Эта черная, черная смерть, стр. 46

Лицо До Хуаня озарила довольная улыбка.

– Я так понимаю, что, если ты сюда не поленился прилететь, а дело затевается против «Триад», пахнет хорошими деньгами.

Когда Кризи рассказал ему об условиях, До Хуань был просто поражен. Он посмотрел на серые строительные блоки у себя под ногами, и улыбка его стала еще шире. Но она погасла, как только подошел хозяин и крикнул:

– Давай, китаёза, давай! Это тебе что, черт возьми, место для приемов? А это кто такой? Ему кто разрешил сюда являться?

До Хуань взглянул на Кризи и, увидев выражение его лица, поднял руку. Хозяину он сказал:

– Это мой друг, он приехал издалека. Он только минуту со мной поговорит, а потом подождет, пока я не закончу работу.

Хозяин посмотрел на Кризи и недовольно пробурчал:

– Через пятнадцать минут отваливай отсюда, и лучше бы тебе обратно не возвращаться.

Кризи ответил:

– Я тебя уверяю, что не вернусь никогда.

– Так-то оно лучше, – процедил сквозь зубы мексиканец.

До Хуань обернулся к Кризи и, когда мастер отошел, проговорил:

– Это скотина, каких мало. Кто еще будет в деле?

Кризи перечислил ему имена. До Хуань сказал:

– Звучит убедительно. Как ты меня нашел?

– Том Сойер напал на твой след.

– Когда начинать?

– Сейчас.

До Хуань немного подумал.

– Может, ты меня подбросишь к тому, что они называют гостиницей – я там остановился. Мне только шмотки собрать, и поедем. – Потом показал на блоки под ногами и добавил: – А теперь подожди меня в джипе. Через пару минут я закончу.

До Хуань установил последний блок на место и смахнул раствор. Потом подошел к плетеному креслу, в котором под навесом сидел хозяин, окидывая взглядом свои владения. Мексиканец был крупным, но рыхлым. До Хуань поднял ногу и толкнул подлокотник кресла так, что кресло опрокинулось назад, а мексиканец взвыл от ярости и бросился на азиата.

Казалось, До Хуань до него даже не дотрагивался, но каждое движение его руки или ноги поражало один из нервных центров мексиканца, и он падал. На подмогу подбежал помощник хозяина, но До Хуань лишь слегка повернул колено левой ноги, напряженными пальцами левой руки нанес молниеносный удар, и человек, согнувшись пополам, упал на землю и больше не поднимался. Все продолжалось не больше двух минут. Кризи спокойно смотрел, как До Хуань склонился над мексиканцем, который, казалось, совсем обезумел, и сказал громко, так, чтобы слышали другие рабочие:

– Теперь ты дважды подумаешь, прежде чем в следующий раз оскорблять кого-нибудь из людей, каждый день гнущих на тебя спину.

После этого До Хуань подошел к джипу и сел рядом с Кризи.

– Так куда, ты сказал, мы направляемся? – спросил До.

– Я тебе этого не говорил. Но мне нужно разыскать Эрика Лапарта. Я очень смутно себе представляю, где его можно найти.

– Только, прошу, не говори мне, что хочешь взять его в команду.

– А ты что – против?

Вьетнамец пожал плечами.

– Когда месяц назад я видел его в последний раз, он пил не просыхая.

– Вот мы и посмотрим, – сказал Кризи, – просох он уже или нет. Ты знаешь, где он околачивается?

– Несколько лет назад он прикупил себе здесь домишко одного плантатора, немного к северу отсюда. Он жил там с какой-то бабой, но недавно кто-то мне сказал, что она от него ушла – устала от запоев.

– Ты знаешь, где этот дом?

– Конечно.

До Хуань показал на узкую дорогу, уходившую вправо, и Кризи свернул туда. Они проехали метров пятьсот, и показался дом. Это было типичное ветхое обиталище разорившегося плантатора с прохудившейся крышей и широкой верандой, опоясывавшей весь дом. Когда они припарковали джип, из-за угла с лаем выбежала собака. Спина и бока ее были черными, а живот и лапы – белыми, шерсть блестела. Ее хорошо кормили, может быть, даже перекармливали. Это была дворняжка, скорее всего, приблудная, очень злобная и подозрительная.

