Во имя отца, стр. 21

— Марио! Подожди!

Он всё ещё стоял с бутылочкой святой воды в руке. На лице у него было какое-то странное выражение. Он медленно закрыл бутылочку пробкой и поставил её на стол. Версано нетерпеливо сказал:

— Мне надо снова позвонить в Ватикан.

Священник решительно покачал головой.

— Нет, Марио. У нас есть дела поважнее. Сейчас позвонить должен я, а затем нам с тобой надо будет срочно побеседовать.

В кабинет опять вошла сестра Мария. На глаза у неё навернулись слёзы, и она держалась за свой крест на груди, бормоча про себя молитву. Священник твёрдо сказал:

— Сестра, принесите нам, пожалуйста, два кофе и бренди. И ещё, после того, как я вернусь, нас никто не должен тревожить.

Она удивлённо посмотрела на него. Версано уже готов был запротестовать, но потом решил уступить право распоряжаться этому голландцу, который в нелёгкий для них обоих момент проявил сильную волю. Ван Бурх повернулся к Версано:

— Подожди меня здесь, Марио. Я тебе все объясню через несколько минут.

Он опять обратился к монахине:

— Сделайте то, о чём я вас попросил, пожалуйста.

Она направилась к двери. Ван Бурх последовал за ней. Он отсутствовал около десяти минут, и Версано все больше раздражался. Официантка принесла кофе и бренди, и он взмахом руки приказал ей удалиться. Она печально подняла поднос с ковра и взяла со стола бутылочку. Когда она вышла, Версано положил в кофе три кусочка сахара и проглотил его одним махом. Он как раз наливал себе бренди, когда вошёл ван Бурх. Версано выплеснул на него все своё недовольство:

— Не соблаговолите ли объяснить своё поведение, отец ван Бурх?

— Хорошо, архиепископ. Я просто злюсь на себя за то, что по моей вине умер кардинал Менини, а также за то, что связался с двумя такими дилетантами, как вы и кардинал.

Это заставило Версано замолчать. Священник налил себе хорошую порцию бренди и сел за стол напротив Версано. Он говорил очень резко.

— Марио, у кардинала была очень серьёзная причина для сердечного приступа. Конечно, моё известие о предательстве отца Панровского, должно быть, было для него большим потрясением. Но не настолько, чтобы вызвать сердечный приступ. Оказалось, что Панровский входил в состав делегации, побывавшей в Риме на прошлой неделе. Эту делегацию принимал также и кардинал. Видимо, к концу встречи Менини сильно расчувствовался. Он попросил Панровского задержаться у него на пару минут и во время исповеди рассказал ему о нашем плане.

— Чёрт возьми!

Версано наклонил голову и устало потёр бровь. Потом спросил:

— А как ты об этом узнал, Питер?

— Пока ты звонил. В своих последних словах он сказал мне об этом. Я думаю, что он умер в муках совести.

Мозг у Версано опять заработал:

— Что конкретно он рассказал Панровскому?

Ван Бурх пожал плечами:

— Я точно не знаю. По-моему, он упомянул только о трёх вещах: о нашей Троице и её целях, об исполнителе, который должен стать орудием в наших руках, и о своём обмане с папской грамотой.

Версано склонился вперёд:

— А где сейчас этот Панровский?

Ван Бурх огорчённо вздохнул:

— Вот я и ходил звонить, чтобы узнать об этом. Оказывается, он покинул Рим через день после аудиенции у Менини и вернулся домой, в Ольштын, дня четыре назад.

Версано мрачно уставился в свой стакан:

— И, наверное, уже передал всю эту информацию своим хозяевам.

Ван Бурх кивнул:

— Вполне возможно, что он ещё не успел это сделать. Но мы должны исходить из того, что Андропов узнает о готовящемся в Ватикане покушении на его жизнь.

— Что, по-твоему, он предпримет?

Священник взял бутылку с бренди, налил немного себе и Версано, а затем сказал:

— Я думаю, Андропов отнесётся к этому очень серьёзно. Он наверняка уже знает о том, что Евченко передал нам данные о вновь готовящемся покушении на папу. Он хорошо осведомлён о наших возможностях. Я не думаю, что Менини упомянул о нас, но в КГБ должны догадаться, что в разработке этой операции буду участвовать я. А это не только подвергнет мою жизнь огромной опасности, но ещё и сделает осуществление нашей операции более сложным и рискованным.

