Знаменитая танковая, стр. 7
Южнее от позиций за близким горизонтом тоже стало тихо. Небо в той стороне освещалось заревом. За прошедший день у нас не погиб ни один боец. Троих ранило. Но танкисты очень устали. Один из них был контужен. Бродил пошатываясь. Подходил близко к горевшим машинам. Был хорошо виден врагам. Его могли убить. Бойцы оттаскивали товарища из освещенного места. Теперь танкисты лежали вповалку рядом со своими машинами.
Из ремонтников остались в живых только дедушка, механики Василич и Колосов. Остальные погибли. Старики помогали танкистам чинить гусеницы – заменяли траки.
В эту же ночь старики отремонтировали подбитую бэтушку (лёгкий танк БТ-27). Башня её свернулась на сторону и не поворачивалась. Но пулемёт был цел, имелись диски с патронами. Старики наладили мотор. Бэтушка стояла вся в дырках, больших и маленьких. Дыры забили деревянными пробками. Старики знали, что придётся отойти, подтянуться к соседним бригадам. На танках повезут раненых. И они приготовили себе машину. Да ещё и с пулемётом. Чтобы от пехоты надёжнее отбиться.
Первый танковый таран в корпусе
Несколько раз за ночь немцы открывали беспорядочный огонь, но на штурм не шли. Утром наши поняли, зачем они стреляли. Пальбой заглушали рокот моторов и окружили наши позиции. Перекрыли дорогу с юга и с севера. Двадцать машин отрезали нам проходы назад. Они стояли метрах в пятидесяти друг от друга. Стволы их орудий были направлены на наши позиции.
Отступать было невозможно. Если б хоть один танк вылез из укрытия, его тут бы и уничтожили.
Прямо по фронту разъезжал на бронетранспортёре немецкий офицер. Через микрофон предлагал сдаться. Он объявил, что 40-я и 21-я наши армии окружены. Помощи ждать нашим неоткуда. Пленных немцы не расстреливают. Через несколько дней Воронеж будет взят немецкими войсками. И ещё добавил, что через неделю весь наш юг будет отрезан от Москвы…
Два наших KB оборвали выступление офицера. Один снаряд взрыл землю рядом с бронетранспортёром, другой угодил в гусеницу. И бронетранспортёр развернуло. Враги ответили залпом из всех орудий. Опять наши позиции затянуло пылью.
В этот день был совершён первый танковый таран танкистами 17-го корпуса. Тяжёлый KB лейтенанта Максимова был врыт в землю на левом фланге. Между двумя подбитыми танками.
Дедушка так говорил об этом случае:
– Сам Максимов погиб накануне. В башне был один только сержант Петров. Ещё находились в машине механик-водитель и стрелок-радист. Враги на максимовцев точили зубы, но уничтожить никак не могли. Выбрав цель, максимовцы чуть выдвигали танк из укрытия. Пальнут и спрячутся. Девять вражеских машин они уничтожили. А левее от их позиции тянулась низинка, на ней росли обгоревшие кусты орешника. За орешником был овраг, и с той стороны максимовцы не ждали опасности. Но вот ночью два танка врагов обогнули овраг со стороны железной дороги, подползли к кустам орешника и затихли. Никто не заметил их. Максимовцы высмотрели очередную цель, только выползли из-за танка, чтоб пальнуть… Вдруг страшный удар потряс машину. Два снаряда сразу угодили в башню. Пушка беспомощно провисла. А под разбитыми танками сидели два бойца в окопчиках. Гранат у них уже не было, только трофейные автоматы. Бойцы заметили немецкие танки, но что они могли им сделать? Ничего. А в KB первым очнулся сержант Петров – совсем молоденький, комсомолец. Видит, стрелок-радист умирает, из ушей, из носа у того течёт кровь. Очнулся водитель.
– Что там, на воле, сержант? – спросил он у Петрова. Тот с трудом открыл люк на башне, высунул голову – и тотчас захлопнул люк: от кустов орешника ползли два вражеских танка. Метрах в сорока от максимовцев стояла ещё одна наша тяжёлая машина. Вот-вот враги могли и её уничтожить. Ведь никто не ждал их с этой стороны! Тогда участок оголится, неприятель ринется на наши позиции, погибнет много людей… Петров попробовал развернуть башню, но она не слушалась.
– Давай задний ход! – крикнул Петров водителю.
А башни с крестами уже огибали эту маленькую крепость… К танкам очень подходит поговорка: один в поле не воин. За первым полз второй вражеский танк, готовый в любой момент прикрыть его своим огнём.
Петров, конечно, отлично это понимал.
– Башню заклинило, – крикнул он своему водителю, – сшибём второго! Выжимай газ! Даёшь таран!!!
Тяжёлый KB взревел, понёсся с пригорка и врезался в бок врага. От сотрясения снаряды у немца взорвались. Башню сорвало взрывом, отбросило в сторону. Передний танк мигом развернулся, чтобы уйти, но его заметили, расстреляли в упор…
Когда стемнело и пальба прекратилась, бойцы через нижний люк забрались в танк. Один Петров был ещё жив. Его вытащили. Вскоре он пришёл в сознание и обо всём рассказал. Но минут через сорок скончался.
На воине и «вдруг» не бывает без причины
В одиннадцать ноль-ноль из штаба корпуса передали, чтоб танкисты попытались вырваться из кольца, отходили к Нижнедевицку. Но как прорваться? Ракетами, прожекторами неприятель освещал дорогу, пространство перед железнодорожным полотном. У врагов играли на губных гармошках. Через микрофон кричали:
– Русь, сдавайся! Москва капут!
– Русь Иван, матка дома ждёт!
И смеялись.
Комбриг был ранен в бедро. Он сидел на ящике рядом со своим танком. Вокруг него собрались командиры. Как прорываться? По одной, по две машины в разных направлениях? Их уничтожат. Броситься всем разом? Вражеских танков в два с половиной раза больше. Сосредоточат огонь все, и половина не прорвётся. К тому же шестнадцать человек раненых.
Положение казалось безвыходным. Но не ждать же до последнего снаряда! Можно было оставить человек десять смельчаков, а остальные в потёмках налегке проберутся за насыпь. Оставшиеся подожгут машины и тоже уйдут. Но танкистам жаль было машины.
Вдруг (а дедушка говорил: на войне часто происходили «вдруг» важные события) к командирам подошёл старый механик Колосов. Когда он с дедушкой ездил за снарядами к деревне, приметил вот что: железная дорога там шла на подъём. Местами рельсы и насыпь не возвышались над землёй, как это обычно бывает. Наоборот, полотно железнодорожное на подъёме как бы врезалось в землю. И по обеим сторонам железной дороги земля возвышалась над ней. Колосов решил: в том месте, где овраг подходит близко к железной дороге, откосы земляные можно срыть. По дну оврага танки подойдут на малых оборотах к этому месту. Так же на малых оборотах могут переползти через полотно. И уйти к Нижнедевицку.
– Ежели там только заслона нет, – говорил Колосов комбригу и командирам. Он сам не очень верил в такую авантюру. Но комбриг тут же послал людей проверить, есть ли у железной дороги заслон.
Ночи летние на Курщине короткие. Там, где овраг подходил к железной дороге, заслона не было. Враги считали, что танки не могут пройти здесь.
Бойцы очень торопились. Лопаток не хватало, уставших быстро сменяли. Даже руками отгребали землю. Минут за сорок срыли откосы, забросали рельсы землёй. Получился переезд. Первыми ушли мотострелки, унося раненых. На позициях было тихо. У фашистов уже не играли на гармошках, тоже стояла тишина. Только взлетавшие ракеты да скользившие по земле лучи двух прожекторов говорили, что враги настороже.
Если запускать в такой тишине моторы, враги могли заподозрить неладное. И наши решили пожертвовать тремя машинами. Все танки разом сделали по два выстрела в сторону немцев. Те переполошились. Загудела какая-то сирена. Они открыли огонь. Десятки ракет взлетели в небо. В такой суматохе танки по одному скатывались в овраг. Три оставшихся танка палили в разные стороны. Водители газовали, с рёвом машины вертелись на одном месте. Бросались вперёд, назад, в стороны. И били, били из пушек без всякого прицеливания. Наконец за железной дорогой взлетели две наши зелёные ракеты. Водители вывели танки из укрытий. Направили их на вражеские позиции. Сами повыскакивали из машин, бросились к оврагу… и ушли.