Послушай мое сердце, стр. 15

Розальбе, конечно, повезло больше всех. Она получала каталог с игрушками в сентябре — еще до того, как их заказывали в разных фирмах. Впрочем, выбирать только по каталогу она бы уже не рискнула. Однажды она заказала кукольный домик, который показался ей очень красивым и прочным, а привезли блеклую картонную ерунду, которая развалилась через неделю. А в другой раз набор «Маленького химика» оказался коробкой с дурацкими пустыми бутылочками.

И он все равно стал ее рождественским подарком. Синьор Кардано строго сказал:

— Ну уж нет, синьорина! Передумывать уже поздно.

Так она научилась ждать, пока с материка [16]доставят большие посылки с игрушками. Она помогала синьору Пирасу их распаковывать, а значит, могла выбрать подарок на три дня раньше, чем все остальные дети в городе.

Зная это, одноклассницы начинали преследовать ее с первых чисел декабря. Эстер Панаро даже готова была отдать ей свою коллекцию наклеек с актрисами, лишь бы она провела ее на склад до того, как будут оформлены витрины. Но Розальба отказалась наотрез. Это нечестно. И вообще, будет она всяких подлиз на склад водить! И только Звева Лопез дель Рио не участвовала в этой гонке:

— Мне нравятся только очень, очень дорогие вещи, — усмехалась она, — а их в этом городе оборванцев никто не может себе позволить, кроме моих родителей. Так что куда мне торопиться?

И как ни злились Приска и Розальба, так и происходило. И не потому даже, что Лопез дель Рио и правда были самыми богатыми в городе. А потому, что только они так баловали свою дочь.

Элизу Звевины штучки не очень-то волновали. Вкусы у них были абсолютно разные, так что у нее из-под носа игрушку никогда не уводили.

— У нас очень скромная девочка, — каждый год говорила бабушка Мариучча, заворачивая подарок, который — она точно знала — порадует Элизу больше всего. Это был бесплатный каталог фирмы «Фретте», в котором в разделе нижнего белья красовались мужчины, женщины и дети в трусах и майках. Элиза раскрашивала их пастелью, наклеивала на лист картона, а потом аккуратно вырезала. Кусочек белого картона внизу сгибался и служил подставкой. Потом она рисовала и вырезала им одежду, которая крепилась с помощью двух «крылышек» на плечах.

Элиза набила уже четыре или пять обувных коробок этими «семейками» и их гардеробом, но каждый год с трепетом ждала нового каталога.

Больше всего ей нравились страницы с одежкой для новорожденных, там были очаровательные младенцы всех видов — спящие и бодрствующие, веселые и плачущие; некоторые, завернутые в полотенце, сосали голую ножку или сладко зевали. Элиза их обожала и Приску заразила.

— Вот чудачки! — говорила синьора Пунтони, — это же надо: играть с картонными куклами, когда есть настоящие!

Но в этом году, увы, самая дорогая кукла с витрины была такой прекрасной, что даже они, как и все остальные ученицы 4 «Г» и, пожалуй, всех школ города, не могли не влюбиться в это фарфоровое чудо. Это была девочка размером с настоящего годовалого младенца. Она была очень красивая, но, главное, у нее внутри был механизм: если повернуть ключик на животе, она двигала ножками и ручками, крутила головой и говорила жалобным голосом: «Мама, я хочу спать! Уложи меня».

Розальбе, которая увидела ее первый раз еще в коробке, папа сказал:

— Мы пока еще не стали миллионерами!

Кукла действительно стоила добрых десять тысяч лир. Поэтому, чтобы избежать недоразумений, синьор Кардано выставил ее с приколотым к платью ценником, чего раньше никогда не делал. И все девочки города сразу поняли, что их любви к Притти Долл [17], а именно так называлась эта кукла, не суждено стать взаимной.

Все, кроме Звевы Лопез, которая дразнила одноклассниц, рассказывая, что она будет делать, когда у нее появится чудесная кукла, а в этом она не сомневалась. Она уже даже ею приторговывала.

— Дашь списать задачу — сможешь подержать ее на руках полчаса. Подаришь мне свою заколку в виде кошки — я дам тебе повернуть ключик.

