Пожиратель душ, стр. 21

Ренн никак не могла понять, как же они сумеют разглядеть этот черный лед в черной морской воде.

А Торак уже теребил в руках весло; ему не терпелось поскорее пуститься в путь.

— Ну, и как же нам найти этот Глаз Гадюки?

Ответила ему Акуумик; она вынырнула из тени и ножом принялась что-то рисовать на снегу.

— Когда минуете ледяную реку, все время следуйте за Северной Звездой, — сказала она. — Отсюда это примерно день пути на веслах. Потом вы увидите гору, похожую на трех воронов, присевших на плавучую льдину; в этом месте причальте к берегу, прямо у подножия этой горы, высаживайтесь на лед и ступайте вверх по холмистой гряде, которая огибает эту гору с северо-запада.

— А сам-то Глаз Гадюки где находится? — спросила Ренн. — Как мы узнаем, нашли мы его или нет?

Инуктилук и Акуумик одновременно вздрогнули и сделали какой-то странный, одинаковый жест рукой.

— Вы сразу это поймете, — тихо сказала Акуумик.

— И да поможет вам хранитель вашего племени! — прибавил Инуктилук. — Особенно если вы осмелитесь войти внутрь. — Ничего больше не прибавив, он стал помогать им сесть в лодку.

Торак весьма уверенно взял весло, а вот Ренн растерялась. Ей крайне редко доводилось плавать на лодке и еще реже — грести самой.

— Почему вы нам помогаете? — спросила она.

— Наши старейшины не успели узнать вас так хорошо, как узнал вас я, — просто ответил ей Инуктилук. — Ничего, когда я им все объясню, они не станут на нас сердиться. И потом, — с улыбкой прибавил он, — если я не помог бы вам, вы бы все равно от нас удрали!

Акуумик пристально посмотрела Тораку прямо в глаза:

— Я знаю: ты тоже потерял кого-то очень тебе дорогого. Как и я. Если найдешь его, может, и я тоже найду.

Торак задумался, потом порылся в своем ранце и сунул что-то ей в рукавицу:

— Вот, возьми это.

Она нахмурилась:

— Что это?

— Кабаньи клыки. Я и забыл про них, но это не простые клыки. Они принадлежали одному… моему другу. Предложи их ветру. От своего и от моего имени.

Инуктилук что-то одобрительно проворчал, и Ренн впервые за все это время увидела, как белые зубы Акуумик блеснули в улыбке.

— Ох, спасибо тебе!И пусть твой Хранитель всегда бежит с тобою рядом!

— А твой — с тобою! — шепнула ей Ренн.

И они, оттолкнувшись от берега, скользнули по темной воде в сторону Открытого Моря на поиски Волка.

Глава четырнадцатая

Чужие волки пели где-то далеко, на расстоянии многих прыжков, и Волк, прислушиваясь к их пению, особенно остро ощущал укусы одиночества.

По их пению он понял, что это очень большая стая; к тому же каждый волк в ней так умело пел на разные голоса, что казалось, будто волков там гораздо больше. Этим приемом пользуются все волки, и Волку он тоже был хорошо известен. Он и сам выучился так петь, когда бегал с той стаей по другую сторону Священной Горы.

Он прекрасно представлял себе, как радостно поднимают свои морды волки к Яркому Белому Глазу. Ему очень хотелось им ответить, но он не мог, ведь он был по-настоящему крепко замотан той ненавистной дырчатой шкурой, так что подхватить их пение мог лишь мысленно.

Скользящее дерево то и дело подскакивало под ним. Значит, проклятые бесхвостые взбирались на вершину очередного холма. Волк старался не спать, чтобы быть готовым на тот случай, если все-таки появится Большой Брат. Но бодрствовать становилось все труднее. От жажды горело горло. Невыносимо болел отдавленный хвост. И шерсть была вся грязная, потому что, когда они переправлялись по Большой Воде в тех ужасных плавучих шкурах, его несколько раз вырвало, а вылизаться он не мог. И в животе у него до сих пор было что-то неладно.

Остальные пленники бесхвостых тоже чувствовали себя не лучше. Выдра впала в отчаяние и не издавала ни звука, хотя Волк чуял, что она еще не перестала дышать.Рысь и лиса, которых поймал тот бесхвостый со светлой шерстью, были привязаны к другому скользящему дереву и тоже молчали с тех пор, как снова пришел Свет. И только росомаха время от времени яростно рычала и скалилась.

