И шарик вернется…, стр. 24
Теперь он был просто бордового цвета.
– Ну, не надо так расстраиваться, — ласково продолжала Лялька. — А то помните, как у Чехова? «Скончался апоплексическим ударом».
Главврач резко схватил Лялькину справку и коротко черкнул подпись.
– Спасибочки! — вздохнула Лялька. — И всего вам, так сказать, светлого и хорошего. В смысле — здоровья и успехов в работе. — Она встала со стула и легкой походкой пошла к двери.
– Сука, — прошипел он вслед. — Гонорею свою лечи!
– Это уж пренепременно. Половая жизнь должна быть активной и регулярной.
Прежде чем открыть дверь, Лялька обернулась.
– Сука — это да. Даже спорить не буду. И вы не хворайте. Берегите себя.
На трясущихся ногах и крепко держась за перила, еле спустилась по лестнице. Села на лавочку в больничном сквере, закурила трясущимися руками. Чтобы успокоиться, по отцовскому, а вернее, по йоговскому методу, глубоко задышала. «Господи! Как же было страшно! — подумала смелая Лялька. — Ну просто чуть не описалась!» Чувство юмора ей не изменило даже сейчас. Было очень противно. Очень. До тошноты.
Светик
Летели долго — почти сутки, с остановками, конечно. Наконец приземлились. В аэропорту Светик открыла рот — ну, ни фига себе! Даже не ожидала таких сильных эмоций. Вышли на улицу, и на них пахнуло тяжелым и влажным воздухом жара асфальта, каких-то удушливых растений и бензина. Встречала посольская машина — древний и раздолбанный «Мерседес». Светик сразу поняла свое место: третий секретарь посольства — должность небольшая. Пока. Ну и черт с ними! Главное — она здесь, за границей. В машине вертела головой — боже, какая красота! Огромные, светящиеся торговые центры, гладкие, как зеркало, дороги. Кругом — зелень и цветы! Просто в сказку попала. Даже на мужа глянула благосклонно.
Поселили их на территории посольства. Квартирка — так себе: две комнаты, мебелишка жалкая, занавески копеечные. Кухня — одна на три семьи. Правда, холодильник огромный и японский телевизор. «Ну тоже мне, удивили!» — усмехнулась Светик.
Стали разбирать вещи, потом Виталий пошел в офис. В комнату постучали, на пороге стояла молодая, симпатичная и очень загорелая блондинка.
– Катя, — представилась она и протянула Светику руку. — Устраиваетесь?
Светик отступила, и Катя прошла в комнату.
– Ну, обедаем сегодня у нас, — весело сказала она. — Здесь так принято приезжающих встречать. А завтра в город съездим. Я тебе, — она сразу перешла на «ты», — покажу все магазины и лавки. Где подешевле. Ну, где наши отовариваются.
– Спасибо.
– А хлеб бородинский и селедку привезла? — спросила Катя.
Светик пожала плечами и покачала головой:
– Нет. Мне никто не сказал.
– Эх ты! — разочарованно вздохнула Катя. — Сюда все из Москвы привозят. Так заведено, — объяснила она.
– Ну, я — не все, — разозлилась Светик. — Откуда мне знать?
– Могла бы дотумкать. — Катя постучала пальцем у виска и вышла из комнаты.
«Дура какая! — расстроилась Светик. — «Дотумкать»! Деревня! И наглая к тому же. Не пойду к ней на обед! Много чести!» Она села на кровать и расплакалась. Все показалось ей чужим и противным — и этот душный и липкий пестрый город, и паршивая квартиренка, и чужая мебель, и посуда, и коммунальная кухня с назойливыми соседками, и муж — тоже абсолютно чужой человек. «И что я тут делаю? — всхлипнула Светик. — И вот к этому всему я так стремилась?»
И еще очень захотелось в Москву, в свою квартиру, к Жанке. И, даже странно представить, к маме. Так бы все бросила и побежала. Но не добежать и не долететь. А значит, Светик утерла слезы, надо жить здесь и сейчас. И получать максимум удовольствий. А со всем остальным мы разберемся со временем. Уж вы-то не сомневайтесь!
А никто сомневаться и не собирался. Всем была безразлична Светикова жизнь и сама Светик. Королевой ее объявлять тоже никто не спешил. И самое печальное, что она это прекрасно понимала. Не дура ведь. Совсем не дура.
