Жонкиль, стр. 31
Сегодня, когда она смотрела на знакомые книжные шкафы и ящички с образцами, благоговейно закрытые от солнца байкой, она мысленно представила другие дни — пятнадцать, шестнадцать лет тому назад, когда она свободно бегала по пескам корнуэльского побережья.
Совсем другой ребенок сидел в те времена около стола Генри Риверса; ребенок, которому почти до слез надоела ботаника, надоели мотыльки, маленький мальчик Роланд Чартер... Этот мальчик прошел через те же невзгоды, которые вынесла потом и она. Он страдал так же, как и она, из-за рвения его дяди к работе. Он смотрел через это же самое окно на залитый солнцем сад Риверс Корта и не мог дождаться момента, когда ботаник отложит очки и перо и скажет: «На сегодня хватит!»
Жонкиль было тяжело думать о Роланде как о маленьком мальчике. Мрачный кабинет с его задернутыми портьерами, вид пустого кресла мистера Риверса у большого стола вызвали у нее дрожь. Кабинет был полон духов.
Жонкиль вышла, прикрыла дверь. «Возможно, я никогда больше не увижу этой комнаты,» — подумала она и пошла в свою спальню собирать вещи.
Этот период ее жизни — скучные годы ученичества, годы с приемным отцом — был позади. Она готовилась встретиться с новым, не известным ей доныне существованием. Ей уже было трудно связать себя с той застенчивой, взволнованной девушкой, которую Дороти Оукли повезла на бал к Микки Поллингтон... и которая встретила там Роланда.
На следующее утро она покидала Риверс Корт.
Миссис Риверс стояла в стороне и наблюдала, как Роулинсон и Питерс укладывают багаж. Ее лицо было непреклонным, как всегда. Но на строгих губах застыла печальная, суровая улыбка.
— Глупый упрямый ребенок, — сказала она, прощаясь с Жонкиль. — Ну что ж, иди и узнай, почем фунт лиха. Дьявол гордился, да с неба свалился, ты знаешь.
— Я не боюсь свалиться, — сказала Жонкиль. — И я не могу не быть гордой. Все Маллори были такие. Это дом Роланда... и я не могу тратить его деньги.
— Это мой дом, пока я жива, — сказала миссис Риверс. — Однако давай не будем снова начинать спорить. До свидания, моя дорогая.
— До свидания, бабушка, — сказала Жонкиль, целуя ее. — Спасибо тебе за то, что ты была так добра ко мне.
Она повернулась к старому лысому дворецкому, который смотрел на нее с некоторым огорчением. Питерс пережил все горести Риверс Корта, видел изгнание красивого милого юноши Рональда Чартера девять лет тому назад. Все слуги обожали мистера Роланда... Затем эта недавняя, такая неожиданная смерть мистера Риверса; и вот теперь он свидетель отъезда мисс Жонкиль. Ему казалось, что какой-то рок довлеет над Риверс Кортом; рок, который гонит всех прочь, вытесняет все молодое, яркое, что должно заполнить это место. Но если бы кто-нибудь посторонний посмотрел сегодня на сад, залитый солнцем, сверкающий на морозе, он подумал бы, что это очаровательный райский уголок!
— До свидания, Питерс, — сказала Жонкиль, пожимая руку старого дворецкого.
— До свидания, мисс, — сказал он печально.
Она уехала, чувствуя себя виноватой: потворствуя своей гордости, удовлетворяя собственные амбиции, она бросает этих двух старых одиноких людей. Они стояли рядом — старая леди в черном платье, с белой головой, и сморщенный, ссохшийся слуга с длинным унылым лицом и бакенбардами.
После того, как машина скрылась из виду, миссис Риверс медленно пошла к дому. Она тяжело опиралась на эбеновую палку, с которой иногда ходила. Она вошла в библиотеку и занялась счетами. Очень одинокая старая женщина... Одинокая и усталая. Но была работа, которую нужно было делать, и был дом, в котором нужно поддерживать порядок, и был жесткий принцип: невзирая на личные беды или горести, никогда нельзя забывать о каждодневных обязанностях.
Глава 15
Только после того, как одиннадцатичасовой экспресс из Чанктонбриджа в Лондон прибыл на вокзал «Виктория», Жонкиль осознала громадную перемену, которая произошла в ее жизни.
