Жонкиль, стр. 7

Конечно, беда была в том, что Жонкиль совсем не о чем было больше думать и не с кем было поговорить. Ее друг, Билли Оукли, был с тетушкой в Швейцарии, где он занимался зимним спортом. У нее никого не было, кроме бабушки, и бабушка почти свела ее с ума в течение этих нескольких дней, когда она ожидала письма от Роланда.

Бабушка стала замечать беспокойство Жонкиль, отсутствие аппетита и решила, что девушка больна, собралась даже послать ее, если она не поправится, в Висбаден к отцу. Сама эта мысль приводила Жонкиль в ужас. Быть отправленной в Висбаден, где Роланд никогда не сможет найти ее, было бы ужасно! Она изо всех сил старалась есть под проницательным взглядом бабушки, казаться нормальной и довольной.

Пришел четвертый день ожидания; еще одно огорчение — письмо от мистера Риверса, в котором тот сообщал, что здоровье не позволяет ему вернуться в Англию на Рождество. Это значило, что в Рождество Жонкиль остается совсем одна с бабушкой. Никакого веселья, никаких танцев, ничего! Семья Оукли в Лондоне. Из Чанктонбриджа никто обычно не приходил в Риверс Корт, кроме престарелой леди, сверстницы бабушки, викария и его жены.

Жонкиль почувствовала горечь. «Роланд забыл меня, — подумала она. — Я была дурой. Мне надо забыть его».

И, наконец, письмо, которого она так ждала, из-за которого тайно плакала по ночам, когда бабушка не могла видеть ее слез, пришло. Она прочитала его в саду, волнуясь и чувствуя себя виноватой.

«Дорогая маленькая Жонкиль!

Я приеду в Чанктонбридж 24-го. Буду в «Пастухе и собаке» в 11 часов. Приходи туда или, если не сможешь, оставь записку. Но постарайся...

С нетерпением, Р.»

Очень кратким, очень холодным и сжатым показалось Жонкиль это первое письмо от ее первого возлюбленного. Она разорвала его на мелкие кусочки и выбросила их на ветер. Двадцать четвертого! Завтра. Завтра, в Сочельник... Роланд не забыл, специально приедет в Чанктонбридж, чтобы встретиться с ней.

Весь мир стал светлее для Жонкиль. В прекрасном настроении она пошла в дом, где бабушка ждала ее к обеду.

— Я рада видеть, что у тебя сегодня прекрасный аппетит, моя дорогая, — заметила миссис Риверс в конце обеда. — Я смогу успокоить отца, когда буду писать ему сегодня вечером.

Жонкиль почувствовала себя предательницей по отношению к отцу, к бабушке, ко всем нормам своего воспитания. Но она была невероятно счастлива. Завтра приедет Роланд! Во что бы то ни стало она должна ускользнуть из дома утром до одиннадцати и увидеть его. Как она хотела рассказать миссис Риверс все о «самом привлекательном мужчине в Лондоне», поскольку ненавидела обман в любом виде. Но Роланд просил ее хранить тайну, поэтому она, конечно, ничего не скажет бабушке, и вообще никому.

Глава 4

Победа Роланда Чартера над сердцем Жонкиль была более быстрой и более полной, чем он мог надеяться. Он приехал в Чанктонбридж утром в Сочельник. Всю ночь перед этим шел снег. Холмы Суссекса были покрыты белым саваном, было ужасно холодно. Щеки Жонкиль горели от быстрой ходьбы и от встречного ветра. Но когда она увидела знакомую высокую фигуру возле «Пастуха и собаки», лицо ее запылало еще ярче. Он улыбнулся и снял шляпу. Старая шинель поверх серого твидового костюма делала его выше и стройней.

— Вы все-таки приехали, — еле смогла вымолвить она; от волнения у нее перехватило дыхание.

Он взял обе руки девушки и увлек ее в тепло гостиницы.

— Конечно, — сказал он. — Я же говорил тебе, что приеду. Как дела?

— Очень хорошо, спасибо, — ответила Жонкиль. Она стояла рядом с ним в небольшой, освещенной пламенем камина комнате. Они были совершенно одни; она молчала в смущении, ожидая его слов и думая, что сказала бы миссис Риверс, если бы знала, что ее внучка тайно встречается с мужчиной.

Чартер тоже молчал. Он серьезно смотрел в лицо Жонкиль. Она была действительно прелестна с этими горящими щеками, со снегом, припорошившим ее маленькую серую фетровую шляпку на темных стриженых волосах. Ему понравился ее твидовый, хорошо сшитый костюм, грубые башмачки... такие маленькие смешные башмачки. Господи, какие трогательные, крохотные ножки были у этого ребенка!

За время, прошедшее с тех пор, как они расстались, Чартер укрепился в своем намерении — дал себе клятву провести игру без колебания. Он собирался жениться на Жонкиль Риверс и таким образом отомстить за нанесенную ему обиду. Он не позволит, чтобы ее молодость и ее доверие к нему тревожили его совесть. И все же, когда он увидел ее снова и вспомнил свежесть ее губ, он нахмурился, и легкая краска проступила сквозь загар на его лице.

«Черт возьми, я не позволю себе влюбляться, — размышлял он, — это было бы губительно. Я не смогу обмануть ее, не смогу жениться на ней, если я влюблюсь».

И Чартер неторопливо начал осуществлять план, который наметил. Он взял маленькие ручки Жонкиль, стащил с них меховые рукавицы и поцеловал ее ладони. Она побледнела от волнения, когда почувствовала его твердые, холодные губы на своих руках.

— Ну, Жонкиль, — сказал он ласкающим голосом. — Ты меня так же любишь, как в Лондоне?

Любовь! Он не спрашивал о ее любви там, в Лондоне. Он только поцеловал ее так, как будто любил. Испуганными глазами она взглянула на красивое, циничное лицо Роланда.

— Вы хотите, чтобы я любила вас? — пробормотала она, заикаясь.

— Конечно. Зачем бы еще я ехал сюда?

— О, — еле могла она вымолвить, и замолчала. Она не знала, что сказать. Но ее пальцы дрожали в его руке. С чувством жалости, близким к нежности, Чартер обнял ее. Как просто было убедить ее в своей любви... Играть на ее чувствах так же легко, как музыканту нажимать на клавиши пианино.

— Глупый ребенок, — прошептал он. — Конечно, я хочу, чтобы ты любила меня. Разве ты не знаешь, что я влюбился в тебя в тот самый вечер?

Он постарался произнести эту ложь без тени стыда, но вспыхнул, когда увидел сияние ее глаз, когда ее руки обхватили его шею.

— О... как я счастлива... счастлива, потому что мне кажется, что я тоже люблю тебя!

Он прижал ее голову к своему плечу, снял с нее шляпку, и мрачно посмотрел в огонь. Черт возьми, почему ему так трудно, несмотря на всю свою жесткость и весь цинизм, обманывать этого ребенка? Ее простодушное признание в любви взволновало его больше, чем он ожидал. Он быстро поцеловал ее... только легкий, короткий поцелуй на этот раз. Он чувствовал себя мерзавцем. Он не мог отвечать на ее невинную страсть низменным желанием мужчины. Он собирался жениться на ней, рассчитаться со своим дядей... Ну, тогда надо побыстрей заканчивать всю эту игру.

Он усадил ее на диван (одно из тех чудовищных сооружений, набитых конским волосом, которое является неотъемлемой частью буфета при гостинице) и сел рядом с ней, не выпуская ее рук.

— Послушай, Жонкиль, — сказал он, — мы должны смотреть на вещи серьезно. Ты знаешь, мы ведем себя довольно глупо, и даже безрассудно.

— Я знаю, — рассмеялась она нервно. — Мы только что встретились... Все это странно, но у меня такое чувство, что я знаю тебя всю жизнь, что все это было предопределено.

Чартер плотно сжал рот. «Слава Богу, малышка не собирается испытывать мое терпение излишними сантиментами», — подумал он. И продолжал говорить добрым, благоразумным голосом:

— Да. Мы только что познакомились. Но сотни людей влюбляются с первого взгляда. Так же, как и мы.

— Да, — сказала она и приложила руку к своей горящей щеке.

— Ты ничего не сказала своей бабушке?

— Нет, я же обещала, что не скажу. После того, как я побывала в Лондоне, бабушка стала более придирчивой и строгой, как будто она жалеет, что разрешила миссис Оукли взять меня на бал к Поллингтонам.

Чартер мрачно кивнул. Уж он-то хорошо знал ее бабушку: разве не была она его бабушкой — его настоящей бабушкой, и разве не жил он под ее строгим надзором в Риверс Корте?

— Мне так неприятно обманывать их, — услышал он слова Жонкиль, сопровождаемые вздохом. — Конечно, я обманываю и отца. Он бы очень рассердился, если бы узнал, что я встречаюсь с тобой — с человеком, которого он не знает.