Зоя
Зоя позвонила Ляльке. Сказала, что есть разговор, и предложила встретиться во дворе. Лялька удивилась и нехотя согласилась. Что общего у нее может быть с этой комсомольской активисткой? Она вышла во двор, на скамейке сидела задумчивая Зоя.
– Ну, чего надо? — нелюбезно спросила Лялька, присаживаясь рядом и закуривая.
Зоя начала:
– Вопрос серьезный. И только ты, Лялька, мне сможешь помочь. — Она замолчала и тяжело вздохнула.
– Ну? — стала раздражаться Лялька.
– В общем, так, Ляль, мне книжка нужна. Ну, где вся правда, понимаешь? Из тех, что в магазине не продают. У тебя, я уверена, есть. Мне очень нужно! — И Зоя с мольбой в глазах посмотрела на Ляльку.
Лялька усмехнулась:
– А с чего это ты так уверена, что у меня она есть?
– Ну у кого, если не у тебя? Ты, по-моему, одна из нас всех пытаешься разобраться в происходящем и в прошлом. Я вот тоже решила…
– Что решила? — уточнила Лялька.
– Разобраться, так ли все на самом деле. Ну, как мне бабушка объясняла. Как в школе учили. Как в институте говорят.
– «Одна из нас», — рассмеялась Лялька. — Из кого — «из нас»? Мы с тобой вроде в одной лодке никогда не сидели, хотя и в одну школу ходили, и одни книжки в детстве читали. Впрочем, нет, вряд ли. Не одни. Я Хармса читала, Тувима, Заходера. А тебе они, я думаю, неизвестны.
– Ну и что? — грустно спросила Зоя. — Разобраться ведь никогда не поздно.
Лялька молчала.
– Помоги, Ляль. Может, с твоей помощью ко мне наконец прозрение придет.
– Что, комсомол обидел? Грамотой не наградил? — хмыкнула Лялька. Потом добавила: — Ладно, так и быть. Но ты знаешь, ЧТО это такое и ЧТО за это будет, если не дай бог.
Зоя закивала:
– Я быстро прочту, Лялечка! Клянусь тебе — быстро!
– «Лялечка»! — протянула с усмешкой Лялька и добавила: — Ты, Зоя, быстро не читай! Ты медленно читай. Вдумчиво. Тогда, может, что-нибудь дойдет. Правда, на этот счет у меня большие сомнения! Книжку сейчас вынесу. Она не моя. Даю тебе на три дня. Береги как зеницу ока. Если что — без головы останешься. Это я тебе обещаю.
Зоя мелко закивала головой. Лялька встала и направилась к своему подъезду. «Зря я все это, — подумала она. — Ничего ее не пробьет. Ведь все впитано с молоком матери. Точнее — бабки. Риск огромный. — Зоину бабку Лялька помнила преотлично. — А все-таки, если дать шанс? Может, хоть кому-то жизнь не испортит, активистка хренова».
На сердце у Ляльки скребли кошки. Она вынула из шкафа книжку, наивно обернутую в полотенце. Самиздат, разумеется, был отцовским. Завернув книгу в несколько слоев газеты, она вышла на улицу и протянула Зое сверток:
– На, просвещайся. «Зияющие высоты». Автор — Зиновьев. Если будет надо, еще Авторханова дам, «Технологию власти». Через три дня вернешь. В метро, надеюсь, читать не будешь, ума хватит?
Зоя кивнула:
– Конечно, о чем ты, Ляль? Через три дня верну. В целости и сохранности. Не сомневайся! И еще раз — огромное тебе спасибо!
Лялька махнула рукой и пошла к подъезду.
В перерыве между лекциями Костя Миловидов стоял с Машкой и чем-то, видно, сильно ее веселил. Машка заливалась, откинув голову назад и обнажив свои роскошные белые ровные зубы. Зоя прошла мимо. Костя с Машкой проводили ее взглядами и рассмеялись вслед. Зоя залилась бордовой краской, из глаз брызнули слезы. «Обо мне говорят, — с ужасом подумала она. — Значит, он все ей рассказал. А если знает Машка, будет знать весь курс. Да что там курс — весь институт». Теперь Зоя не сомневалась, что все делает правильно. Все, что она решила, — абсолютно справедливо, и она точно не будет ни о чем жалеть.
При выходе из буфета она столкнулась с Миловидовым.
– Ну что, Крупская, хранишь тайну своего падения? — заржал он. — Храни! — Он сделал «страшное» лицо. — Храни, Люксембург! И помни: с тебя бутылка! — Он погрозил ей пальцем и оглянулся, ища глазами Машку. Та, допивая сок, помахала ему.