Око за око, стр. 33
Адам, Константин и Лев переглянулись — на их лицах застыло торжественное выражение. Дорога была открыта…
Чем дальше в лес, тем больше дров: Григорий даже не успел осмотреть замок Висневец, как его вновь поторопили в путь. На этот раз Отрепьева под свою опеку брал уже Константин — вместе с ним Григорию предстояло отправиться в замок Самбор к Юрию Мнишек, тестю Вишневецкого…
— Добрый день! — расплылся в широченной улыбке невысокий темноволосый толстячок. — Пан Константин, — обнимая Вишневецкого, он чуть ли не светился от радости, — сколько лет, сколько зим! Негоже так подолгу пропадать. Ну, заходите, заходите гости дорогие, негоже на пороге стоять.
Странно, но этот тучный старичок и добродушный хозяин, самолично встречавший гостей, совсем не производил впечатления значительного и влиятельного человека. А ведь именно он, Юрий Мнишек, был одним из самых значительных и влиятельных людей. Этот пан, сенатор Речи Посполитой, был воеводою сендомирским и старостою львовским, в его управлении были королевские экономии в Самборе…
«Неужто это все еще порог?» — удивленно думал Григорий — ему казалось, что перед этим, миновав рвы и крепостные стены, они с Константином брели по огромным коридорам замка целую вечность.
Несмотря на свое бедняцкое происхождение, Отрепьев успел повидать, как живут знатные вельможи — служил ведь он, правда, еще отроком, и в доме Романовых, и у князя Бориса Черкасского, но Самборский замок поразил Гришку своим размахом.
Местами укрепленный, защищенный рвами и опоясанный толстыми крепостными стенами, замок служил передовым постом против татар и имел военное значение, так что его, скорее, можно было назвать городом. Располагаясь в красивой местности на левом берегу Днестра, он, однако, был также роскошным местопребыванием для королевской четы. Замок состоял из четырех отдельных строений: дворец короля, дворец королевы, палац для гостей, в котором помещалась одна только обширная столовая, и в отдельном здании приемная зала.
Тем не менее их королевские величества редко посещали замок, поэтому Юрий Мнишек свободно располагал всеми этими помещениями, а также их многочисленными службами, окруженными громадными домами, кухнями, сараями, конюшнями и погребами…
То ли все уже было оговорено заранее, то ли у Юрия ни один день не обходился без гостей, только приезд Адама и Григория не был для него неожиданностью. Юрий тут же провел гостей в огромную столовую, и в мгновение ока многочисленная прислуга, словно только их и ждавшая, накрыла богатый стол.
— Ну, Константин, знакомь с гостем, — уже за обедом спохватился Мнишек.
— Царевич Дмитрий, — торжественно объявил Вишневецкий, — чудом оставшийся в живых сын Иоанна…
И пока Константин с воодушевлением рассказывал о том, как его конюх самым чудесным образом оказался сыном царским, лицо Юрия вытягивалось все больше и больше.
— Все может быть, — с сомнением в голосе произнес Мнишек. — Но, к счастью, мы можем это проверить. Есть тут у меня один слуга, Лазаж Вжизевский. Так вот, этот Лазаж любит рассказывать, как он во время осады Пскова в плен Московский попал. Говорит, что в плену этом он царевича видел. Ребенком, конечно, да, с его слов, у царевича приметы есть, так что его и взрослым узнать можно.
— Кшиштоф, — позвал Мнишек слугу, — кликни-ка Вжизевского.
У Гришки сердце в пятки ушло — ни пронзительный взгляд Юрия из-под грозно сдвинутых бровей, ни худое лицо Лазаша, словно только что спасенного от голодной смерти, казалось, не предвещали ничего хорошего.
— Лазаш, — сурово обратился к нему Мнишек, — этот человек говорит, что он спасенный царевич Дмитрий. Сможешь ли ты его опознать?
— Смогу, — просипел Лазаш, и начал подозрительно осматривать Гришку своими выпученными рыбьими глазами, ощупывать руки Отрепьева длинными, отвратительно костлявыми пальцами…
— Царевич, истинный царевич, — второй раз просипел Вжизевский и поклонился Григорию до земли.
