Сад лжи. Книга первая, стр. 56

Присев на матрац рядом с Мейсоном, Рэйчел поцеловала его в щеку. Она гордилась им — его храбростью, его благородством.

— Бедная Делла Стрит, — вздохнула она.

— При чем тут Делла Стрит? — удивился Мейсон.

— Я просто подумала: а где бы оказалась Делла, если Перри Мейсон подобно тебе перешел бы работать в Бюро юридической помощи?

Рассмеявшись, он потянулся к дальнему краю матраца и вытащил из-под него полиэтиленовый пакет.

— Хочешь покурить? Вспомнить прежние денечки? — предложил он.

Мейсон свернул самокрутку — и они, закурив, стали молча передавать сигарету друг другу. На душе Рэйчел сделалось легко: казалось, по-дружески делить „травку" с Мейсоном в день его женитьбы было совершенно естественным. К тому же это помогало ей отвлечься от мыслей о себе, своих страданиях.

— А что происходит с доктором Килдером? — нарушил молчание Мейсон. — Спасаешь чужие жизни — и нет времени устроить свою собственную? Влюбиться, выйти замуж наконец?

— Один раз я уже влюблялась, — ответила Рэйчел задумчиво. — По крайней мере, мне так казалось. Так что лучше уж мне заниматься спасением жизней, начиная со своей… Знаешь, а я уже вроде как привыкла к твоей косичке! Она мне даже нравится. Наверно, я уже спеклась, да?

— Я ее сам вырастил.

— Кого? — хихикнула она. — Косичку?.. Рэйчел почувствовала странную легкость в голове.

— Нет, вот это. — И он протянул ей сигарету с „травкой". — В той теплице, где мы были.

— Я догадалась.

— Папочка, похоже, тоже просек. Требовал от меня откровенно сказать, не балуюсь ли я наркотиками? Он меня достал! Никак не может смириться, что я не пошел по его стопам и не занимаюсь бизнесом.

Рэйчел как можно глубже затянулась, закашлявшись от сладковатого дыма. Она давно уже не курила „травку" — возможно, слишком давно.

Откинувшись назад, она облокотилась на матрац: отсюда через низкое окно можно было видеть заходящее солнце в мандариновой дымке, застилавшей реку.

— Хочешь упасть? — спросила она. — Я собираюсь отправиться во Вьетнам.

— Что ты несешь? Это же несерьезно!

Мейсон смотрел на нее во все глаза.

— Почему? Вполне!

До сих пор, честно говоря, она сама не была в этом уверена, но теперь, выговорив вслух то, что зрело у нее в душе, Рэйчел утвердилась в своем решении.

Мейсон перевел взгляд на зажатую между большим и указательным пальцами тлеющую сигарету.

— Ты даешь! Я знал, что наша „травка" отлично срабатывает, но чтобы до такойстепени! — заметил он.

— Хорошо, — рассмеялась она. — Я немного под балдой. Признаю. Но все равно это абсолютносерьезно.

— Клянусь, это самая безумная идея из всех, какие у тебя были! — воскликнул он, и в его карих глазах стояло то преувеличенно недоверчивое выражение, которое делало его похожим на персонажа комиксов.

— Я ведь не собираюсь идти в армию или еще что-нибудь в этом духе. Нет, буду работать в частной больнице по линии Католической организации помощи. Там же стреляют не в одних только солдат, но и в штатских. И среди них тоже есть немало раненых, покалеченных. Так что, откровенно говоря, не вижу, в чем моя работа там будет хуже, чем твоя — здесь, в Бюро юридической помощи?

Мейсон некоторое время обдумывал слова Рэйчел — глаза прищурены, лицо окутано облачком дыма.

— Да-а… тут, пожалуй, ты права. Но в общем-то кто я такой, чтобы тебя судить? Послушать папочку, так я испоганил свою жизнь. Как же после этого я могу что-то там тебе советовать? И потом, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не понять: ты все равно поступишь, как задумала.

Мейсон выудил из стоявшей на полу пепельницы окурок марихуановой сигареты и молча докурил его. „Если бы у меня был брат, — подумала она, — лучшего, чем Мейсон, нельзя себе даже представить".

— Обещаю, что пришлю тебе открытку, — улыбнулась она.

— Только не пиши: „Хотелось бы, чтобы ты был здесь", — он постучал себя по груди и, ухмыльнувшись, добавил: — Шалит сердчишко. Не выдерживает „травяной" нагрузки.

