Поединок с самим собой, стр. 44
«Так! Все правильно! — обрадовался Гродзенчук и пронесся мимо. — Значит, иду наравне с Вишняком».
Он взлетел на подъем и стремительно помчался вниз. Спуск длинный, а впереди высилась большая гора, — пожалуй, самый крутой подъем на всей дистанции.
«Сейчас-то ничего, а на втором круге об эту горушку многие споткнутся!» — подумал Гродзенчук.
Он мельком взглянул на лыжню, круто взбегающую вверх, и увидел на ней цветной бисер лыжников. Казалось, порвалось огромное пестрое ожерелье, и бисеринки рассыпались по горе. Но они катились не вниз, а упорно лезли к вершине. А возле самого гребня, сильно работая палками, уверенно шел Вишняк в черном свитере, резко выделяясь на снегу. Он напоминал огромную птицу.
Гродзенчук бежал все стремительнее. Великолепное ощущение силы и какой-то особой легкости наполняло каждый мускул, каждую клеточку его тренированного ловкого тела. Казалось, сама скорость, которую он всегда ощущал в себе, вдруг вырвалась на свободу.
Терпкий, настоенный смолой и хвоей, густой воздух родных Уктусских гор бодрил и радовал.
— Хоп! Хоп!
— Лыжню! — кричал Гродзенчук, и гонщики послушно уступали ему дорогу.
Он обошел уже трех человек.
Гродзенчук знал, что сейчас Костя торопливо идет по лесу, срезая огромную петлю дистанции. Скорее бы десятый километр! Там его снова встретит этот молчаливый, словно вечно сердитый, паренек, и можно будет еще раз сверить свой темп со скоростью чемпиона.
Энергично отталкиваясь палками, далеко и сильно выбрасывая длинные, сухие ноги, такие длинные, что, как шутили товарищи, того и гляди Гродзенчук сам запутается в них, — он быстро скользил по лыжне.
— Ровно! — крикнул Костя, когда Гродзенчук вихрем пролетел мимо него на десятом километре.
Опять ровно!
Результат и радовал и немного смущал Гродзенчука. Он шел этот отрезок пути не с предельной своей скоростью, и был уверен, что чемпион хоть на несколько секунд обойдет его.
Гродзенчук подготовился к этому. Сил еще много. Он мог идти быстрее и собирался нажать, прибавить темп, но оказывается… этого не требовалось.
Все тем же накатистым, выверенным ритмичным шагом подошел он к концу первого круга, к той утоптанной площадке на вершине горы, с лентой кумача, туго натянутой меж двух сосен, где он брал старт. Казалось, это произошло совсем недавно, а прошел уже почти час.
Здесь толпилось много болельщиков. Проносясь мимо них, Гродзенчук слышал четыре, часто повторяемые фамилии — свою собственную, Вишняка, Демидова и Блюмкина.
Болельщики о чем-то спорили, что-то кричали, но крики сливались в сплошной гул.
И Гродзенчук снова, второй раз в этот день, скользнул вниз с горы. Итак, пятнадцать километров — половина дистанции — за спиной. Впереди еще один круг.
Он шел размашистым накатистым шагом, уверенно и спокойно обгоняя противников. На восемнадцатом километре, как и было условлено, Гродзенчук снова увидел черную кожанку Кости.
— Плюс восемь! — крикнул тот.
Плюс восемь?! Гродзенчук радостно кивнул. Восемь секунд выиграно! И у кого? У самого Вишняка!
Он взлетел на подъем и стремительно рванулся вниз. Ходу! Ходу!
Но тут в нем зародилось беспокойство. Какая-то смутная тревога.
Почему Вишняк идет медленнее его? Не взял ли Гродзенчук слишком быстрый темп? Да, чересчур резвый для такого снега? Как бы не «скиснуть» на финише…
Эта тревога нарастала, мешала идти. Клочки мыслей путались, сбивали с выверенного, ритмичного шага.
«Хитрит чемпион! Бережет силы, — наконец решил Гродзенчук. — Хочет, чтобы я зарвался!.. Да, именно. А сам нажмет на финише. Ведь впереди еще двенадцать километров. Но нет, не выйдет!».
И Гродзенчук чуть-чуть сбавил темп.
Правда, было обидно: лыжи, казалось, сами рвались вперед.
— Не горячись. Не горячись! — в такт шагам повторял он, вонзая в снег легкие, упругие палки, и упрямо сдерживал себя, словно натягивая возжи.