Из грязно-белого гамака, подвешенного на веранде, донесся голос:

– Слинки, заткнись!

Собака села, продолжая тихо рычать. Эрик Лапарт свесил с гамака длинные ноги, потянулся со сна и уставился на Кризи и До.

– Бог мой, – сказал он. – А я-то думал, вы уже сдохли.

Кризи шел первым, До следовал за ним. Стоявший перед ними мужчина был выше двух метров. На нем были лишь выношенные шорты цвета хаки. Он был до того худой, что выпирали ребра. У него отросла седоватая бороденка, прямые нечесаные волосы свисали чуть не до самых плеч. Его лицо напоминало череп, обтянутый кожей с глубоко сидящими в нем глазами. Он их поприветствовал, обменявшись традиционными поцелуями, потом произнес:

– Выпить вам не предлагаю – в доме ничего не осталось.

Кризи взглянул на До и сказал:

– Что-то не верится. Я слышал, ты в запое.

– Что было, то было, – признал француз. – Но вот уже три недели, как я в завязке. – Он указал на стену, окружавшую заросший сад. – Половину бутылок с текилой перебросил через этот забор.

– С чего бы это?

– Понял, что убиваю не только себя, но и близкое мне существо.

– Кого именно?

Лапарт указал на собаку.

– Слинки. Я два дня пил текилу без продыху, а когда очнулся почувствовал себя как в коме. Дня два-три бродил, наверное, где-то, а потом заснул. Очухался оттого, что Слинки мне рожу лизала и скулила… не потому, что жрать хотела… Она хотела вернуть меня к жизни.

– И что, с тех пор не пьешь?

Француз покачал головой.

– Нет. Я уже глянул смерти в глаза. Все, завязал.

– Стрелять еще не разучился?

– Скажешь еще.

– Давай-ка посмотрим, – предложил Кризи.

Лапарт повернулся на каблуках и вошел в дом. Собака осталась, поглядывая на Кризи и До с прежней подозрительностью. Через пару минут француз вышел с пистолетом в одной руке и обоймой в другой. Он снял пистолет с предохранителя и вогнал в рукоять обойму. Держа оружие в правой руке, он взглянул на Кризи и спросил:

– Где цель?

Кризи указал на олеандровое дерево, стоявшее от них метрах в пятнадцати.

– Цветы вон там, на дереве.

Внезапно по саду разнеслось трескучее эхо пистолетных выстрелов. Они видели, как цветки один за другим разлетались и лепестки медленно падали вниз. Кризи взглянул на часы – прошло шесть секунд. Сначала он обернулся к До, который обалдело смотрел на опавшие лепестки, потом подошел к французу, хлопнул его по плечу и сказал:

– Может, ты и был забулдыгой, но это – в прошлом. Хочу работу тебе предложить, большое дело.

Через пару часов они стояли перед домом около собачьей конуры. Эрик Лапарт спорил с Кризи. Рядом примостилась Слинки.

– Я просто не люблю людей, – сказал Лапарт. – Они мне как-то несимпатичны.

От раздражения у Кризи округлились глаза.

– Эрик, ради всего святого! Да с ней здесь возиться будут как с писаной торбой, пусть ей в будку хоть кондиционер вставят! Если хочешь, я им дам денег, чтоб твою суку каждый день кормили бифштексом из вырезки под соусом беарнез.

Француз покачал головой.

– Они мне несимпатичны. И Слинки, скажу тебе, их тоже не любит.

Кризи был почти в ярости. Он подошел ближе к французу и сказал ему:

– За все эти месяцы текила высушила тебе мозги. За работу, которая и месяц не продлится, платят полмиллиона швейцарских франков, а ты на рога встал из-за какой-то паршивой собаки.

В конце концов Эрик Лапарт сдался и после недолгих переговоров передал собаку женщине, появившейся в саду, сказав ей напоследок:

– Если я приеду и увижу, что с ней не все в порядке, я тебе задницу надеру.

Ни Кризи, ни До не удивило отношение француза к собаке. Многие крутые парни, которых они знали, были сентиментальны, особенно когда дело касалось зверей или детей.

Глава 42

Почти полчаса датчанин сидел, уставившись на небольшой экран своего лаптопа, и изучал файлы. Сова стоял за его спиной, заглядывая ему через плечо. В конце концов Йен повернулся в кресле и сказал: