Послушай мое сердце, стр. 26

Поэтому Элизе, чтобы плохо себя вести, нужно было разработать подробный план, установить правила и действовать строго в соответствии с ними. Нельзя было ни на секунду расслабиться.

Приска, ярая сторонница затеи с кровавой расправой, помогала подруге выдумывать самые ужасные выходки, которые просто обязаны были вывести учительницу из себя.

Но что бы Элиза ни натворила, все оказывалось пустяком.

Не отвечать на вопросы учительницы, сдавать задание с ошибками на мятом грязном листочке… Увлеченно ковырять в носу, чесаться, опрокидывать чернильницу на учебники… Одно такое преступление, совершенное любым из Кроликов (кроме, пожалуй, Марчеллы и Розальбы, которые, впрочем, никогда не позволяли себе ничего подобного), не говоря уж об Аделаиде и Иоланде, вызывало вспышку ярости, строгий выговор и не меньше пяти ударов линейкой.

Элиза уже три дня хулиганила как могла, но ничего не получалось. Учительница кричала, угрожала, смотрела свирепым взглядом и даже написала в дневник замечание (всего одно!), но единственным ощутимым результатом стала любезная записка бабушке Лукреции: «Девочка в последнее время какая-то усталая и ленивая. Может быть, ей не помешает пару дней отдохнуть и попить что-нибудь укрепляющее». Бабушка Лукреция пришла с запиской к дяде Леопольдо:

— Это еще что за новости? И вообще, почему она пишет мне, если прекрасно знает, что Элиза живет с вами?

— Я считаю, что Элиза в отличной форме. Пусть лучше синьора Сфорца займется таблицей умножения, а диагнозы и назначения оставит нам, докторам, — рассмеялся дядя Леопольдо.

На следующий день, по совету Розальбы, Элиза встала прямо посреди урока, сняла правую туфлю и метнула ее в окно. Стекло со звоном разбилось, а туфля вылетела на улицу и упала в апельсиновый сад по соседству со школьной спортивной площадкой.

Элизины одноклассницы сидели разинув рты.

Последние несколько дней они с удивлением наблюдали, как переменилась Элиза. Даже Звева Лопез так себя не вела и уж тем более не вытворяла столько проделок подряд. Но еще больше учениц 4 «Г» приводило в замешательство то, что учительница только ругала ее и угрожала наказанием, вместо того чтобы принять меры.

В ту секунду, когда Элиза бросила туфлю, учительница сидела, склонившись над хрестоматией.

— Что это было? — вздрогнула она. — Какой-то уличный мальчишка швырнул в окно камнем?

— Это Маффеи! — сказала Звева, довольная, что можно наябедничать. — Она сошла с ума и стала бросаться туфлями.

— Лопез, не говори ерунды.

— Но посмотрите на осколки! Они же все вылетели наружу. И вон у Элизы только одна туфля.

Синьора Сфорца не могла отрицать очевидного:

— Что произошло, Маффеи?

Элиза порядком струхнула, но отступать было некуда:

— Мне попал камешек в туфлю. Я встряхнула ногой, и туфля соскользнула.

Довольно нелепое объяснение. Как можно так тряхнуть ногой, чтобы туфля взлетела к окну и разбила его? Но учительницу оно устроило.

— Ты какая-то беспокойная в последнее время, Маффеи. Ты плохо себя чувствуешь? Ты уверена, что не заболеваешь корью?

— Я уже переболела в прошлом году, — сказала Элиза. А потом, не спросив разрешения, направилась к двери.

— А теперь ты куда?

— Поднимать мою туфлю.

— Не выходи так! Ты простудишься. Одолжи хотя бы пару ботинок у кого-нибудь из одноклассниц. У кого такой же размер обуви?

Когда Элиза ушла, учительница повернулась к классу и строго сказала:

— Не думайте только, что этот подвиг останется безнаказанным. Я понимаю, конечно, что ваша одноклассница плохо себя чувствует. К тому же не стоит забывать, что она сирота. Но в моем классе надо соблюдать дисциплину. А ты, Агата, чему так улыбаешься? Хочешь получить линейкой? Нет? Тогда я напишу тебе замечание в журнал.

Но несмотря на угрозы, Элизе все сошло с рук. А хозяин сада, куда приземлилась туфля, очень смеялся над ее рассказом и даже подарил ей полный пакет сладких апельсинов.

