Жонкиль, стр. 34

Она посмотрела на часы.

— В моем распоряжении пятнадцать минут. В машине я за пять минут доберусь отсюда до Беркли, поэтому я могу уделить вам десять минут. Приступайте, дружище.

Роланд отвел глаза от нее и какое-то время молча курил и смотрел в огонь. Потом он бросил окурок в камин и поведал Микки всю историю. Она точь в точь совпадала с тем, что Микки слышала несколько минут тому назад из уст Жонкиль. Он ни в малейшей степени не приукрасил, не обелил свои поступки. И когда он сказал ей, что любит Жонкиль и сердцем, и душой, она поверила ему.

— Мне ужасно жаль, Роланд, — сказала она. — Вы все жутко испортили.

— Конечно, я не имел права жениться на ней таким образом, — сказал он. — Но сейчас я бы отдал жизнь, чтобы только вернуть ее. Бедная маленькая Жонкиль! Она верила мне и любила меня. Это ужасно, что я отнял у нее любовь. Микки, ради Бога, скажите мне, что делать, чтобы вернуть ее?

— Мой дорогой, в данный момент вы ничего не сможете сделать, — сказала Микки. — Пусть время залечит раны Жонкиль. Больше никто и ничто не сможет этого сделать.

— Может быть, и время не поможет. Может быть, она никогда не простит меня, — сказал Роланд.

Микки посмотрела на него; по ее лицу прошла тень, оно стало печальным. Это был совсем другой Роланд. Любовь изменила его, сделала его серьезным, робким, несчастным. Когда-то он смеялся над чувствами и презирал любовные переживания. Бедный Роланд!

— Что вы собираетесь делать? — спросила она наконец.

— Работать, — сказал он. — У меня уже есть работа.

— Где?

— В автомобильной компании «Спидо» комиссионером. Буду продавать машины. Я вчера встречался с управляющим. Во время войны он был в моем батальоне. Очень славный малый и горит желанием помочь мне. У меня будет небольшая зарплата и комиссионные. «Спидо», конечно, паршивая машина, и скорость низкая, но ее можно продать кое-где. Она дешевая.

— О, Роланд, какая ужасная работа для человека вашего положения, вашего ума!

— Вполне подходящая. Я не так уж умен. Вы этого еще не поняли? Я больше ни на что не способен. Я неудачник во всех смыслах, — проговорил он. Глаза его были полны горечи. — Я не хочу работать в Англии, я бы лучше уехал за границу. Но даже когда я был в Южной Африке, я был ленив и потерпел неудачу. Может быть, я преуспею как продавец машин?

— Роланд, не принижайте себя так, — сказала она резко. — Я не могу этого выносить. Вы заслуживаете гораздо, гораздо большего.

— Ну какое это имеет значение, если я буду зарабатывать себе на жизнь? — сказал он. — У меня нет определенной профессии. Я могу продавать машины так же, как собирать апельсины, или делать какую-нибудь другую работу, за которую я брался. Мое желание остаться в Лондоне сейчас диктуется тем, что здесь Жонкиль, и я хочу найти ее, охранять ее, если я смогу. И когда я буду абсолютно уверен, что все это безнадежно и что она никогда не простит меня, я уеду, найду какую-нибудь работу в Южной Африке и умру. Я просто не выдержу этой влажной жары.

Микки поджала губы. Она вскочила на ноги, подошла к нему, положила руку на его плечо и посмотрела ясным прямым взором.

— Роланд, — сказала она. — Когда вы так говорите, вы приводите меня в бешенство. Но у меня нет времени оставаться здесь больше и спорить. Генерал будет злиться, если я опоздаю. Мне нужно идти. Постарайтесь вести себя как мужчина. В конце концов победа будет за вами. Я верю в вас.

Он схватил ее руку и сжал ее. Его глаза смягчились, когда он смотрел на ее прелестное напудренное лицо, наполовину спрятанное в большом рысьем воротнике.

— Вы настоящий друг, Микки, — сказал он. — И я не стою вашей дружбы, но я постараюсь быть достойным вашей веры. Вы единственный человек на свете, который верит в меня.

Микки почувствовала ком в горле. Она ужасно боялась показаться сентиментальной или уронить хотя бы единую слезу перед тем, кого она называла «настоящим мужчиной». Поэтому она поспешно отвернулась, достала пуховку из громадной зеленой кожаной сумки и энергично стала пудрить нос.

