Взрослые девочки, стр. 31

От возмущения Камилла даже фыркнула. Сколько вдруг появилось почитателей ее таланта, особенно теперь, когда она стала женой состоятельного и знатного человека!

На одном из писем стоял адрес: «Плейнвью, Техас». Она тут же вскрыла конверт.

Письмо начиналось с обращения «Моя дорогая Камилла».

Девушка разозлилась. Кажется, возвращается время, когда он называл ее «мэм». Неужели ему никто не говорил, что «моя дорогая» воспринимается как оскорбление? А может, он и хотел ее обидеть?

Она принялась читать дальше. «В огромной куче свадебных поздравлений ты найдешь и мое письмишко». Почерк у Раса был отрывистый и в то же время изящный. Местами она с трудом разбирала написанное. Маршалл извинялся за последний разговор по телефону. Он искренне сожалел о том, что произошло, и не ждал от нее ни прощения, ни понимания. Далее он писал, что дела надолго задержат его в Техасе. Отец умер.

Камилла перечитала письмо трижды. До чего же странный человек! Извинялся он искренне. В конце письма стояло: «Дорогая отважная Камилла! Одному из нас удалось добиться поставленной в жизни цели. Я за тебя рад, я о тебе думаю, а порой ты мне даже снишься».

Спустя несколько дней, уже на новой квартире, она нашла и его свадебный подарок — маленькие золотые часики от Картье. На крышке были выгравированы дата свадьбы и ее новые инициалы. Рядом красовалась выложенная крошечными бриллиантами роза. Изумительная вещица!

Прощать Раса Камилле, однако, не хотелось. Она засунула в конверт несколько посвященных бракосочетанию вырезок из газет и журналов. Среди них была фотография ее и Джереми на яхте, еще две, сделанные по их возвращении в Лондон. «Лорд Килмур берет в жены ослепительную красавицу» — кричал журнальный заголовок.

Вырвав листок из голубого блокнота, она написала: «Дорогой Рас! Спасибо за часы и письмо. Выходит, ты переспал с будущей леди».

Немного обжившись в квартире на Итон-сквер, Камилла решила, что пришло время устроить вечеринку.

— Даже несколько вечеринок, — сказала она Джереми. — Но первая будет для известных людей. Для тех, про кого пишут в газетах. Я хочу познакомиться с ними и с их женами.

— Ради Бога, Камилла, опомнись! Вечеринок у нас будет столько, сколько захочешь, но при чем тут всякие знаменитости? Мой дед никогда бы этого не позволил.

— Что значит «не позволил»? Комптон Брук — твой дед, никто с этим не спорит, но империя принадлежит тебе. По праву. Так что ты можешь устанавливать свои законы. Рано или поздно ему придется отойти от дел. Самое время показать всем, кто ты такой. Я уже продумала первый прием. Тридцать человек разместятся в столовой, двадцать — в холле. За круглыми столиками можно посадить еще человек десять. Когда вы, мужчины, будете пить портвейн и курить сигары, я найду, чем занять дам. Я уже наняла нескольких новых слуг и объявила управляющему, что начиная с сентября мы проводим серию праздничных обедов. Осталось две недели. Люди как раз вернутся из летних поездок.

— Камилла, — резко произнес Джереми, — я запрещаю тебе это делать! Ты ничего не знаешь о моих отношениях с дедом, и я не хочу, чтобы ты в них вмешивалась. Неужели тебе нечем заняться в Лондоне? Пожалуйста, оставь подобные идеи раз и навсегда! Высший свет насчитывает здесь сотни людей, это сливки общества; вполне достаточно, чтобы ты удовлетворила свое тщеславие. Но никого из имеющих отношения к прессе нам не надо!

— Мне нужны и те и другие, — твердо повторила Камилла. — Ты позволил своему деду сесть себе на шею, но я этого так не оставлю. Я собираюсь принять в доме всех важных и знаменитых людей Англии. Всех из палаты лордов, из палаты общин, представителей музыкального мира, кинематографа, издательского бизнеса… всех! Твой дед укрылся в деревне, не ведет никакой светской жизни, так что он не сможет упрекнуть тебя в том, что ты бросаешь ему вызов. Мы должны во всеуслышание заявить о себе. Пусть все узнают, кто ты и кто я.

