Серебряный конь, стр. 23

Таура пришел в отчаяние. Рисковать жизнью, чтобы вызволить Золотинку из рук скотоводов, и тут же потерять, уступить жеребцу, который убил его отца… Это было ужасно. Он знал, что может беж быстрее и увертываться проворнее, чем Бролга, поэтому он нанес тому еще один поистине жестокий удар в грудь, промчался мимо, а затем повернул ему навстречу.

Бролга издал крик ярости, вскинулся на задние ноги и ударил передними. И опять Таура увернулся от удара. Бролга бросился за табуном, но Таура снова оказался прямо перед ним. На этот раз серый жеребец двинулся на него со спокойным упорством, глаза у него были выпучены, пасть разинута. Таура отпрянул. Свет уже угасал, Таура скоро сможет сбежать вслед за своим табуном, если только удастся отвлечь Бролгу еще ненадолго. Он плясал, увертывался, лягался, а громадный серый жеребец продолжал пробиваться в сторону табуна. А между тем сумрак все сгущался.

Серый цвет Бролги начинал сливаться с обступающей темнотой, и когда жеребец вдруг возникал с неожиданной стороны, то казался бестелесным призраком. В течение нескольких минут все преимущества были на стороне Бролги. Уже почти совсем стемнело, светлая окраска Тауры выделялась теперь сильнее, и Бролга наконец напал на него с намерением расправиться с ним окончательно. Таура получил несколько страшных ударов, но каждый раз ухитрялся избежать зубов Бролги. Когда Таура решил, что его табун уже достаточно далеко, он начал отступать в противоположном направлении.

Бролга внезапно отказался от намерения заполучить Золотинку в этот раз, и когда над чащей раздалось звонкое ржание, он остановился и приглушался. Ржание повторилось с тон стороны, где находился его, Бролги, табун. Таура узнал голос матери — она звала Бролгу, чтобы отвлечь его от сына. Грохот скачущих за Таурой копыт прекратился, но он все равно продолжал бежать, пока не достиг верхнего края впадины. Там он поднял голову и заржал, подавая знак Бел Бел. Убедившись, что преследования нет, он поскакал вниз и направился и ту же сторону, куда должен был идти его табун, — к Мотыльку Пэдди Раша.

Тауре приходится бежать

Теперь, когда Дротика не было в живых, Таура стал неоспоримым властелином всех других жеребцов, которые проводили лето с его табуном на Мотыльке Пэдди Раша, там было больше места, чем на Пятнистом Быке. Он с радостью повел своих кобыл в эти некогда знакомые места, где он и сам пасся с табуном Громобоя, будучи не старше своих нынешних жеребят. Так увлекательно было проходить по всей той местности, которую они с Ураганом обследовали, обнаруживать, что одни заросли сделались гораздо гуще, а другие сгорели и не могли бы уже теперь служить укрытием, снова находить горные тропы и ущелье, где они «потеряли» Дротика.

Таура тщательно осмотрел утес, с которого Бел и Мирри когда-то заставили их спрыгнуть, спасаясь от людской погони, и убедился, что и сейчас утес остается удачным спасительным местом. Он показал его Золотинке и обучил ее двойному прыжку, а потом показал путь в заросли. И он постоянно приучал ее вести себя тихо и стараться не оставлять следов. В конце концов она потеряла и четвертуй подкову.

За Бун Бун с ее молочно-белым жеребенком тоже могли охотиться люди, поэтому она тоже упражнялась в прыжке с утеса, а потом показала его своему жеребенку.

Каждый день Таура выходил на самое высокое место, дававшее хороший обзор. Оттуда он мог видеть другую сторону реки Крекенбек и хижину Мертвой Лошади, и он часами вел наблюдение. Почему-то он был уверен, что владелец Золотинки скоро объявится снова. И действительно, всего лишь дней через пять после их прихода на гору Мотылек Пэдди Раша он заметил далекие крапинки — это были всадники, державшие путь в сторону Пятнистого Быка. Они показались всего на миг и тут же скрылись в буше. Таура вернулся к табуну и завел его в густые заросли. Высокий вереск и снежные эвкалипты сомкнулись вокруг них и скрыли их следы.

В лесу внутри их убежища около ручья имелась полянка, там жеребята улеглись подле своих матерей, а те вместе с Таурой весь день простояли, внимательно прислушиваясь.

