Карбонель, стр. 9

— Значит, это Рози! — сказала миссис Пэндэлбери Паркер. — Подойди ко мне, дитя.

Розмари тихонько прошла между парой тапочек, состоящих по преимуществу из каблуков и перьев.

— Здравствуйте, как ваши дела? — спросила она вежливо.

— Не очень-то сегодня утром… Моя голова, ты знаешь… По-моему, ты прелестная девчушка. Я знала, что у такой замечательной мамы должна быть очаровательная дочка. Так что вполне разумно попросить тебя поиграть с Ланселотом. Ланс, милый, подойди сюда!

Розмари заметила какое-то движение за тяжелой голубой дамасской шторой, и мальчик примерно такого же роста, что и Розмари, направился к ним, выйдя из глубокой оконной ниши. Он держал руки в карманах, а выражение его лица было не очень-то приветливым.

— Вы одного возраста, так что должны подружиться, — сказала миссис Пэндэлбери Паркер.

Мальчик нахмурился еще сильнее. Розмари показалось это забавным. Почему-то взрослые уверены, что дети одного возраста обязательно должны подружиться. Она поймала себя на мысли, что миссис Пэндэлбери Паркер и миссис Уолкер почти ровесницы, тем не менее трудно представить, что они могут подружиться.

— Ну, а теперь бегите и играйте, милые, и постарайтесь быть умницами.

Мальчик посмотрел на Розмари и кивком головы показал на дверь. Они вышли вместе.

Выбравшись из комнаты, он сдул щеки, как воздушный шарик.

— Она знает, что я этого терпеть не могу, и все равно продолжает.

— Кто что продолжает? — спросила Розмари.

— Тетя Амабель зовет меня Ланселотом, потому что так звали ее отца — моего дедушку. Знаешь, меня назвали в его честь, хотели таким образом умиротворить его, чтобы он простил маму. Но он не простил. Так что я заклеймен ужасным именем на всю оставшуюся жизнь ни за что.

— А что натворила твоя мама? — поинтересовалась Розмари.

— Вышла замуж за моего папу. Он был бедным художником и до сих пор им остается. Папа говорит, что все хорошие художники бедны, пока не умрут. А сейчас я должен с тобой играть.

— Я тебя об этом не просила. Между прочим, я не виновата, что тетушка так тебя называет. И нечего на мне злость срывать.

Мальчик посмотрел на нее, будто только что увидел, и напряжение пропало.

— Видимо, это действительно не твоя вина. Знаешь, а ты не такая скучная, как я ожидал. Можешь называть меня Джоном — это мое второе имя. В школе никто не знает про Ланселота. Ладно, пошли в сад.

Они выбежали за дверь, обитую зеленым сукном, на лестницу, покрытую линолеум, а затем — в сад.

— Давай, кто быстрее — до конца террасы? — предложил Джон.

Они побежали, и Розмари обогнала Джона. В саду стояла полукруглая скамейка, а над ней цвели светло-желтые розы. Дети сели на скамью, чтобы перевести дух.

— Знаешь, — сказал Джон, — я думал, что тебя Амабель пригласит девчонку-недотрогу в белых туфельках, а ты носишь сандалии и платье, как моя сестра. Она сейчас болеет корью. Подцепила ее в тот самый день, когда у меня в школе кончились занятия.

— Как ее жаль!

— Жаль?! — возмутился Джон. — Она веселится вовсю: у нее такие классные пятна, и картинки для вырезания ей дают в постель. А мне приходится торчать здесь с тетей Амабель.

Глаза Розмари округлились.

— Это же очаровательный дом.

— Было бы все классно, если бы меня оставили в покое, но ведь вечно: «Ланс, не делай этого!» или «Ланс, милый, сделай то!» и «убери ноги со скамейки» и «не трогай». Единственное приличное место здесь — это кухонный двор: там замечательно. Пойдем собирать крыжовник.

