Маленький скандал, стр. 50

— И куда, — хитро, как ему показалось, спросил Берк, — она попросила переслать вещи?

Опустив сосуд с виски, Бишоп хихикнул.

— Ты держишь меня за идиота, Трэхерн? Ты думаешь, я тебе все расскажу? Даже если бы она не рассчитывала — очень мудро, должен сказать, — что я не расскажу тебе, как бы сильно ты ни наседал?

Берк рассмеялся вслед за ним.

— Но ты все равно расскажешь, — заявил он, — потому что теперь мы — друзья, ты и я, и ты понимаешь, что я желаю Кейт только самого хорошего.

— Не желаешь, — рассердился Бишоп. — Я точно знаю, что не желаешь. У тебя к Кейт тот же интерес, что и у меня. Кроме одной, конечно, детали, что я хочу на ней жениться.

Берк хмуро посмотрел на него:

— С чего это ты взял, что я не хочу на ней жениться?

— Ты? — Бишоп расхохотался. — Жениться на Кейт? Невозможно!

— Это почему же? — ощетинился Берк. — Почему это невозможно?

— Всем известно, что после развода ты, Трэхерн, зарекся от женитьбы. Даже Кейт об этом знает.

Берк внимательно посмотрел на него.

— А как именно Кейт узнала об этом? Я никогда ничего подобного ей не говорил.

— А тебе и не нужно было этого делать. Это я рассказал ей. Я сказал ей, что ты скорее всего просто позабавишься с ней, а когда она тебе надоест, выбросишь вон. — Бишоп чуть не уронил графин, когда повернулся, чтобы осуждающе посмотреть на своего собутыльника. — Она ведь не из-за этого убежала, нет? Ты что, совратил ее, ты, ублюдок?

Берк не мог придумать, что ответить на это. Он ведь и впрямь совратил ее, хотя в тот момент это не было похоже на совращение. И очевидно, именно из-за этого она и убежала. Но он, конечно же, не собирался раскрывать душу перед графом Палмером. Он решил, что не может всю вину за то, что произошло, возложить на графа, поскольку и сам был непосредственным участником событий… В конце концов, он довольно увлеченно обрисовал ей детали их будущей жизни во грехе. Тогда как на самом деле он должен был строить планы женитьбы.

Но откуда ему было знать? Она ни разу не обмолвилась ни словом о своем происхождении. Откуда ему было знать, что она дочь джентльмена?

Конечно, это не оправдание. Он не должен был вести себя ни с какой женщиной так, как он вел себя с Кейт, будь она дочерью джентльмена или кого угодно. Но за семнадцать лет ему ни разу даже мысль о женитьбе не приходила в голову. Как же он мог подумать об этом в ту ночь?

Он должен был об этом подумать. И если бы он подумал, то сейчас не сидел бы среди обломков мебели и не пил бы виски из горлышка в понедельник средь бела дня, удивляясь, как это человек, у которого нет сердца, может быть настолько уверен, что его сердце разбито.

Глава 22

«Дорогой лорд Уингейт» — так начиналась записка.

Что ж, все правильно. Что еще он мог ожидать? Что она обратится к нему по имени? Она лишь однажды так назвала его, да и то только потому, что он об этом ее попросил. И вряд ли она стала бы делать это в письме, где говорится, что она больше никогда его не увидит.

«Дорогой лорд Уингейт.

Я понимаю, что Вы, видимо, сильно рассердились на меня, но мне кажется, что я должна была уйти. Я не смогу стать Вашей содержанкой. Я бы очень хотела попытаться быть ею, но чувствую, что просто не подхожу для этого. В результате мы оба можем оказаться несчастными. Надеюсь, Вы простите меня и не будете возражать против того, что я попросила лорда Палмера передать Вам это письмо. Мне кажется, будет лучше, если я не буду какое-то время видеть Вас и писать Вам. Пожалуйста, передайте Изабель, что я люблю ее, и попытайтесь объяснить ей, почему я должна была уехать, не объясняя, конечно, истинных причин. И удержите ее от того, чтобы сбежать с мистером Сондерсом. Он как-то упомянул при мне, что готовит нечто подобное.

Могу лишь добавить, что хочу, чтобы Господь Вас хранил, и, пожалуйста, знайте, что я остаюсь и буду всегда искренне Ваша,

Кейт Мейхью».