Чужая волчья стая петь перестала, и на белых холмах вокруг воцарилась звенящая тишина. Волк отлично знал, что теперь волки станут облизывать и обнюхивать друг друга, готовясь к охоте. Они с Большим Бесхвостым тоже перед охотой всегда так делали: и касались друг друга носами, и виляли хвостом, хотя хвостом, конечно, вилял только он, Волк.

Скользящее дерево повернуло навстречу ветру, и Волк почуял приближение гор. А также почувствовал, что бесхвостыми овладело какое-то странное возбуждение, даже нетерпение, и догадался: видимо, скоро конец этого бесконечного пути.

Вонючая Шкура быстро подошла к нему и кинула комок Белого Мягкого Холода в одну из дырок в шкуре, мучительно стягивавшей все тело Волка. Он неловко поймал комок стиснутыми челюстями и с жадностью его проглотил. У него больше не было сил отказываться от того, что ему давали.

Впереди самец со светлой шерстью что-то обсуждал со второй бесхвостой самкой — с той, у которой язык гадюки; они то и дело посматривали на Волка и издавали те нелепые звуки, которые у бесхвостых называются смехом. От гнева у Волка даже живот свело. И он отчетливо представил себе, как разрывает проклятую дырчатую шкуру, прыгает на этого самца со светлой шерстью, впивается ему в глотку, и горячая кровь бьет фонтаном…

Но на самом деле ничего этого он сейчас сделать не мог. Он чувствовал, что страшно ослабел. Даже если он и сумел бы сейчас освободиться, у него не хватило бы сил даже просто свалить этого бесхвостого самца с ног. Волк очень опасался, что, когда Большой Бесхвостый Брат и его сестра все-таки придут, чтобы спасти его, он, Волк, не сможет сражаться бок о бок с ними.

По мере того как снова стал гаснуть Свет, та гора все приближалась, угрожающе нависая над ним. Ветер стих. Волк чуял, что дичи здесь совсем мало, а волков нет совсем. И отчего-то ему стало так страшно, что у него даже шерсть встала дыбом.

Скользящее дерево под ним дернулось и остановилось.

Волк увидел, что прямо под щекой этой мрачной горы рычит огромный Яркий Зверь, который больно кусается, а рядом с ним — безмолвная и совершенно неподвижная — Та, у Которой Каменное Лицо.

Она стояла, опустив передние лапы и прижав их к бокам, и Волк почувствовал, что в одной из лап она держит серую сверкающую вещь, укусы которой смертельно холодны. Она была совершенно неподвижна, а вот тень ее на щеке горы так и подпрыгивала, словно хотела взлететь.

Волк не видел этой страшной бесхвостой и не чуял ее запаха с тех пор, как она являлась к ним сквозь шипящую белизну. И теперь одного взгляда на ее ужасное Каменное Лицо оказалось достаточно, чтобы он снова почувствовал себя беззащитным, хнычущим волчонком.

Остальные бесхвостые, бросив свои скользящие деревья, молча двинулись к ней. Волк чувствовал, как сильно они ее боятся, но, как и прежде, старательно скрывают этот свой страх друг от друга.

И вдруг Каменное Лицо заговорила — жутким, грохочущим, точно каменная лавина, голосом, — и вся стая бесхвостых, скорчившись вокруг Яркого Зверя, Который Больно Кусается, принялась раскачиваться взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед… У Волка даже голова закружилась, но отвернуться и смотреть в другую сторону ему не давали путы. Затем бесхвостые стали тихо и равномерно порыкивать, и эти странные звуки отзывались во всем теле Волка, точно стук копыт северного оленя, бегущего по твердой земле. Это удивительное то ли рычание, то ли пение все продолжалось и продолжалось, становясь все громче, все убыстряясь, и сердце у Волка в груди вдруг часто и болезненно забилось.

И он почуял запах Тьмы, пришедший с этой горы. Тьмы и злых духов, что кружили над ним плотной тучей, точно невидимая Быстрая Вода.

Вдруг Каменное Лицо подняла переднюю лапу — ту самую, в которой держала серую вещь, которая кусалась холодом, и Волк с изумлением увидел, как она бросила свою лапу прямо в пасть Яркому Зверю!