— Ну что ж, преуспевайте в своей компании «Спидо», — сказала она шутливо, хотя ей очень хотелось сказать ему, что Жонкиль наверху. Зачем Жонкиль надо быть такой гордой маленькой идиоткой! Подумать только, пренебречь бесценным даром первой настоящей любви в жизни Роланда Чартера.

— Я начинаю работать завтра утром, — сказал Роланд, откашливаясь. — Надеюсь, я буду вас иногда видеть. Но не просите меня бывать у вас до тех пор, пока я не потружусь как следует и не заработаю право пользоваться вашим гостеприимством. Другими словами, до тех пор, пока я не смогу пригласить вас и старину Гарри в «Ритц».

— Вы знаете, что вы всегда здесь желанный гость, идиот.

— Благодарю. Но я слишком долго принимал ваши приглашения, — сказал он мрачно. — Теперь я собираюсь работать, Микки.

— Идите и процветайте, — сказала она. — И если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, приходите за ней.

Затем она торопливо вытолкала его из библиотеки и из дома, так как чувствовала, что очень скоро потеряет самообладание и поцелует его.

Всю дорогу до Беркли она усердно прикладывала пуховку к носику.

«Я глупая ослица, — решила она мысленно. — Как только дело касается Роланда, я становлюсь тряпкой. Мне надо было быть непреклонной с ним. Он так отвратительно поступил с бедной Жонкиль. И все же его невозможно не любить. Он такая прелесть!

А Жонкиль способна противостоять его притяжению; Жонкиль, маленькая неопытная девушка, которая вначале так любила его, что убежала с ним. Да, она была решительна и горда».

Микки Поллингтон мысленно склонилась перед Жонкиль.

«Но я не позволю ей послать его в Африку, — добавила она про себя. — Так или иначе, я должна бросить их в объятия друг друга до того, как это случится!»

Глава 16

Примерно три месяца спустя, когда буйный мартовский ветер гнал пыль по улицам Лондона и первые нарциссы и тюльпаны, бесстрашно расталкивая почву, показывали свои головки в парках и садах, Билли Оукли получил от Жонкиль приглашение пообедать с ней в «Корнер-Хаузе».

Билли шел на эту встречу переполненный волнением. Он не видел Жонкиль с того времени, как они распрощались в Чанктонбридже вскоре после Нового года. Он не мог ничего узнать о ней от старой миссис Риверс, которая после того, как ее приемная внучка уехала из дома, стала настоящим отшельником и отказывалась сообщать соседям что-либо о Жонкиль.

Честное сердце Билли было переполнено искренней любовью к Жонкиль, поэтому он очень беспокоился о ней. Неожиданная записка с обратным адресом Сент-Джонс Вуд была приятным сюрпризом.

Удрать с работы в это время было трудно, но Фрэнк Оукли, догадываясь о чувствах своего младшего брата к Жонкиль, разрешил ему задержаться на час после обеда. Поэтому Билли, горя желанием увидеть ее, взял такси от улицы Лиденхолл до «Корнер-Хауза», где она уже ждала его.

Одного взгляда на знакомую стройную фигуру было достаточно, чтобы убедиться, что Жонкиль совершенно оправилась после всех потрясений; выглядела она, во всяком случае, гораздо лучше, чем тогда, во время их последней встречи в Чанктонбридже. Он сжал ее руку и пробормотал:

— О, Килли, дорогая!

Жонкиль улыбнулась ему.

— Добрый старый Билл! — приветствовала она его. — Как я рада видеть тебя. Пойдем поищем столик и поговорим.

Они сели напротив друг друга в переполненном зале. Билли не отрывал глаз от Жонкиль и засыпал ее вопросами.

— Этот проклятый оркестр так гремит, что я почти не слышу тебя, — ворчал он. — Ты великолепно выглядишь, Килли. Где ты обитаешь? Что делаешь? Почему не давала о себе знать столько времени? Расскажи мне все.

Она рассказала ему о себе, начиная со дня прибытия в Лондон и встречи с миссис Поллингтон.

Она всем обязана Микки. После того дня, который она провела в доме Поллингтонов, Микки прежде всего нашла ей подходящее жилье, а потом работу. Она живет как пансионерка в очень славной семье в районе Сент-Джонс Вуд, их фамилия Робинсон. Они сильно нуждались в деньгах. Мистер Робинсон — фотограф. Однажды он фотографировал детей Микки и очень ей понравился. У Робинсонов выдался тяжелый год, и они были рады двум фунтам в неделю.