Вчерашние розы, стр. 41

Правда, иногда она оборачивалась к Хелли, и в глазах ее читался призыв. Док мысленно посылала благодарность Господу за опыт, приобретенный ею при санитарных обходах филадельфийских ночлежек. Они были порой утомительными и разочаровывающими, но научили ее обходить языковые барьеры и давать утешение тому, кто в этом нуждался. В конце концов, разве боль и страдания не одинаково угнетают людей с разным цветом кожи?

Хелли осторожно повернула свою ладонь вверх и в бессловесном жесте предложила открытой рукой свою дружбу. Именно в этот момент боль с особой силой обрушилась на китаянку, и она судорожно схватила протянутую ей руку.

Первые семена доверия были посеяны. Движения руки и ласковый тон дополнили те немногие слова, что девочка произнесла по-английски. Благодаря терпению Хелли смогла понять, что ее подопечную звали Туберозой; пожалуй, это были все сведения, которые удалось извлечь.

С наступлением сумерек угасло и общение женщин. Тубероза теперь едва дышала, и также едва прослушивалось ее сердцебиение. Весь ужас заключался в том, что китаянка умирала, а она, Хелли, ничего не могла сделать.

— Черт подери! — чертыхнулась Хелли, пытаясь стереть свои слезы. — Куда подевался этот негодный стражник?

После того как Бредли принес жидкий суп и воду, к которым они не притронулись, никто не удосужился справиться о них.

— Проклятие! Черт! Гром и молния! — Хелли рыдала и колотила кулаком по кирпичной степе. Руке было больно от этих ударов. Наваливалось отчаяние. Вдруг что-то внутри нее щелкнуло. Она схватила оловянную миску, вылила несъедобную бурду в помойное ведро и зашагала к двери.

Набравшись духу, Хелли что было сил стала бить по решетке. Она колотила и колотила, нарушая тишину звоном металла, и чувствовала, как ударь! отзываются у нее в руке.

— Да появитесь же вы наконец, забывшие Бога души! — орала она что есть мочи.

Но услышав ясный спокойно отвечающий ей голос, вздрогнула и уронила плошку.

— Надеюсь, я им еще не забыта и чувствую, что мне нужна его помощь.

С этими словами перед Хелли нос к носу предстала Давиния.

— Давиния! Слава Богу! — воскликнула Хелли, просовывая руку сквозь решетку.

Нахмурившись, Давиния слегка потрогала синяк на щеке у Хелли.

— Что случилось?

— Эта шлюха ударила Ника Конноли по его мужскому достоинству и пыталась ограбить его. Говорят, что он навсегда стал калекой, — ответствовал офицер Бредли, следующий по пятам за старушкой и преподобным Де Янгом.

— Честь ей и хвала за это! — подбодрила Давиния свою подругу и одобрительно похлопала ее по спине. — Уверена, что этот развратник получил по заслугам. Я бы и сама ему такое устроила, подвернись мне подходящий случай. Но «шлюха и воровка»! Ой ли, офицер Бредли! Я думаю, что даже вам известно, насколько можно доверять этому подонку Кон ноли.

Долгим пронзительным взглядом она смотрела на полицейского:

— Ну? И сколько же вы собираетесь стоять здесь, разинув рот, как дохлая рыба на рынке? Или вы отопрете эту дверь? Вы явно сделали ошибку.

Бредли нервно смотрел то на повелительно говорящую Давинию Лумис, то на гневно пылающие щеки леди доктора.

— Не могу, пока она не повидается с судьей.

— Только послезавтра, — с несчастным видом вставила Хелли.

— Но это же абсурд! — вмешался Мариус, присоединившись к женщинам в их словесной дуэли с полицейским.

— Несомненно, бывают случаи, когда такое освобождение разрешено. Я могу ручаться за эту женщину и поверьте мне, она безупречна.

— Правила есть правила, — возразил Бредли. — И я всегда следую им. Она никуда не пойдет.

— Но девочка. — В отчаянии Хелли показала на распростертую на койке фигурку. — Она умирает. Освободите хотя бы ее. Она никому не может принести вреда.

— Правила есть правила.

— Гром и молния! — прорычала Давиния, возмущенно вздымая руки к небу. — Мариус?

Она отвела проповедника в сторону, и они стали шепотом о чем-то совещаться. Через несколько минут Мариус повернулся и вышел.

