Кодекс Люцифера, стр. 82

– Отпусти меня! – простонал Мартин и снова дернул руку Томаша. Он попытался вскочить на ноги, но упал на колени перед одром умирающего. – Проклятье, отпусти меня, отпусти меня!

– Отпусти мне…

– Отпусти меня! Брат Павел, ты должен выполнять свою задачу, ты и остальные. Боже мой, если это возможно, да минет нас чаша сия!

С нечеловеческой силой аббат Мартин дернул руку Томаша и наконец отцепил ее от своей рясы. Его одежда разорвалась от воротника до груди.

– Быстрее, брат Павел, мы не можем терять ни минуты! Павел промолчал и перекрестился. Аббат остановился и проследил за его взглядом, все еще сжимая руку брата Томаша. Тот смотрел мимо него на потолок спальни, но Павел знал, что на самом деле взгляд старика идет значительно дальше и достигает страны, лежащей за порогом нашего мира. Ему почудилось, что он еще разобрал последнее «Отпусти мне…». Томаш напрасно пришел сюда. Где бы ни находилось его спасение, в Браунау его точно не было.

Одно мгновение аббат Мартин неподвижно смотрел на мертвеца. Затем мягко уложил ослабевшую руку, которую сжимали его пальцы, возле умершего, на его ложе. Он выпрямился и посмотрел на Павла. Тот отчаянно сжал губы, увидев, как сильно постарел аббат за несколько последних минут.

– Пришел твой час, – заявил аббат. – Собери своих братьев.

И он вышел из спальни, гордо выпрямив спину и с трудом переставляя ноги. Перед глазами Павла неожиданно возникла картина – обессиленный аббат, стоящий в церкви в Подлажице после происшедшей там резни. В этот раз он выглядел гораздо хуже. Создавалось впечатление, что он покрылся льдом изнутри.

Павел медленно последовал за аббатом, но, прежде чем покинуть зал, обернулся. Брат Томаш был теперь всего лишь темным пятном в полумраке; если не знать, где он лежит, то можно и вовсе не заметить. «Всего лишь неаккуратная кучка грубой материи», – подумал Павел, но именно эта кучка только что разбила на куски весь мир молодого монаха.

17

Иоланта села у огня. Его зажгли не столько по необходимости, сколько по привычке, и все же она протянула к его теплу руки и ноги. Она казалась куклой в человеческий рост, которую кто-то усадил в кресло. Отец Ксавье бесцеремонно разглядывал ее. Он не ошибся в своей оценке: достаточно было немного ухода и хорошего питания, чтобы к этому тощему существу быстро вернулась его красота.

Отец Ксавье приказал поставить кувшин с вином и два кубка. Вообще-то сам он не собирался пить, но знал: люди пьют гораздо охотнее, когда считают, что собеседник тоже делает иногда пару глотков. Вино, принесенное им для Иоланты, было вовсе не знаком внимания, а лишь средством уменьшить степень ее недоверия к нему; со смешанным чувством злости и скрытой радости отец Ксавье понял, что не сумел достичь своей цели.

– Когда я наконец получу своего ребенка? – спросила она без предисловия.

– Те6я кто-нибудь заметил?

Она промолчала. Доминиканец терпеливо ждал.

– И кто же должен был заметить меня? – спросила она наконец с горечью. – Киприан Хлесль и его попутчики? Или один из прокаженных, когда я пряталась в его старом и грязном стогу и чуть не умерла из-за этого?

– В Храсте? В Хрудиме?

– Нет. Люди, живущие там, считают, что надежно отгородились от остального мира, но на самом деле там столько лазеек, что прокаженные, если бы захотели, смогли бы проникнуть к ним десятками. Киприан и Андрей без всяких усилий сумели выйти оттуда и вернуться назад, впрочем, как и я.

– Удивительно, – отметил отец Ксавье, и Иоланта поняла его намек.

– Надежда, – ответила она. – Даже в келье в монастыре у меня была надежда, да и матушка настоятельница только о ней и говорила. Но у прокаженного надежды нет. На что, собственно, он может надеяться? Самое большее – на скорую смерть, а уж ее-то он найдет и среди товарищей по несчастью, для этого ему никуда идти не надо.