Рэйчел резко встала: во всем теле ощущалась тяжесть и усталость, но все равно так хорошо она уже много недель себя не чувствовала. Да, она поедет… это решение всех ее проблем… пусть они останутся позади!..

„Пора, — твердо сказала она себе, — качать новую жизнь. Как Мейсон".

— Пошли, — предложила Рэйчел. — Шейенн, наверное, недоумевает, что ты делаешь здесь на чердаке с другой женщиной в день своей свадьбы.

— Не волнуйся, Шейенн не такая. Она полагает, что любовь может быть только свободной и каждый волен делать, что хочет.

Мейсон поднялся с матраца и встал посреди комнаты.

Рэйчел поглядела на его ноги в сандалиях: из-под ремешка торчал причудливо скрюченный мизинец — следствие катания на водных лыжах тем летом, которое они вместе провели в Диле. Боже, как давно это было! Ей сделалось грустно, как будто сломанный тогда мизинец на ноге Мейсона знаменовал собой самую беззаботную пору ее жизни, навсегда, увы, потерянную.

— Послушай, ты, философ, — Рэйчел строго посмотрела Мейсону в глаза, наконец-то оторвавшись от заворожившего ее мизинца, — только не вздумай испытывать это на практике, понял? Если ты ее любишь, то нечего крутить с другими!

— Слушаюсь, — отсалютовал Мейсон, но, судя по скривившемуся уголку рта, слова Рэйчел задели его за живое. — Но с ней этот номер не пройдет. После Шейенн у меня ни на кого другого просто не остается сил. — Он помолчал и добавил: — Я тебе одну вещь скажу. О ней даже предки ничего пока не знают. Шейенн и я… в общем, у нее беременность три месяца. Я буду отцом! Нет, ты представляешь?

В груди у Рэйчел кольнуло так, словно к ее сердцу прикоснулись оголенным проводом. Она не могла вынести блаженно-счастливого выражения на лице Мейсона. Оно обращало ее мысли к Дэвиду. Как холоден, как высокомерен он был, узнав про ребенка. Господи!

— Я вижу, вы времени даром не теряли! — собравшись с силами, попробовала пошутить Рэйчел.

— Как же все переменилось, а? Я женатый человек, без пяти минут отец. Ты, можно сказать, почти собралась ехать во Вьетнам… — Он повернулся к ней, остановившись на верхней площадке лестницы. Она увидела на его лице маленькие красные порезы от бритвы. Ах да, вспомнила Рэйчел, он говорил ей, что сбрил бороду сегодня утром — из уважения к родителям. Видеть своего сына в этой хипповой обстановке, да еще с внешностью Иисуса Христа!.. — Только, пожалуйста, не высовывайся там очень уж далеко. — И помолчав, добавил: — Черт, зачем я это сказал! Это же все равно что просить тебя не думать там о слонах.

Рэйчел похлопала его по плечу:

— Хорошо, обещаю. Я не буду думать о слонах.

Спускаясь по лестнице, она услышала внизу шум: кто-то кричал, хлопала дверь, звучали торопливые шаги.

— Рэйчел! Рэйчел! — донесся до нее встревоженный голос мамы.

„Что это? Кому-то плохо? — подумала она, поймав себя на абсурдной мысли, что все это напоминает один из старых мультиков, где Багз Банни верещит: „Есть в доме доктор в конце концов?"

Но как только из темного пролета лестницы выплыл белый круг маминого лица, Рэйчел похолодела. Сердце, казалось, перестало биться. „Господи, что-то ужасное… ужасное, должно быть, случилось с…"

— Рэйчел, — выдохнула мама, — папа…

9

Сильвия сидела у себя в спальне на старой, обитой красным бархатом качалке и пришивала пуговицу к рубашке Джеральда.

„Какие же маленькие эти пуговки и какие изящные, — подумала она, продевая иглу через дырочку. — Не то что современная пластмасса. Это так в характере Джеральда — быть дотошным в любой мелочи. Все его рубашки шьются в той же мастерской, где шили и для его отца".

Сильвия подняла голову: за свинцовым переплетом высокого окна день уже угасал. „Как быстро бежит время", — с удивлением подумала она.

Ее внимание привлекли какие-то отдаленные звуки. Кажется, кто-то стучит в дверь. Звуки доносятся до нее совсем глухо. Должно быть, это внизу. Ничего, там Бриджит, она разберется. Сильвия мысленно представила, как выложила бы эту рубашку для Джеральда, чтобы он мог надеть ее завтра с элегантным голубым в полоску костюмом и его любимым галстуком от Диора, который подарила ему Рэйчел на День отцов в июне прошлого года…