С видом выполненного долга Давиния обратилась к полицейскому.

— Хорошо, Бредли, раз уж вы не можете отпустить доктора Гардинер, то по крайней мере пропустите меня к ней, чтобы я могла чем-нибудь помочь ей и ее пациентке. Вы знаете, что я говорю по-китайски?

Бредли покачал головой.

— Эта женщина опасна. После того, что она сделала с Ником… — При этой мысли он побледнел и замолчал.

— Так как у меня нет этих легкоранимых частей тела, я, полагаю, буду в безопасности. — Давиния не без ехидства ухмыльнулась и добавила: — Если вы, конечно, не боитесь открыть дверь…

Полицейский с видом оскорбленного достоинства вытянулся во весь рост.

— Офицер Бредли боится? Женщины? Ха! Просто я хочу защитить вас, мэм. Однако если вы настаиваете на том, чтобы войти к арестованной, хорошо. Будь по-вашему. Но не говорите, что я вас не предупреждал.

— Ну наконец-то, дорогая. — Давиния заключила Хелли в объятия и дружески похлопала по спине. — Ты сделала все, что могла.

Хелли, сдерживая рыдания, покачала головой:

— Н-н… но все это так жестоко! Я ми… не могла даже представить… кто-то сделал девочке насильственный а-а…борт и заставил ее обслуживать мужчин в тот же самый день!

Прошло по крайней мере два часа с тех пор, как Давиния проникла в камеру и узнала страшную историю Туберозы.

Оказалось, что юная проститутка, обнаружив свою беременность, доложила об этом хозяйке борделя. Хозяйка заставила ее сделать аборт, а через несколько часов появился Ник Конноли и потребовал свою любимую проститутку Туберозу. Когда же она стала возражать, мадам побоями принудила ее к послушанию и передала в грубые руки Ника, который уже воспользовался ею несколько раз перед тем, как она налетела на Хелли.

Глядя на несчастную умершую девочку, покрытую перепачканным кровью одеялом, Хелли хлюпнула носом и проговорила:

— Она так боялась меня. А я ведь только хотела помочь ей, но она не…

— Я знаю, — прошептала Давиния, гладя Хелли по волосам.

— Но почему?

— Это ужасная ситуация. Хозяйки борделей рассказывают своим проституткам жуткие истории о леди из Миссии. Самая страшная из них, что мы варим молодых китаянок и едим их на обед. Идет слушок, что мы предпочитаем их раз варенными и, конечно же, выцарапываем им глаза и вырываем ногти, прежде чем закинуть их в котел.

Хелли недоверчиво смотрела на Давинию.

— Но не могут же они серить в такую чушь.

— Представь себе, верят. А также в то, что мы заканчиваем спои каннибальские пиршества бокалом коньяка, смешанного с их кровью.

Давиния сняла очки и протерла их подолом. Она нахмурилась, увидев особо неподатливое пятно.

— Конечно же, когда они попадают ко мне в руки, я быстро отучаю их от этой чепухи.

— А как же с теми, которые не попадают? Ведь таких много.

Давиния со вздохом водрузила очки на переносицу.

— Многие умирают. Другие прозябают в грязи. Мы делаем что можем, но…

— … но этого недостаточно, — закончила Хелли.

Давиния говорила правду, так как на каждую спасенную ими проститутку приходилась сотня выстрадавших ужасную судьбу.

— Как я ненавижу этот город! — воскликнула Хелли. — Грубый и жестокий. Я не испытала в нем ничего, кроме неприятностей!

— У тебя было плохое начало. Но, несомненно, если ты наберешься терпения, осе уладится.

— Нет, мое терпение кончилось. Пожалуйста, простите меня, Давиния. Как только повидаюсь с судьей, я первым же пароходом уеду в Филадельфию. Здесь меня, кроме несчастий, ничего не ждет.

— Что, доктор Гардинер все еще здесь?

Обе женщины разом повернулись, и Хелли побелела, встретившись со сверкающим зеленым взглядом Джейка Парриша.

Глава 15

— Джейк Парриш! Вы не очень-то спешите, могу я заметить, — выбранила его Давиния, вскакивая на ноги.

Джейк оторвал глаза от сидящей в тени Хелли и спокойно встретился с раздраженным взглядом Давинии.