Глава 9

ДЖОН

Они провели счастливые полчаса среди кустов крыжовника, на которых ягоды висели, как золотые фонарики среди темных листьев. Они ели до тех пор, пока сама мысль положить еще одну ягоду в рот не стала вызывать отвращение. Затем они стали играть в индейцев, а потом пробовали ловить рыбу на дорожке, посыпанной гравием, с помощью невода, сплетенного из прутьев крыжовника. Но поймать ничего не удалось, кроме нескольких акул-людоедов — палок, валявшихся на дороге, — поэтому они решили положить невод на место, пока он не порвался. Когда начало припекать, они ушли с кухонного двора и растянулись на траве под кедром на лужайке. Денек выдался жаркий. С лужайки была видна главная аллея, она проходила здесь, а потом поворачивала к парадному входу. По аллее проскользнул черный блестящий автомобиль и поехал по направлению к главной дороге.

— Как здорово иметь такую машину! — сказала Розмари, садясь и пересыпая пригоршню песка из одной руки в другую.

— Фу! Это же пустяки, — сказал Джон безразлично, — у тети Амабель три машины, считая маленькую серую.

— Боже мой! — воскликнула потрясенная Розмари. — А у тебя тоже три машины?

— Честно говоря, у нас их четыре, и еще пони, и еще… еще аэроплан. А у тебя?

Розмари удивилась. Джон не был похож на мальчика, имеющего пони и аэроплан. На его серых фланелевых шортах сзади была заплатка, а кожа на носках сандалий протерлась почти до дыр. Розмари не любила хвастаться, но в такой ситуации сложно было удержаться и не сказать что-нибудь в том же духе, так что, не заботясь о правдоподобии, она выдала:

— А у меня есть ведьмина метла и говорящий кот.

— Это глупо, — сказал Джон.

Розмари села, скрестив ноги и выпрямившись. Она покраснела до кончиков ушей.

— Честное слово, есть.

Джон обернулся и посмотрел на нее.

— Хорошо, не сердись.

— Но ты мне не веришь, а это правда.

— Но ты же не сможешь это доказать.

— Докажу! — горячо возразила Розмари. — Я знаю волшебное заклинание, по которому кот тут же появится здесь, хочет он того или нет.

— Вот и славно! — сказал Джон, язвительно усмехаясь, — попробуй!

Розмари встала. Сможет ли она вспомнить вызывающие слова? Она зажмурилась и произнесла немного неуверенно:

Она снова открыла глаза и с тревогой огляделась: Карбонеля не было.

— Я же сказал, что ничего у тебя не получится, — проговорил Джон с ноткой неподдельного восхищения в голосе, которое в любой другой момент очень польстило бы самолюбию Розмари. Но он даже не скрывал своего недоверия, это злило Розмари, и она с досадой кусала губы. Она еще раз с отчаянием огляделась по сторонам в поисках Карбонеля. И не увидев ничего, кроме залитой солнцем лужайки, вдруг неожиданно для самой себя расплакалась.

Джон сел на корточки.

— Послушай, — он неуклюже попытался утешить ее, — ну, какое это имеет значение? Мне даже в голову не могло придти, что ты поверишь в эту болтовню насчет пони и аэроплана. Конечно же, у нас нет ни того, ни другого. Только старая развалина, которая когда-то была машиной. Это же просто игра. Ну, возьми мой носовой платок: сегодня он у меня с собой, — добавил он с гордостью.

Розмари попыталась найти свой платок в гольфе, но безуспешно.

— Но это же правда, — настаивала она, не переставая всхлипывать, — у меня действительно есть летающая метла и ведьмин кот… — и она рассказала всю историю с начала и до конца.

Джон слушал ее с открытым ртом. Розмари описала, как жила с мамой, зачем пошла на Фэрфакский рынок, и все чудеса, которые произошли потом.

— Ни фига себе! — сказал Джон, когда она закончила рассказ. — Слушай, а ты везучая! Я не о метле, хотя ты, конечно, здорово все придумала. Я имею в виду, что ты сама готовишь обед на газовой горелке. Вот это чудо.

Розмари хотела еще раз объяснить, что все это чистая правда, но передумала. В конце концов, она не может упрекать Джона за недоверие. Неделю назад она сама себе не поверила бы, а зависть Джона по поводу газовой горелки ее вполне удовлетворила.