Берк, прочтя письмо до конца, вернулся к началу страницы — на самом деле даже и не страницы. Полстраницы, написанной на листе обычной писчей бумаги, которую можно купить в любом сельском магазине. Что ж, Кейт не глупа. Она не пишет на гостиничной бумаге, по которой ее можно было бы легко найти, — и начал читать записку заново.

Но сколько бы раз он ни читал ее, слова оставались теми же самыми.

Никаких обвинений. Нигде в тексте она не ругает его. Нет никаких следов того, что она плакала при написании, чернила нигде не размыты. Интересно, сколько раз она переписывала записку, прежде чем остановиться на этом варианте. Она постаралась не дать ни одной зацепки для того, чтобы он мог ее найти. И она не выказала ни малейшей надежды — хоть и не сознавала этого — на то, что он может начать разыскивать ее.

Что ж, он это заслужил. Он вообще не ожидал получить от нее письмо. И он даже не поверил своим глазам, когда Бишоп сунул его ему в руки в тот момент, когда он — весь в крови и сильно пьяный — собрался от него уходить. Сначала он подумал, что это написанный на скорую руку счет за погром, который он учинил в гостиной леди Палмер.

— Это от Кейт, — сказал граф, его голос звучал приглушенно из-за того, что он все еще прижимал к кровоточившему носу свой галстук. — Она прислала это вместе с письмом ко мне. Сначала я не собирался передавать тебе записку, но… теперь, думаю, тебе лучше ее прочесть.

Берк по привычке перевернул записку, проверяя печать. Бишоп, изрядно пьяный, горько рассмеялся.

— Не беспокойся, я не читал это. Не хотел. Что же, черт побери, произошло между вами… Ну а по правде, я даже и знать не хочу.

Берк был с ним полностью согласен. Он тоже ничего не хотел знать. Он хотел бы забыть все, что произошло, начиная с того туманного вечера, когда он впервые ее увидел. Вот почему спустя шесть часов он сидел у себя в кабинете, а не в библиотеке. Он не мог заставить себя переступить порог библиотеки после той ночи, когда они с Кейт… Нет, это он тоже пытался забыть.

Он сидел там и пил виски, без конца перечитывая записку. Он понимал, что это не особенно помогает забыть ее, но был не в состоянии просто отложить письмо в сторону, потому что это было единственное, что осталось ему на память о ней. За исключением ночной рубашки и пеньюара, которые он подобрал с пола, чтобы не обнаружила прислуга, и теперь держал у себя под подушкой.

Сентиментальность? Да. Невыносимая тоска? Пожалуй.

И все же он ни за какие деньги в мире не расстанется с этими вещами — и с письмом.

Он уже в сотый раз перечитывал письмо в надежде, что изменится хоть одна строчка, когда дверь в его кабинет распахнулась.

— Простите, — не поднимая глаз, недовольно пророкотал Берк, — но я не просто так закрыл дверь.

— А я не просто так ее открыла! — Изабель в вечернем наряде стояла перед ним, в ее глазах блестели слезы. Ее волосы были чересчур гладко забраны наверх, а на затылке взрывались целой копной завитушек. Зрелище было довольно жалким. Кейт не позволила бы ей выходить из дома в таком виде.

— Я только что заходила в комнату мисс Мейхью, — сказала Изабель напряженным голосом, — чтобы поставить на место книгу, которую брала почитать, и что, ты думаешь, я там увидела? Что я там увидела?

Берк поднес к губам стакан и сделал большой глоток. Ничего. У него еще достаточно виски в бутылке, которая стоит у него прямо под рукой.

— Она ушла! — драматичным тоном объявила Изабель. — Папа! Она ушла! Книги исчезли! Мисс Мейхью на самом деле ушла!

— Да, — Берк налил себе еще виски, — я знаю.

— Ты знаешь? — крикнула девушка. — Ты знаешь? Что ты знаешь?

Берк без всяких интонаций произнес:

— Мисс Мейхью сочла, что ее родственница — та, которая заболела, — нуждается в ней, как ей кажется, больше, чем мы. Поэтому она попросила ее уволить.

Он взглянул на нее, чтобы увидеть, как она восприняла его ложь. Ложь, казалось, прошла достаточно хорошо. Изабель была бледна, а под длинными черными ресницами копились слезы. Но она не выглядела рассерженной. Пока не выглядела.