А потом добавляла с важным видом:

— Придется немного прибрать в моем шкафу для игрушек, чтобы освободить для нее место. Хорошо, учительница велела нам подготовить эти коробки для бедных детей. Жалко выбрасывать старые куклы, хоть они мне и надоели до смерти.

Глава вторая,

в которой собирают подарки для бедных

Эта коробка для бедных была новым веянием в школе «Сант-Эуфемия». Учительница Сфорца принесла этот обычай из «Благоговения».

Первого декабря она обратилась к ученицам с необычным для нее выражением лица, нежным и немного грустным, и сказала:

— Девочки, скоро Рождество [18]. Я знаю, что многие из вас уже приготовили список подарков. Всех вас ждут новые платья, игрушки, сласти и чудесный рождественский ужин. Но не забывайте, что Рождество — это праздник великодушия и щедрости. Нужно подумать о подарках для бедных детей, и чем скорее, тем лучше. Начните прямо сегодня: поищите в своих шкафах, кладовках, на чердаках игрушки, в которые вы больше не играете. Попросите своих мам дать вам поношенные платья, свитера, шапки, старые ботинки и принесите все это в школу. Мы поставим здесь две большие картонные коробки: одну — для одежды, вторую для игрушек, и попробуем набить их до краев. Это будет вашим приношением младенцу Христу, как дары пастухов в Вифлееме.

Эта речь глубоко тронула большую часть учениц. У некоторых, особенно в ряду Подлиз, глаза заблестели.

И на следующий же день начали появляться подарки для бедных детей. Ученицы, не сговариваясь, стали состязаться в великодушии: кто принесет больше. Учительница записывала в специальную тетрадку каждый предмет и благосклонно говорила дарительницам:

— Молодец! Твоя маленькая жертва будет вознаграждена. Ты пополняешь райские сокровища!

В раю довольно странное представление о сокровищах, думала Приска. Ей-то казалось, что большая часть этих подарков внушает омерзение. Содержимое двух коробок, которое росло с каждым днем, напоминало ей кучу мусора, которую, переезжая, оставили в старом доме.

Самыми отвратительными были подарки Звевы, которых к тому же было больше всего.

— Эта противная девчонка всерьез решила освободить свои шкафы от всякого хлама! — возмущалась Розальба.

В коробках громоздились не только куклы без ног и волос, с мятыми ободранными лицами, но и пластмассовые ноги и руки без кукол. Облезлые плюшевые мишки, слепые и обмякшие, потому что из них высыпались все опилки. Порванные настольные игры без фишек, шашечные доски без шашек, сломанные коляски, трехколесные велосипеды без колес и руля, юлы с заклинившей пружиной…

А одежда! Рваная, грязная и такая заношенная, что, казалось, она вся состоит из дырок. Были там и ботинки без пары, и кофты, которые так сели от стирки, что годились разве что двухлетнему ребенку.

— Главное, что вы о них подумали! — с вызовом говорила учительница, встретившись с презрительным взглядом Приски.

— Если бы пастухи принесли такое барахло к вифлеемской пещере, младенец Иисус надавал бы им подзатыльников, — заметила шепотом Розальба.

Сама она скрепя сердце рассталась с прекрасной лошадкой из папье-маше на колесиках из своего детства. А так как от многочисленных поцелуев лошадка немного облезла, мама покрасила ее масляными красками, и она стала как новенькая.

А Приска принесла пару черных лакированных туфелек, совсем новых.

— Ты уверена, что хочешь положить это в коробку с одеждой? — спросила синьора Сфорца, увидев их.

— Ну раз я их принесла…

— Тебе их мама дала?

— Конечно!

Но это была неправда. На самом деле она сама так решила, не спрашивая ни у кого. «Они мои, значит, я могу делать с ними, что хочу», — подумала Приска.

Это было нелегкое решение. Туфли ей ужасно нравились. Бабушка Тереза подарила ей эти туфли к темно-красному бархатному платью, чтобы она пошла с дедушкой в городской театр на оперу. Еще они очень нравились Инес. Увидев их первый раз, она всплеснула руками и воскликнула: