Послушай мое сердце, стр. 45

Но судьба была к ним благосклонна. 15 мая синьора Сфорца взволнованно объявила ученицам, что в следующий четверг их посетит инспектор младших классов:

— Умоляю вас, не волнуйтесь и не стесняйтесь. Не опозорьте меня.

Но она, конечно, волновалась не за них, а за свой журнал и методичку, которые инспектор должен был проверить и оценить.

Чтобы их, не дай бог, не испачкать, она даже принесла из дома пару белых полотняных перчаток — такие надевают гувернантки, когда накрывают на стол. Каждое утро она вытаскивала журнал и методичку из ящика учительского стола и переворачивала страницы с такой осторожностью, будто это крылья бабочек.

При этом она самодовольно улыбалась. Хорошая работа, ничего не скажешь, внушительная и по содержанию, и по форме. Инспектор сразу поймет, что учительница Сфорца привила ученицам не только все необходимые знания, но и чувство прекрасного, любовь к порядку и точность.

Потом она открывала методичку наугад и оглядывала класс.

— Здесь написано: «История: Энрико Тоти». Кто сможет рассказать нам о жизни Энрико Тоти?

Приска помнила только, что у него была странная привычка метать в австрийцев костыли вместо стрел или пуль, поэтому не осмеливалась поднять руку. Гораздо больше ей нравилась история Сильвио Пеллико, который много лет просидел в тюрьме, где приручил крыс и научился ампутировать ноги друзьям без анестезии.

Вызвав двух-трех девочек, учительница осторожно закрывала журнал и методичку, заворачивала их в белую бумагу и убирала обратно в ящик, который запирала на ключ, настороженно оглядываясь по сторонам.

Это стало ее навязчивой идеей, очередным ритуалом. Одни и те же движения в одном и том же порядке и всегда в одно и то же время.

Через несколько дней Приска могла бы сесть с закрытыми глазами в классе на другом конце коридора и безошибочно сказать: «Вот сейчас она вынимает ключ из сумочки… Открывает ящик. Теперь надевает перчатки. Достает журнал и кладет его на учительский стол. Разворачивает оберточную бумагу. Теперь берет методичку и кладет ее на журнал».

Такая пунктуальность идеально вписывалась в Прискин новый план мести.

Глава шестая,

в которой Элиза и Розальба делают открытие

В то воскресенье Розальба, как обычно, собиралась к синьору Пирасу в его загородный домик и предложила Элизе поехать с ней.

Они помогали старому кладовщику мотыжить, полоть поливать и собирать улиток. Синьор Пирас обожал лакомиться улитками и заразил своим пристрастием Розальбу, которая теперь умела чистить их отрубями и готовить.

Элиза, наоборот, говорила:

— Какая мерзость!

Мерзость и мука для бедных созданий, которые, ничего не подозревая, ползают себе по веткам и листьям, и хоть и замечают опасность своими четырьмя глазами (два на голове и два на рожках), убежать все равно не могут. И хрупкая ракушка их совсем не защищает, куда ей до черепашьего панциря!

— Вовсе не мерзость! Французы предпочитают улиток устрицам и икре! — говорил синьор Пирас, который гордился своим изысканным вкусом.

Устриц и икру Элиза тоже бы есть не стала, поэтому решила никогда не ездить во Францию.

Они вернулись в город уже в сумерках, и синьор Пирас захотел проводить их до дому:

— В наши времена девочкам не стоит ходить так поздно, мало ли что…

Дорога к центру шла мимо дома учительницы Сфорца, которая жила на окраине в мансарде многоквартирного дома.

Было жарко. Воздух пах белыми цветами акации, усыпавшими большие деревья. Все окна были открыты, но только одно, то, что над скамейкой, было освещено. Соблазн был внезапным и непреодолимым.

— Если мы туда заберемся, то сможем увидеть, что там внутри, — предложила Розальба.

Элизе идея понравилась.

— Синьор Пирас, следите, чтобы никто не шел по дороге! — распорядилась Розальба, протягивая старику корзинку с улитками.

— Но Розальба! Так нельзя! Это некрасиво, — пролепетал синьор Пирас, зная, что эта плутовка все равно не послушается. — Постарайтесь хотя бы не упасть! Не расшибитесь!