Версано взял себя в руки и вновь стал решительным и жёстким.

— Ты хочешь от этого отказаться, Питер?

Он внимательно наблюдал за ван Бурхом, пока тот обдумывал вопрос. Наконец голландец покачал головой:

— Нет. Но я боюсь, что Мирек Скибор откажется. Уж он-то знает о возможных последствиях лучше нас.

— А ты что, собираешься рассказать ему о нависшей над ним опасности?

— Конечно.

Опять тишина. Только на этот раз уже священник внимательно наблюдал за архиепископом, ожидая, что тот ответит.

Версано вздохнул и кивнул:

— Да, это единственно верный выход… Ты думаешь, он действительно откажется?

— Не знаю, Марио, но сейчас нужно срочно менять наш план. В одном Риме у КГБ по меньшей мере десять оперативников и десятки агентов. Если будет нужно, через некоторое время здесь будет ещё больше шпионов. Может быть, они уже сюда направлены. Им, думаю, поручено наблюдать за каждым шагом Менини. Они сразу же узнают, что он мёртв, станут выяснять, каким образом он скончался, и узнают, что это произошло во время нашей встречи в этом ресторане. Потом они постараются выяснить, с кем именно Менини обедал. Вполне возможно, что им это удастся. Затем они будут пытаться внедрить подслушивающие устройства в Ватикан. Возможно, даже в твою спальню и в «Руссико». Мы больше не можем встречаться ни здесь, ни где-либо вообще, даже за пределами Ватикана. Ты всё время должен оставаться в Ватикане на время операции (если она вообще будет осуществлена). КГБ намного мощнее итальянской полиции. Если им понадобится с тобой побеседовать, а ты покинешь Ватикан, то они все равно поговорят с тобой, и к тому же не очень любезно.

Версано воинственно заявил:

— А я их не боюсь.

Ван Бурх склонился к нему:

— Ну тогда ты просто-напросто дурак, Марио. Даже я их боюсь. Всегда. Может быть, только поэтому я столько раз вылезал из пропасти. А теперь, благодаря телячьим нежностям Менини с Панровским, я боюсь КГБ ещё больше. Как никогда! Ведь они обязательно выяснят, что «мозг операции» — это я. Они все перевернут вверх дном для того, чтобы найти меня, — ведь этим будет лично управлять Андропов. А ты должен поговорить с Камилио Цибаном, чтобы он приставил к тебе специальную охрану. У тебя в офисе, в квартире — везде в Ватикане, где ты бываешь.

Версано, подумав, кивнул.

— Питер, я знаю, что ты считаешь меня дилетантом, но я серьёзно отношусь к твоим предостережениям. Как я объясню это Цибану или даже самому папе?

— Да очень просто. В течение нескольких дней ты получишь по почте и по телефону несколько анонимок с угрозами убить тебя. Ты будто бы будешь подозревать, что они исходят от «Красных бригад». Это и будет значительным поводом для предоставления тебе охраны и других средств безопасности.

Версано изобразил улыбку и сказал:

— На самом деле они, я полагаю, будут исходить от тебя?

— Конечно. Но ты не должен показывать виду. Иначе КГБ пронюхает об этом и поймёт, что ты тоже принадлежишь к нашей Троице.

Версано грустно заметил:

— По-моему, мы должны теперь называться нашей Двоицей.

Священник печально покачал головой:

— Нет, давай считать, что кардинал, упокой Господь его душу, духом все ещё с нами.

Глава 8

— Но ведь он сказал мне, что я больше никогда его не увижу.

— А вы его и не увидите.

Мирек повернулся, чтобы взглянуть на отца Хайсла. Они сидели в той же машине, направляясь по тому же маршруту через доки триестского порта, что и месяц назад, когда Мирек отправлялся отсюда в своё путешествие в Ливию. Было два часа утра. Ночь была совсем безлунной, и Хайсл аккуратно вёл машину, всё время поглядывая в зеркало заднего вида.

Мирек ещё раз потянулся, разминая затёкшие конечности. Он только что вылез из транспортного ящика, на этот раз, правда, просидев там всего около пяти часов.