Она оставила бабушку и роскошь Риверс Корта, оставила все и начинает действовать самостоятельно. И у нее нет ни малейшего представления о том, с чего начинать. Все, что у нее было — это пятьдесят фунтов (ее сбережения) в бумажнике и личные вещи. Кроме этого, у нее не было ничего, что она могла бы считать принадлежащим ей по праву и на что могла бы претендовать. Она была миссис Роланд Чартер, но намеревалась вступить в единоборство с миром под именем мисс Риверс. Доведя борьбу с собой до конца и одержав победу, она никогда не уступит, вычеркнет все, что было прежде, исправит ужасную ошибку, которую совершила, когда влюбилась в Роланда и убежала с ним. Независимо от того, даст он ей развод или нет, она будет игнорировать тот факт, что по закону она — его жена.
Сейчас, когда поезд остановился, носильщик открыл дверь ее вагона, девушка поняла, что находится в Лондоне, что уже полдень, что до вечера должна найти пристанище. Сердце у нее, естественно, дрогнуло.
«Ну и куда мне теперь идти?» — подумала она.
Жонкиль отдала носильщику свой билет на багаж и вместе с толпой пошла к барьеру. Громадный вокзал был заполнен людьми и звуками. Люди возвращались в Лондон после рождественских каникул, и поезда были переполнены. Девушка показалась себе маленькой и потерянной в этой волнующейся массе человеческих существ. Она почти не знала Лондона. Несколько раз ездила с приемным отцом в Уэст-Энд за покупками и перед Рождеством оставалась на ночь в лондонской квартире семьи Оукли (в тот роковой вечер, когда она встретила Роланда). Больше она ничего не знала о Лондоне.
Никто на нее не смотрел, и никому не было никакого дела до этой маленькой, ничем не примечательной фигурки в простом велюровом пальто с рыжей лисой и в коричневой фетровой шляпе. Но она держала голову высоко, а ее глаза были ясны и бесстрашны. Ведь Жонкиль была смелой девушкой. Она никогда преждевременно не считала игру проигранной и сражалась до конца. А эта игра жизни, в которую она намеревалась играть, только начиналась.
— Такси, мисс? — спросил носильщик, подвозя к ней тачку с багажом.
Жонкиль окинула взглядом свои пожитки: два больших кожаных чемодана, маленький чемоданчик и клюшки для игры в гольф. Последние вызвали тень улыбки на ее губах. Бедные клюшки! Пройдет, видимо, много долгих и утомительных дней, прежде чем она снова взмахнет ими. Она с тоской вспомнила о зеленом упругом дерне поля для игры в гольф Чанктонбриджа, о резком свежем ветре, обвевающем разгоряченное лицо, о счастливых играх с Билли, когда ей удавалось удрать из кабинета отца. Она лишилась всего этого. Январским утром на вокзале «Виктория» было серо и сыро. В Лондоне было туманно и холодно. И Лондон на неопределенное время будет, вероятно, ее домом.
— Куда, мисс? — повторил носильщик.
Решение уже созрело.
— Оставьте мой багаж в камере хранения, — сказала она. — Я приду за ним позже. Я еще точно не знаю, куда мне идти.
Она чувствовала, что прежде всего надо найти жилье, а потом забрать вещи. Несколькими минутами позже она уже шла, пытаясь решить, где искать пристанище. Она знала, что должна тратить свои пятьдесят фунтов очень осмотрительно, чтобы не обращаться за помощью к бабушке, поэтому не могла себе позволить жить в дорогой гостинице.
Именно тогда ей на память пришла миссис Поллингтон. Она подумала об очаровательной, элегантной, прелестной женщине, которая была такой любезной хозяйкой, такой доброй по отношению к неоперившейся дебютантке из Суссекса. Ей нравилась Микки Поллингтон. Она всем нравилась. И Микки знала Лондон вдоль и поперек, могла, возможно, дать ей разумный совет, предложить какую-нибудь работу, которую Жонкиль могла бы делать. Почему бы не пойти и не повидать Микки?
Некоторое время Жонкиль мысленно обыгрывала эту идею со всех сторон, немного колеблясь. Микки познакомила ее с Роландом... «Самый привлекательный мужчина в Лондоне». Она была приятельницей Роланда. Как она отнесется к оскорбительному браку, который был результатом этого знакомства? Она, возможно, ничего не знает, они могли не встречаться с Роландом в новом году. «Повидаюсь с ней, — размышляла Жонкиль. — Это не принесет никакого вреда, а может быть полезно».