Розальба в два прыжка перебралась со скамейки на карниз крыши и вцепилась в подоконник. Она заглянула в комнату, стараясь, чтобы ее не заметили. Элиза, схватившись за ставню, подглядывала с другой стороны.

Они-то думали, что увидят синьору Сфорца, сидящую в кресле и заполняющую свой драгоценный журнал или беседующую с мужем. Но не тут-то было.

Посреди комнаты стоял большой обеденный стол. Вокруг стола сидели восемь девочек с книжками и тетрадками перед собой. Элиза узнала Эстер Панаро, Ренату Голинелли и Камиллу Ранидду. Спиной, судя по всему, сидели Урсула Узини, Алессандра Мандас, Флавия Ланди и Эмилия Дамиани. Во главе стола, надувшись, расположилась Звева Лопез дель Рио. Ряд Подлиз в полном составе!

Синьора Сфорца стояла у другого конца стола, тоже с тетрадкой в руках, и, несмотря на поздний час, вела урок. Она что-то объясняла, спрашивала, исправляла задания в тетрадях… У нее не было никаких розг в руке, и говорила она строго, но ласково. Элиза и Розальба слышали обрывки фраз вроде:

— Деточка, что ты натворила? Смотри, здесь надо было разделить, а не умножить… Попробуй еще раз…

Или:

— Флавия, бедняжка, память тебя подвела, это очень сложный билет. Есть только один способ. Я знаю, что это скучно, но уверяю тебя, это сработает. Отсядь в сторонку со своей тетрадкой и перепиши его еще два раза. Вот увидишь, ты запомнишь его и никогда не забудешь.

Розальба побледнела. Так вот почему Подлизы, которые с синьориной Соле, да и в начале года с синьорой Сфорца еле-еле вытягивали на «удовлетворительно», в последней четверти получали только отличные оценки и были готовы к экзамену на твердое «хорошо». Учительница, потихоньку от всего класса, давала им частные уроки! Интересно, бесплатно — она та еще подлиза — или заставляла их платить?

Какие же притворщицы и лицемерки Эстер, Рената и их милейшие подружки! Они всегда готовы шпионить, сплетничать о ком-нибудь из Сорванцов или Кроликов, дай им только повод, разбалтывать все секреты. Но тут они умудрились держать язык за зубами: об этих вечерних уроках никто и не догадывался. Ни одна из них не проговорилась. Даже эта простушка Эмилия Дамиани.

Розальба была в бешенстве. Как бы ей хотелось ворваться в комнату на лиане, как Тарзан, приземлиться на стол, стуча себя кулаками в грудь и крича «Оооооо!», и разбросать пинками книжки, и тетрадки, и…

— Эй! Слезайте, быстро! Кто-то идет! — прошептал снизу синьор Пирас.

Элиза первая спрыгнула вниз и ловко и приземлилась. А Розальба с размаху плюхнулась прямо на синьора Пираса.

— Осторожнее, ты раздавишь улиток.

— Какая врунья! — заметила Элиза, когда они отошли достаточно далеко. — Знаешь, что она сказала маме Приски, когда советовала нанять ей репетитора по математике? «Я из принципа не даю частных уроков». Из принципа! Постыдилась бы!

— Ну и слава Богу! Зато мы познакомились с синьориной Мундулой, — сказала Розальба. Потом она вдруг остановилась. — Подождите секундочку!

Она порылась в карманах и вытащила измятый белый листок. Она всегда носила с собой бумагу, на случай если ей вдруг неудержимо захочется рисовать. Она попросила у синьора Пираса огрызок карандаша, который старик всегда носил в нагрудном кармашке, и написала большими буквами:

Потом она подняла с земли камень и плотно-плотно завернула его в записку.

— Вы идите вперед! Спрячьтесь за углом. Я скоро вернусь.

— Что ты делаешь? — запротестовал синьор Пирас. — Стой! Уже совсем темно…

— Она мигом, — успокоила его Элиза, которая догадалась, что собирается сделать Розальба, и потащила его вперед, в густую тень акаций. Она и не думала спрятаться за углом и пропустить Розальбин подвиг.

А Розальба подбежала к дому, прицелилась и запустила камнем в освещенное окно. Послышался звон разбитого стекла, и в тот же миг погас свет.

Она попала в лампочку! В темноте раздался визг, шум падения, треск опрокинутых стульев, беспорядочные обрывки фраз…