Ночью они все потихоньку выбрались оттуда и стали щипать траву вместе с робкими вомбатами и валлаби и слушать, как кричат совы. Перед самым рассветом они опять укрылись и тишине пахучего кустарника. День начался томительно, небо рыло молочно-серого цвета. На деревьях кричали верные какаду. Неподвижный воздух на полянке стал невыносимо душным. Таура ощущал неприятное покалывание всей кожи. Было слишком тихо, в этой тишине крики какаду предвещали что-то недоброе. Хорошо было бы знать, что происходит на Пятнистом Быке.

Подул ветер, жаркий, несущий в себе угрозу, ной ветра нарушал тишину леса, затрещали и затопали заметавшиеся ветви. Тауре стало не по обе. Сквозь множество разных звуков, производимых этим ветром, Таура улавливал и другие звуки какого-то передвижения, перемещения по горе — не топот лошадиных подков, а именно перемещение зверей, которые ползли, прятались…

Таура велел табуну оставаться на месте и соблюдать полнейшую тишину, а сам осторожно выбрался из густых зарослей, сворачивая то туда, то сюда, чтобы удостовериться, что никакой враг не подбирается к их убежищу. Он не замечал никого до тех пор, пока не достиг границы лесной и вересковой полос. Длинная и чистая прогалина снаружи леса была пуста, по в гуще следующей лесной полосы он увидел, что там, среди пригибаемых ветром, мотающихся веток идет вереница лошадей — маленькие серые жеребята рядом со своими матерями, а сразу после Бролги первой в цепочке идет Бел Бел.

Что-то словно толкнуло его мать, и она взглянула в его сторону. Таура был уверен, что cm не видно, но она как будто взглянула насквозь через листву и вереск, скрывающие его, и увидела его глаза. Она качнула головой в знак узнавания, но больше ничем не выдала этого. Таура вернулся к своему табуну. Этой ночью он не разрешит им выйти на поляну, чтобы поесть. Вскоре после того как стемнело, разразился невероятный ливень, и лошади спрятались под толстыми деревьями. Но все они испытывали голод и проявляли беспокойство. Сам Таура бродил по зарослям.

Наконец после полуночи он увидел Бел Бел, которая пробиралась под дождем в темноте среди причудливо шевелящихся деревьев.

— Ну что, мой сын, сын ветра, дождя и бури, — проговорила она, — похоже, ты навлек на всех нас немалые неприятности, украв эту кобылку у людей.

— Что происходит?

— Бролга очень зол. Появились люди, они хотели найти тебя и кобылку, которую называют Золотинкой. Люди были повсюду. Сперва мы их не интересовали, но потом они, наверно, рассердились из-за того, что не нашли вас, и начали гоняться за нами с веревками. Тогда мы ушли. Скоро они придут сюда. Тебе надо уходить отсюда куда-нибудь подальше.

— Я отлично знаю эту гору и все тайные убежища, — отозвался Таура.

— Да, конечно, сынок, но вас много, и всех надо спрятать. Вам придется спуститься вниз по реке. Местность там неуютная и пастбища неважные, но лучше уж провести лето на скудных кормах, но зато остаться на свободе.

При этих словах глаза ее сверкнули, Таура увидел в них прежний огонь. Она, конечно, постарела, но прежней отваги «одинокого волка» у нее не убавилось.

— А где Мирри? — вдруг спросил Таура.

— Мирри умерла, — печально ответила Бел Бел. — Скоро настанет и мой черед. Мне бы так хотелось, чтобы мои кости белели высоко на Бараньей Голове.

— И мне тоже… когда-нибудь, — отозвался Таура. — Что собирается сейчас делать Бролга? Остаться тут или же вернуться в свои места на Пятнистом Быке?

— Не знаю. Может, захочет остаться на этой горе и прогнать тебя.

— Прогнать меня?!

— Да. Победить в бою ты его не можешь. А кроме того, сам знаешь, ему нужна Золотинка.

— Ладно, — ответил Таура. — Я подожду здесь, погляжу, куда он пойдет и что будут делать люди.

— Я бы не стала ждать. Ушла бы прежде, чем явятся люди из-за ваших с ней прекрасных шкур.

И Бел Бел ушла так же бесшумно, как появилась, исчезла в темноте и в грохоте бури, скрылась за бьющимися, хлопающими ветвями снежных эвкалиптов.