Розовое дерево, стр. 50

— Ах, Ораделли, не надо извращать мои слова! — вспыхнула Софи. — Я никогда не сравнивала тебя с Мари Алой. Бог мой, та женщина состояла из кислого молока и касторки. Но я не вижу причин винить Миллисент за то, что она танцует и получает от этого удовольствие.

— Поверь, это совсем не одно и то же — хорошо проводить время и поступать так, будто у тебя нет ни капли здравого смысла. — Ораделли перевела хмурый взгляд на племянницу. — Послушай меня, юная леди: в тот момент, когда ты увлечешься этим мужчиной, ты сама себя толкнешь в пропасть.

— Я никем не увлеклась, и меньше всех Джонатаном Лоуренсом! — уязвленно ответила Миллисент.

— В самом деле?

— В самом деле! Я просто танцевала! И получала от этого удовольствие. И я не нахожу в этом ничего плохого!

Тетушка Ораделли раздраженно поджала губы.

— Девушке в твоем возрасте не подобает скакать по залу в танце, тем более с таким сомнительным кавалером, как Джонатан Лоуренс. Это выглядит неприлично. И что бы только сказал твой отец?

Миллисент на мгновение растерялась. Тетушка задела ее самое больное место. Что непристойного она сделала в этот вечер? Неужели отцу стало бы стыдно, если бы он видел ее сегодня на балу?

— Не знаю, — честно ответила Миллисент. Она перевела дух и продолжала. — И, честно говоря, я не понимаю, при чем тут это. Моего отца здесь нет и никогда не будет, и все, что мне остается — это полагаться на собственную голову. — Она встала. — А теперь прошу прощения…

Миллисент повернулась и быстро пошла к выходу.

Глава ХVI

Милли пробиралась сквозь толчею людей, сама точно не представляя, куда идет. Она только знала, что нужно как можно скорее уйти от тети Ораделли, пока та не успела разрушить счастливое очарование этого вечера. Зал был полон людей. Стало шумно и душно. Миллисент решила, что ей необходим глоток свежего воздуха.

Она открыла входную дверь, собираясь немного подышать, а сама выскользнула на улицу. В окнах дома Миллеров ярко горел свет. Оттуда в сторону танцевального зала направлялись несколько женщин, несущих кувшины с пуншем. На крыльце сидели девицы и громко смеялись. Миллисент помедлила, решая, куда ей повернуть. Она не хотела ни с кем встречаться, не хотела идти к дому Миллеров, но и в то же время было невозможно просто слоняться возле танцевального зала, где стояло много юношей и молодых людей. Как раз недалеко от нее показалась компания мужчин, смеющихся и несущих куда-то несколько бутылок.

Пока она так раздумывала, внезапно за ее спиной мужской голос спросил:

— Вышли подышать воздухом или вас прогнала ваша тетушка?

— Джонатан! — Она сразу же узнала его ироничный голос и резко обернулась. — Что вы здесь делаете?

— Я мог сказать то же, что и вы — дышу воздухом. Но, по правде говоря, я наблюдал за вами и решил выйти следом.

— А-а… — Стоя здесь с ним наедине, в тусклом свете, льющемся из окон танцевального зала, она почувствовала, как замерло дыхание в груди.

— Неужели вы не знаете, что ходить здесь одной непристойно? — добавил он, улыбаясь в темноте.

— Ну, уж наверняка куда непристойнее стоять здесь с вами!

Он засмеялся.

— Да, несомненно, это еще хуже. Пожалуй, это серьезная причина, чтобы удалиться подальше отсюда.

Он взял Милли за руку и повел вокруг танцевального зала, на задний двор. Миллисент улыбнулась и не отняла руку. Они прошли мимо парочки, спрятавшейся за чьим-то кабриолетом, а потом наткнулись еще на двоих мужчин, вышедших перекурить. Курильщики понимающе кивнули друг другу, и Милли подумала, сразу ли они расскажут всем, что видели эту девчонку Хэйз наедине с парнем Лоуренсом, или подождут.

Очевидно, Лоуренс подумал то же самое, потому что спросил:

— Интересно, к завтрашнему дню узнает весь город, что мы с вами вместе покинули зал?

— Более вероятно, что это будет известно к концу бала. — Милли тихо засмеялась. — Помню, когда мне было семнадцать, я и Тедди Уайт убежали одни с танцев у миссис Крауфорд и ушли гулять в дальний сад. Папа очень рассердился. Главным образом потому, что моя тетя узнала обо всем и прочитала ему соответствующую лекцию о моем ужасном воспитании.