Побледнев, Джереми процедил:

— Я запрещаю. Ты права, дед всю жизнь мной помыкал. Ты, похоже, собираешься делать то же самое.

— Знаешь, что он мне как-то раз сказал? — прошипела Камилла. На ней был голубой с розовой отделкой пеньюар, волосы она перехватила двумя голубыми шелковыми лентами.

«Если бы она вела себя так, как выглядит», — с тоской подумал Джереми.

— Не знаю. Что? — устало спросил он, понимая, что жена не собирается к нему прислушаться.

— Так вот, он мне заявил: «Тебе следовало бы выйти замуж за меня. Джереми — слабак. Он никогда ничего не достигнет. Тебе не стоило с ним связываться». Это были его слова. А знаешь, что я ему ответила?

— Нет. — Джереми сел и схватился за голову.

— Я ему сказала: «Лорд Брук, я вышла замуж не за человека. Я вышла замуж за империю. Империя — это ваш внук. И я не считаю его слабаком». Вот что я ему ответила.

Она подошла к мужу и мягко опустила руки ему на плечи. Джереми был замечательным человеком, но при этом совершенно непривлекательным сексуально. Как жаль…

— Так и сказала? — опешил Джереми. — А он? Как он отреагировал?

Джереми схватил ее за руки и прижался губами к ложбинке между грудей. Она изумительно пахла. «Какая замечательная женщина», — подумал он.

— Именно так я и сказала, — повторила Камилла. — Послушай меня. Он такой же, как и все забияки. Стоит дать отпор, как они начинают тебя уважать и бояться. Думаю, он меня уже уважает.

— Дорогая, — прошептал Джереми. — Я очень тронут!

— Хорошо, — произнесла Камилла, высвобождаясь из его объятий. — Так вот, я собираюсь стать самой знаменитой хозяйкой салона в Лондоне, а ты будешь самым очаровательным и гостеприимным хозяином. Кстати, я намерена многое успеть до Рождества, пока не пойдет снег.

— Снег? При чем тут снег?

— У меня будет ребенок.

— Камилла! — подскочил Джереми.

— Не ожидал? Так вот, я не хочу устраивать вечера беременной и толстой. Поэтому я так и тороплюсь.

— Камилла, ребенок гораздо важнее всяких вечеров! Дорогая, я так счастлив…

— На первый обед мы пригласим всю Флит-стрит [4]. Она принадлежит тебе. Поверь мне.

БАДЕН-БАДЕН

СЕНТЯБРЬ 1954 ГОДА

— Ифецхайм — лучшее место для проведения скачек, — заявил Джордж, пересчитывая крупную сумму в немецких марках. — И я говорю это не потому, что мы только что выиграли кучу денег на Гран-при Баден-Бадена. Мне приходилось выигрывать не меньше в Довиле, Шантильи или в Эскоте. Просто мне здесь нравится.

— Можешь мне об этом не говорить, — улыбнулась Дельфина. — У тебя все по глазам видно. Баден-Баден по-настоящему великолепен. Даже ты не в силах ничего улучшить.

— Мне больше всего понравилось, что лошадь выбрала Дельфина, — сказал Кеннет.

— Естественно! — откликнулся Джордж. — Не зря же мы ее сюда привезли. Ладно, Дельфина, как насчет следующего забега?

— Сейчас твоя очередь. А вы как считаете, Фриц? — произнесла девушка, поворачиваясь к их гостеприимному хозяину.

— Я всего один раз делал ставки, — ответил он. — Это случилось после войны. Я купил виллу и одну скаковую лошадь. Как бы то ни было, мой жеребец пришел первым. С тех пор я больше никогда не ставил. Мне довольно того, что у меня есть лошади.

Фриц Гартунг являлся наследником одного из крупнейших пивных состояний Америки, но немецкие корни заставили его после войны вернуться в Баден-Баден. Большую часть года он проводил на своей вилле, где занимался разведением скаковых лошадей. Фриц был одним из ста членов Международного клуба. Клуб стал его страстью. Здесь он нашел себя. Больше всего ему нравилось, когда на международные скачки собирались его друзья со всего света. Джордж и Кеннет приезжали часто; Фриц обрадовался, увидев с ними Дельфину. Красота и очарование девушки его нисколько не смутили. Джордж, в свою очередь, с удовольствием отметил, что в этом году в гости к Фрицу пожаловала также Сейл Чамберс. На этот раз она приехала одна.