Чем дальше, тем безнадежнее казалась эта затея. С одной стороны, из Элизы вышла абсолютно бездарная хулиганка. А с другой — учительница, похоже, была полна решимости оправдать даже самые ужасные Элизины выходки.

— Может, зря мы в тот день попросили бабушку Лукрецию отвезти нас на машине, — сказала Розальба.

Глава вторая,

в которой Элиза и Розальба наносят визит

Учительница не случайно упомянула корь. Она знала, что в школе уже многие заболели и, скорее всего, грядет эпидемия.

Вот и в 4 «Г» через неделю после происшествия с туфлей чуть не полкласса не пришло в школу.

— Нужно устроить так, чтобы те из вас, кто уже переболел корью, а значит, не может заразиться, навестили больных и отнесли им уроки, — сказала учительница, — иначе они будут отставать.

— Я пойду к Роберте! — вызвалась Алессандра.

— Я пойду к Флавии, она живет рядом! — предложила Марина.

К Звеве захотели пойти целых четверо — все мечтали увидеть знаменитую позолоченную кровать с шелковым балдахином и одеялом из песца, которая была описана в стольких сочинениях.

Элиза, разумеется, пойдет к Приске, которая заболела одной из первых.

Учительница долго всех записывала и наконец сказала:

— Хорошо. Все решено.

— Извините, — подняла руку Розальба. — А кто пойдет к Реповик и Гудзон?

— Они нам не подруги, эти две! — возразила Урсула.

— И потом, никто не знает, где они живут… — сказала Алессандра.

— Я знаю, где они живут, — сказала Элиза. — Иоланда — за собором, а Аделаиде — возле Старого рынка.

— Думаю, ваши родители не обрадуются, если я вас пошлю в самые бедные кварталы нашего города, где полно всякого сброда, — заметила учительница.

— И что же делать? — спросила Розальба.

— Ничего не делать. Пусть эти благоухающие синьорины сами выкручиваются. Я их в свой класс не приглашала.

— Но это нечестно! — сказала Элиза позже, когда они остались вдвоем с Розальбой. — Они ведь и так второгодницы! Если сейчас они опять отстанут, в следующий класс им не перейти. Мы сами к ним пойдем.

И они пошли. Только сначала навестили Приску. Температура была уже небольшой, но Приска все равно ворчала, потому что ей надоело сидеть дома и она уже перечитала все книжки (и даже целую коллекцию фотороманов, которые ей тайком выдавала Инес и откуда она узнала, что все мужчины — вруны и предатели).

Элиза не раз бывала на Старом рынке вместе с няней. Няня считала, что только там можно купить по-настоящему свежие овощи. А вот Розальба была тут первый раз. И дорога к рынку — точнее, один длиннющий узкий извилистый переулок — произвела на нее огромное впечатление. Высокие дома загораживали солнце. Неба тоже было не видно — его закрывали бесконечные веревки с бельем. Ступеньки домов кишели детьми — самые маленькие бегали с голой попой, — которые играли, визжали, ссорились среди мусорных куч.

Женщины тоже громко ссорились, визгливо выкрикивая проклятия.

— Смотри! — хихикнула Розальба.

По переулку сновали толпы людей, но прямо посередине неподвижно стояла женщина, опустив руки и глядя перед собой. Это была высокая красивая старуха с прямой спиной, одетая в цветастое деревенское платье. Она держала на голове корзину с овощами. «Она держит эту корзину с таким гордым видом, будто она королева и на голове у нее корона, усыпанная бриллиантами», — подумала Элиза. А та широко расставила босые ноги и желтая струя, текущая из-под трех ее разноцветных юбок надетых одна на другую, с журчанием сливалась со сточными водами в канавке посреди мостовой.

— В деревне все женщины так делают. Они не носят трусов, — объяснила Элиза, которая уже видела такое раньше.

— И что, прямо у всех на виду? Она не стесняется?

Элиза не успела ответить, потому что кто-то положил ей руку на плечо:

— Маффеи!

— Аделаиде! Так ты не болеешь корью?

У Аделаиде на руках сидел ребенок, на плече висела огромная сумка. На ней было клетчатое платье из коробок для бедных, не по размеру и рваное, ноги — босые, несмотря на холодный февральский ветер. Элиза с трудом ее узнала, да и то только по короткой стрижке.