Джонатан улыбнулся:

— Ах, Миллисент! — Он притворно заохал, пытаясь выглядеть серьезным. — Я не могу представить, что вы были уличены в таком скандальном поведении.

— Это еще ничего! Только благодаря Богу папа и тетя Мари Ада не узнали, что было на самом деле:

Тедди поцеловал меня в орешнике!

Он строго взглянул на нее, а брови его комично поползли на лоб.

— Милли, ай-ай-ай, что я узнаю о вас! А я, простофиля, считал вас самой твердой леди, воплощением непоколебимой добродетели!

— Tcc-c! — Миллисент резко хлопнула его по плечу веером. — Перестаньте дурачить меня!

— Я? Ничего подобного! Но вам следует рассказать мне об этом несчастном поцелуе.

Они шли мимо длинного ряда кабриолетов и колясок. Джонатан остановился и прислонился спиной к одной из колясок, повернув Миллисент к себе лицом.

— Тебе понравилось?

Миллисент посмотрела в его глаза. Луна была почти серебряная, и ночь мерцала этим серебром и тусклым отблеском звезд. На глаза Джонатана падала тень, его необычно светлые волосы почти светились в темноте. Он казался незнакомцем, задумчивым и странным, и в то же время волнующим, как опасная красота неизведанной речной глади.

— Понравилось что? — голос Миллисент перешел на шепот. Она не могла оторвать глаз от его лица. Он томно и зовуще улыбался.

— Поцелуй, глупенькая! Тот самый, который ты получила от Тедди — как его там…

— Уайта, — подсказала Миллисент. С ней творилось что-то невероятное, буря новых ощущений не давала покоя. Она никак не могла отвести взгляд от губ Джонатана. Его нижняя губа казалась мягкой, а верхняя имела четкие очертания. Ей вспомнился их вкус. — Ну… — неуверенно начала она. — Я плохо помню его…

— Какой позор мистеру Уайту, — голос Джонатана стал нежным и проникновенным.

— Это был мой первый поцелуй. Тогда я могла думать только о том, что произошло, а не о том, как.

— Первый поцелуй. — Джонатан поднял руку и легко коснулся пальцем ее губ. Голос его чуть охрип. — Жаль, там не было меня. Жаль, что я не был тем пареньком.

— Тогда я бы не забыла… — бездумно ответила Миллисент, а когда поняла, что именно сказала, то вся залилась краской. — О, нет, извините, я не должна была так говорить!

Она отступила на шаг, но Джонатан схватил ее за руку и задержал. Его рука даже сквозь ткань ее рукава казалась горячей.

— Нет, должна. Ты должна так говорить. Я хотел услышать именно это.

Он взял ее за руку и притянул ближе к себе. Миллисент послушно подалась вперед, ее тело казалось ей частью Джонатана. Они стояли так близко, что она чувствовала жар его кожи и видела блеск глаз.

— Ты сегодня красива, — нежно прошептал он. — Когда я увидел тебя впервые, ты выглядела такой жеданной, что я чуть не выпрыгнул из собственного костюма. Не обнимать тебя во время танца было адски трудно. Даже труднее, чем совсем отпустить тебя.

Слова Джонатана диким огнем зажигали каждую клеточку ее тела. Внизу живота вновь начала пульсировать тяжелая жаркая боль. Она почувствовала, как вся тает, становится податливой, будто вот-вот упадет. Она слегка наклонилась, и ее тело коснулось его.

Она услышала, как он резко задержал дыхание. Руки его обвили ее талию; руки, крепкие и сильные, прижали ее к своему горячему телу. Он плотно слился с ней, ища губами ее рот. Миллисент повернула лицо навстречу его губам. В ней куда-то исчезло стеснение и протест; осталось только желание вновь почувствовать, как его губы касаются ее тела, расстаять от его жара.

Он поцеловал ее жадно и глубоко, и на этот раз, когда его язык проник сквозь ее губы в рот, она не вырвалась. Сердце колотилось в груди, и она обвила Джонатана руками, сама прижимаясь к нему в приступе чувственности, которая ее закружила. Ее кожа горела везде, где она касалась Джонатана, а грудь странно напряглась и стала болезненной, точно так же, как и низ живота. На щеке она чувствовала его горячее дыхание. Она вдыхала его резкий запах. Его губы требовательно, властно завладели ее ртом. Она оказалась как бы внутри него, он затопил ее, и этого ей все равно было недостаточно. Миллисент прижалась к нему, и ее язык дотронулся до его.