Око за око, стр. 31

— Тебе обязательно уезжать?

— Обязательно — я человек слова.

— Значит, меня все равно выгонят. Только когда ты уедешь.

— Анна, неважно, буду я здесь или нет, никто тебя пальцем не посмеет тронуть, это я тебе обещаю. Разве я когда не сдерживал своего слова?

Эти слова были правдой — еще ни разу не пришлось Зелинской упрекнуть Евсеева в том, что он не выполнил своего обещания.

— Возьми меня с собой, Ярослав, — тихонько попросила Анна.

— Не могу, Анна, — беря Зелинскую за руку и глядя ей в глаза, ответил Евсеев, — там, куда я еду, женщине не место.

— А куда ты едешь?

— Со временем Анна, ты узнаешь, но сейчас я тебе ничего не могу рассказать. Пойми, Анюта, — заметив, что Анна снова готова расплакаться, нежно обнял ее Ярослав, — я ведь не о себе беспокоюсь. Женюсь вот на тебе, и поминай как звали. Убьют, а ты и знать не будешь. А если ты кому приглянешься, что тогда? Всю жизнь меня ждать будешь? Или среди ночи в страхе просыпаться, что я вот-вот вернусь, а ты при живом муже с другим милуешься?

— Где ж ты раньше был со своей заботой? Почему ты мне об этом только сейчас говоришь?

— Потому что я и сам не знал, что так все получится, — пытаясь сказать это как можно убедительнее, соврал Ярослав.

Какое-то время в комнате царила тишина — каждый думал о своем, однако первым из оцепенения выпал Ярослав.

— Ты на меня так и будешь дуться? — наградив Зелинскую одним из своих самых очаровательных взглядов, сказал Евсеев, будто ничего не произошло.

— Мне пора, — будто не замечая намека Ярослава, ответила Анна.

— Завтра ко мне зайдешь?

— Может быть. Если не выгонят, — закрывая дверь, ответила Зелинская.

— Фу-ф, — выдохнул Ярослав, про себя подумав о том, что в жизни не видел более упрямой женщины. Говорят же ей, что никто ее не тронет, а она заладила: выгонят, выгонят.

Однако еще не успели стихнуть шаги Анны, как в комнату Ярослава ворвалась Барбара. «Все, допрыгался, — предполагая, что обе женщины непременно должны были столкнуться, подумал Ярослав».

— Что с тобой, Ярыш? — удивленно разглядывая ходившего из угла в угол Евсеева, спросила Кучиньская.

— А с тобой? — злобно проговорил Евсеев, уже ожидая от Барбары упреков.

— Странный ты какой-то сегодня, — все больше удивлялась служанка. — Не успеешь войти, а он как зверь набрасывается. Может, мне зайти в другой раз? — уже собираясь уходить, спросила Барбара.

— Прости, Барбара, — загораживая проход, опомнился Ярослав. — День сегодня плохой, вот и все. Но если ты останешься, он станет в тысячу раз лучше.

На этот раз пылкие взгляды Ярослава не пропали даром — Барбара осталась…

Дальше день действительно стал лучше, но сделала его таким совсем не Барбара.

— Ты где пропадаешь? — едва завидев Ярослава, налетел на него с расспросами Гришка. Где тебя только не искали!

— А что случилось? Некому воды подать? — глядя на валявшегося Григория, съязвил Евсеев.

— Пока ты где-то прохлаждаешься, мы тут с Адамом разговаривали. Между прочим, он и тобой интересовался.

— Ну и что? Я буду торжественно изгнан из замка за безделье?

— Адам теперь знает, что ты сын боярский и лишился семьи из-за участия твоих родных в моем спасении. Так что со мной на Волынь ты поедешь уже не слугой.

— На Волынь?

— В замок Висневец, к брату Адама, Константину. Он птица высокого полета…

— Когда? — перебил друга Ярослав.

— Как только я выздоровею, — рассмеялся Отрепьев. — Потому тебя и искали, а ты сразу — водички подать… Что скажешь? — продолжил он уже серьезно.

— Скажу, что хватит тебе валяться. Завтра же поднимайся на ноги, а дня через четыре, думаю, можно будет и ехать.

— Значит, решено?

— Да. Кстати, Григорий, у меня к тебе небольшая просьба есть. Выполнишь?

— Сперва рассказывай, а там видно будет.

— Княжна Вишневецкая одну свою служанку, Анну Зелинскую, выгнать хочет. Так вот, пусть она ее не только не выгоняет, но и пристроит получше.