У Отрепьева отлегло от сердца, однако радости не было. В замке Константина слуга падал на колена, целовал руки, а здесь едва поклонился. В том, как здесь его признали за царевича, Гришка сразу приметил, что либо придется играть по правилам Мнишека, либо погибнуть позорной смертью как самозванцу…
— Царевич, — почтительно повторил за Вжизевским Мнишек. — Значит, сам Дмитрий Иоаннович стал моим гостем? Такое ведь раз в жизни бывает, — радостно защебетал Юрий и, обращаясь уже к Константину, добавил:
— А ведь этой радостью с другими поделиться нужно, Константин, верно я говорю?
— Пан Юрий всегда говорит верно, — сказав это Гришке, но, надеясь польстить тестю, ответил Константин.
— Значит, нужно устроить пир: пусть люди знают правду. Как только радостная весть разнесется по белу свету, наверняка найдутся еще люди, которые смогут признать царевича, — разъяснил Мнишек. — Вот тогда и видно будет, как лучше поступить. А пока пусть царевич привыкает жить по-царски…
Как выяснилось, пан Юрий и в самом деле не бросал слов на ветер — с первых же дней на новом месте Отрепьеву пришлось познать всю прелесть роскошной жизни. Мнишек ничего не жалел для дорогого гостя — ни дорогих одежд, ни богатых угощений, ни развлечений. Вот только обещанного пира до сих пор не было.
Однако Мнишек вовсе не забыл про свое обещание — время было давно уже намечено, гости созваны. Юрий нарочно откладывал пирушку. Оповещенный о чудесном спасении царевича, он ни на миг не задумывался о том, истинный ли сын Иоаннов к нему приедет или нет. Кем бы он ни был — потомком царского рода или ловким обманщиком, из его более чем удачного появления можно было извлечь огромную выгоду. Так что в хитроумной голове воеводы план действий созрел прямо-таки мгновенно…
— Как ты, Димитрий, не скучаешь? — на пороге новой комнаты Григория наконец появился хозяин замка.
— С таким заботливым хозяином скучать вряд ли придется, — искренне ответил Отрепьев — он и в самом деле был благодарен Юрию за заботу, — но вниманием меня не балуют. — Предоставленный самому себе, последнее время Григорий начал беспокоиться, что о нем просто-напросто забыли.
— Да? — претворился изумленным Юрий. — Значит, я как раз кстати. Хотел тебя на обед позвать. Только ты не отказывайся, — торопливо добавил воевода, заметив, что Отрепьев порывается что-то сказать, — а то сколько уж времени прошло, а на царевича никто еще и не взглянул.
Гришка даже и не собирался отказываться, и вскоре ему впервые предстояло познакомиться с семьей Мнишека. В общем-то, семья сендомирского воеводы была отнюдь не многочисленной: если не считать самого Юрия, она состояла из его жены Ядвиги, двух дочерей и сына Станислава. Старшая дочь, Урсула, не так давно старательными усилиями своего отца стала женой богатого князя Константина Вишневецкого, потому за столом оказалась только младшая дочь. Восемнадцатилетняя Мария была как раз девицей на выданье…
Григорий только взглянул на нее и понял, что пропал. Кусок не шел ему в горло, и ведь ни какой попало кусок! И тем не менее за этим богатым столом, где не было, пожалуй, разве что птичьего молока, Гришка ничего не мог взять в рот. Не в силах скрыть своего восхищения, во все глаза он смотрел на Марию, и никто из Мнишков, казалось, этого не замечал.
Бесспорно, Мария была просто красавицей, но Григорий находил в этой красоте нечто большее. Вне всякого сомнения, этот высокий, как и у отца, лоб, тонкий нос, узкие, будто искусно очерченные губы, грациозно выгнутые брови и огромные продолговатые, словно миндалины, глаза могли принадлежать только королеве.
«Что ж, — подумал Григорий, глядя на прекрасную Марию, — я приму все условия алчных поляков и она станет моей. Хотя бы ради этого стоит стать государем…»
Глава 28
Кто знает, сколько бы дней провел Отрепьев в пустом безделье, наслаждаясь прелестями новой жизни, если бы не увидел Марию: в отличие от всех влюбленных, уносящихся в какие-то неведомые дали, Григорий спустился с небес на землю.