Этот участок — самый плохой. А главное — тут никто не сообщит ему время. Еще раз, последний раз, он увидит Костю лишь на двадцать пятом километре. А там он даст финиш! Держись тогда, Вишняк!
Сил еще много, они так и просятся наружу. А пока надо идти вслепую.
Спускаясь с горы, Гродзенчук увидел, как грозный ленинградец взбирается на следующий подъем. Расстояние между ними казалось таким маленьким, что Гродзенчук даже испугался. Неужели просвет еще сократится?! Значит, он, сам того не желая, опять нажал? Ведь не может же чемпион без конца сбавлять темп? Что за странная тактика?
Вскоре черный свитер Вишняка исчез за горой. Гродзенчук легко обошел еще четырех соперников.
Он волновался, но вместе с тем ощущал огромный прилив сил. Укатанная лыжня словно сама несла невесомые лыжи. Он шел, уверенно отбрасывая одного противника за другим, волнуясь и радуясь.
«Что это со мной? — думал он. — Или ленинградец разжег во мне такой задор? Я словно и не устал!».
Все чаще и чаще видел он перед собой Вишняка. Тот, казалось, летел над дорожкой, но расстояние между ними все уменьшалось.
На двадцать пятом километре Гродзенчук еще издали увидел, как Костя сердито машет рукой.
«Чудной! — приближаясь к пареньку, думал Гродзенчук. — Чем он недоволен? Ведь я обошел чемпиона, а не он меня! Впрочем, Костя всегда хмурый!».
— Плюс двадцать! — отчаянно выкрикнул Костя. — Жми сильней!
«Зачем жать? Ведь ленинградец и так… проигрывает двадцать?»- удивился Гродзенчук и пронесся мимо.
А Костя бежал по снегу и хрипло кричал вслед:
— Демидов уходит! Бросай ты этого…
Так вот в чем дело? Гродзенчук чуть не затормозил на всем ходу. Так неожиданно, так нелепо и чудовищно было это…
Значит… Значит… Прославленный Вишняк… Да, подвел его…
Гродзенчук едва не кричал от яростной обиды.
Но когда же Демидов?… Когда он успел вырваться? Впрочем, — ясно когда! После восемнадцатого километра!
«Ведь я тогда сбавил темп! Да, равняясь на Вишняка! Ах, наивный младенец!» — Гродзенчук не мог простить себе этой оплошности.
Как он раньше не чувствовал, что ленинградец сковывает его, не отпускает от себя, мешает идти. Зачем он с ним связался? Подумаешь — знаменитость! И вот результат!
Но он еще свеж. Не все потеряно. Надо нажимать.
Гродзенчук яростно работал палками, вгрызаясь в крутой подъем. Две мысли стучали в мозгу: первая — отбросить Вишняка, не думать о нем, словно его и нет; и вторая — сколько секунд он проиграл Демидову? Нельзя ли достать его?
На спусках ветер звенел в ушах. Вот это темп! Так и следовало идти! Ах, глупец! На что ему сдался чемпион?!
На двадцать восьмом километре незнакомый бородач в дубленке гневно крикнул:
— Проигрываешь сорок Демидову!
Сорок секунд! Обида кипела в Гродзенчуке. Сорок секунд, а осталось всего два километра. Он еще свеж, очень свеж, но силы свои уже не удастся выложить. Они останутся в нем, как безмолвный упрек.
Гродзенчук бежал все стремительней. Никогда еще не шел он таким темпом. Он словно стелился над дорожкой. И все- таки знал — все потеряно.
С разгона вихрем обрушился он на красный финишный плакат и резко затормозил. И сразу услышал, как кто- то из судей сказал:
— …проиграл Демидову двадцать семь…
Дальше он не стал ждать. Закончившие бег лыжники неторопливо прохаживались по площадке, отдыхая. А он, сильно работая палками, заскользил с горы и без лыжни, по целине, мчался меж стволов.
— Так и надо! Так тебе и надо! Не трусь! Не иди на поводу у знаменитостей! — твердил он и, не жалея сил, в яростном темпе покрывал одну сотню метров за другой, словно стремясь хоть теперь растратить так бессмысленно сэкономленную энергию.
МЕКСИКАНЕЦ
А невдалеке наши ребята в сквере сидят. И громко всякие ехидные замечания отпускают.