гутрун открыла глаза, но ничего не увидела. Немилосердно болела голова, просто раскалывалась. В то же время перед глазами еще стоял лик матери с выражением мучения и огромной радости от встречи с ней, Гутрун. Пусть и заочно, через неоглядные дали.
«Это был сон? — спросила она себя. — Нет, это больше, чем сон. Каким-то образом наши сознания соприкоснулись. Выходит, она жива! Но она же не моя мать, разве нет? По крайней мере, не настоящая мать, она…»
— Помоги мне, Фрейя! — вскрикнула Гутрун и не в силах противостоять мучительной боли обхватила голову руками. — Песнь Крови — моя мать. Единственная и настоящая! Будь проклято все колдовство Тёкк! Будь проклята ложь! — крикнула она.
В следующее мгновение боль внезапно отступила. Девушка словно очнулась от одолевавшего ее кошмара. Убрав руки, она энергично встряхнула головой, чтобы окончательно избавиться от наваждения. «Мама жива! Она сообщила, что идет мне на помощь. Умоляла меня держаться», — пронеслось у нее в голове.
Боль пропала, голова была совершенно ясная, как бывает по утрам. В следующее мгновение Гутрун обнаружила, что полностью обнажена и распростерта на каменной плите. Единственный источник света — факел на стене. Рядом с ней кто-то лежит.
Она скосила глаза, попыталась определить, кто же это может быть. Затем потерла глаза, пытаясь прогнать набежавшую вдруг тень. Наконец взгляд обрел ясность.
Она все поняла.
Рядом лежал труп, названный Тёкк ее братом. Его правая рука помещалась на ее бедре. Она ясно слышала дыхание мертвеца!
Крик обезумевшей от ужаса Гутрун потряс холодные стены. Девушка оттолкнула труп, попыталась отползти подальше. Скатилась с возвышения и продолжала ползти, пока не уперлась в каменную стену. Здесь она вскочила на ноги и бросилась к двери, оказавшейся запертой. Глянула назад, на возвышение. Губы трупа были вымазаны чем-то темным. Неожиданно черты его лица дернулись, начав складываться в жуткие гримасы. Он облизнулся и стал оживать.
Гутрун почувствовала, как что-то теплое и вязкое стекает у нее по ногам. Она невольно глянула вниз, увидала кровь…
Голова у нее закружилась, обещанный прежде и, казалось, совершенно немыслимый кошмар стал реальностью. Тёкк удалось сломить ее сопротивление, ее душа сдалась, внутренне согласилась с требованием ведьмы. Вот как она поступила с первым потоком крови, сделавшим ее женщиной. Как же удалось лишить ее разума? Как она посмела?..
Гутрун зарыдала. Значит, она сама, собственной рукой намазала губы жуткому порождению магии Хель, пробудила его к жизни на горе всем, кто ей дорог. На горе матери…
Она опустилась на пол и, уткнувшись в ладони, зарыдала еще громче. Мать упрашивала ее крепиться! Что же она? Не выдержала? Отступила? Как поддалась? Выходит, Тёкк одержала победу?
— Нет! — яростно закричала она. Слезы растаяли сами по себе. Сердце наполнили гнев и жажда мести.
Между тем труп продолжал пошевеливаться. Ей нельзя медлить.
Она выхватила факел и поспешила на возвышение, попытавшись прижечь лицо трупа огнем.
Локит внезапно открыл глаза. Он увидел огонь и резким движением выбил факел из рук Гутрун.
— Нет, так у нас не пойдет, сестричка, — прошипел он.
В следующее мгновение на его лице расплылась довольная ухмылка. Он сел рывком и уставился на Гутрун холодным, пустым и жестоким взглядом.
— Ты не сможешь причинить мне вред, — проговорил он скрипучим и безжизненным голосом.
Гутрун бросилась в ту сторону, куда отлетел факел, успев найти его. Затем глянула в сторону возвышения — там никого не было. Рука, холодная как лед, схватила ее за запястье. До нее донесся безжизненный торжествующий смех.
Девчонка отмахнулась, ударила его ногой, потом, развернувшись корпусом, ударила еще раз, на этот раз по колену. Казалось, мертвец даже не заметил ее ударов. Он вновь засмеялся, на этот раз его смех наполнился алчной жаждой жизни и победоносным ликованием. Гутрун, перехватив факел левой рукой, сделала ложный выпад и ткнула им в лицо Локита. Однако и теперь труп оказался изворотливей и ловчее, вцепившись в ее левое запястье.
Так они и стояли лицом друг к другу. Гутрун поразило в тот момент, что руки оборотня были нестерпимо холодны. Никакой кусок льда или металла не мог сравниться с ними. В глазах мертвеца горели веселые багровые огоньки.