Отец Ксавье задумался. Казалось, все говорит о том, что Подлажице – именно тот монастырь, о котором упоминалось в обрывочных сведениях о библии дьявола, – монастырь, где одного монаха замуровали заживо, чтобы сам Сатана надиктовал ему свой завет. Монастыря больше не существовало. Раздавил ли его дьявол своей ногой? Когда римляне сровняли с землей Карфаген, они вспахали земли на том месте, где он стоял, и посыпали ее солью, чтобы там больше никогда ничего не выросло. В данном случае можно было считать проказу и гниение дьявольским эквивалентом, соли. Библия дьявола когда-то находилась здесь, уж в этом отец Ксавье не сомневался. Однако точно так же очевидца было и то, что ее здесь больше не было. Таким образом, поездка оказалась одновременно и напрасной, и чрезвычайно содержательной.

– Ты хорошо выполнила работу, – услышал он свой голос и сам удивился тому, что произнес.

– Когда я получу назад ребенка?

– Частые расспросы ситуацию не изменят.

Она бросила на него гневно пылающий взгляд. А ведь раньше в такой ситуации у нее на глаза наворачивались слезы. С тех пор их место заняла жгучая ненависть, которую она даже не пыталась скрыть. На несколько мгновений отец Ксавье позволил себе помечтать: он возьмет Иоланту с собой в Испанию – своего собственного юного прекрасного агента, который поможет ему выведать секреты епископов, кардиналов и королевских министров, сделать их уступчивыми и податливыми. Однако средство давления на Иоланту, которым он сейчас пользовался, с каждым днем будет становиться слабее, а в Испании и вовсе перестанет работать. Она никогда не согласится покинуть Прагу и бросить своего ребенка. Разумеется, ему не составило бы труда взять первого попавшегося младенца из сиротского приюта и подсунуть его девушке, выдав за ее собственного: он не сомневался, что она не заметит никакой разницы, а даже если и заметит, то материнский инстинкт отринет все сомнения. Но только как он будет давить на нее и заставлять работать на себя, если ребенок будет у нее? Разумеется, существовала возможность снова отобрать у нее дитя, уже в Испании. На некоторое время доминиканец отпустил фантазию. Дальше все было бы просто – отдать ребенка на воспитание в доминиканский монастырь, разрешить ей видеться с ним в награду за определенные услуги и в качестве горячей надежды на то, что ей однажды удастся вернуть его в мир и воссоединиться с ним на веки вечные.

Отец Ксавье едва заметно покачал головой. Слишком все сложно. Падших девушек и в Испании хватает; нет никакой необходимости тащить с собой Иоланту на его родину, чтобы продолжать заниматься своей деятельностью. Нет: Иоланта соединится со своим ребенком здесь, в Праге, хотя и жаль, конечно, что приходится уничтожать такое выдающееся орудие.

– По прибытии в Прагу Киприан Хлесль в первую очередь разыскал дом, принадлежащий в равных долях двум венским торговцам – Себастьяну Вилфингу и Никласу Виганту, – сказал отец Ксавье. – У Никласа Виганта есть дочь по имени Агнесс, и Хлесль поступил так ради нее. Впрочем, он служит посланником епископа Мельхиора, однако я подозреваю, что он преследует и собственные интересы. Агнесс – прекрасный способ подобраться к нему поближе.

– Это единственная категория, которой вы мыслите, когда речь идет о людях, – с горечью отозвалась Иоланта, – как бы вам их использовать.

– Само собой разумеется, – с улыбкой ответил отец Ксавье. – И люди только облегчают мне эту задачу.

– Ваша душа проклята, отец.

– В таком случае мы с тобой и в аду будем рядом.

– Вы хотите, чтобы я осторожно расспросила Агнесс?

Отец Ксавье склонил голову набок и снова улыбнулся.

– А я уж испугалась, что вы заставите меня броситься на шею этому Киприану Хлеслю.

– Если бы я решил, что это сработает, то, возможно, обдумал бы такой поворот. Мне искренне жаль, что твое непосредственное задание не включает такого удовольствия, как отдаться порыву страсти с молодым и сильным мужчиной.

– Идите к черту, отец.

Монах спокойно откинулся на спинку кресла.

– Рано или поздно, но я всегда слышу это доброе напутствие, – отметил он.