— Ха, — присвистнул Отрепьев, — а ты, Ярыш, не промах. Вот только придется мне тебя огорчить — лучшего места, чем у Анны, ни у одной служанки нет.

— Так ты выполнишь мою просьбу? Уже завтра она может потерять это место.

— Конечно, думаю, в такой мелочи Адам мне не откажет.

— Значит, договорились.

— Договорились.

— Да, Ярыш, чуть не забыл, — крикнул Гришка Ярославу, уже закрывавшему дверь. — На радостях не закрывайся завтра весь день со своей Анной, — ухмыляясь, добавил Гришка, а то тебя потом с собаками не найдешь…

Глава 26

Этой же ночью Евсееву приснился странный сон. Нет, он совсем не был кошмаром, но с некоторых пор Ярослав хотел, чтобы ему вообще никогда не снились сны. Когда это произошло впервые, Ярыш уже не помнил, но, случившись однажды, стало какой-то напастью.

Все начиналось с того, что ему всего-навсего снился сон и, может быть, даже неплохой, но по непонятной причине он долго не мог забыться, сам по себе всплывая в памяти в самые неподходящие моменты.

Но это было еще не все: проснувшись наутро после такого сна, Ярослав чувствовал себя настолько уставшим, будто ему и в самом деле пришлось испытать все увиденное. А потом, именно тогда, как только Ярослав забывал о сне, с ним непременно что-нибудь случалось.

Сперва Евсеев этого не замечал, думая, что это простая случайность, однако вскоре он все больше и больше убеждался, что его сны каким-то странным образом влияют на все с ним происходящее. Жаль только, что увидеть эту связь Ярослав мог только после того, как это что-нибудь случалось. И вот опять сон…

Такой бурной реки Ярославу еще ни разу не доводилось встречать, и, несмотря на всю свою храбрость, в жизни ни за какие коврижки он не рискнул бы по ней сплавляться. Однако во сне страха не было — уверенно взял он в руки весла, словно делал это уже тысячу раз, и со странным спокойствием оттолкнулся от берега. В тот же миг бурные воды реки стихли перед Евсеевым, будто перед своим повелителем, и вот он уже плывет по широкой и спокойной реке.

Теплый ветерок треплет его темные волосы, в синих водах отражается ослепительное полуденное солнце, мерно покачивается маленькая лодка. Вон там, прямо за бортом, плещется стая рыбешек: только протяни руку, и их можно будет достать.

Ярослав наклоняется к воде — вот они, совсем рядом, так что можно видеть каждый хвостик, каждую чешуйку, и не пугаются его пристального взгляда, не уплывают прочь. А сколько их! «Кажется, их число увеличивается, — думает Ярослав. — Верно. Уж этой громадной рыбищи точно здесь не было. И чего это она на меня так смотрит? Наверное, хочет сожрать. Или боится, что я ее сожру. А почему бы и нет?»

Ярослав резким движением опускает руку в воду, пытаясь поймать рыбину, и его пальцы сами собой плотно сжимаются в кольцо вокруг скользкого рыбьего тела. Но в тот же миг маленькая лодочка переворачивается, накрывает Ярослава, и вместе со своей добычей он идет ко дну.

Вот уже в прозрачных водах видно песчаное дно, Ярослав пытается от него оттолкнуться, но рыбина тянет вниз, не давая выбраться наверх. Евсеев, скрепя сердце, отпускает рыбу, но теперь вода, становясь словно живой, давит ко дну, и уже нечем дышать. Нечаянно взгляд Ярослава падает на свою руку: на ней алым пламенем горит заветный перстенек.

И тотчас вода отпускает Ярослава; словно сам превратившись в рыбину, он с легкостью поднимается наверх, и в грудь врываются живительные струи, спасая, от, казалось бы, неминуемой смерти…

— Черт побери, — заругался Ярослав, едва открыв глаза, — опять!

Однако на душе не было тягостного осадка, и, поразмышляв, Ярослав решил, что сон все-таки хороший — ведь он в конце концов спасся. А раз так, нечего и переживать…

— Ярослав, ты не поможешь мне? — впервые за время пребывания Евсеева в замке Вишневецкого обратился к нему с просьбой Януш.

— Конечно. А в чем дело? — удивился Ярослав — Януш имел не свойственную для своего возраста и положения гордость, и никогда ни о чем никого не просил, потому слова нового конюха очень его удивили.