Игры короля Филиппа (СИ), стр. 1

Elair

Игры короля Филиппа

   Автор:Elair

   Бета:karold

Действие романа происходит в выдуманном мною мире и по структуре антуража напоминает 15-16 века. Я нарочно и осознанно не упоминала таких обращений, как - Сир, Мой Лорд, Сударь и прочее, дабы не делать никаких конкретных привязок к культуре какой-либо реально существующей страны. И хотя, большинство имен в романе французские, например, Ферье или Адри, это не привязывает персонажей: ни к истории Франции, ни к ее обычаям. Все, что происходит в романе - только плод моей фантазии: выдуманный мир, выдуманные короли, выдуманные люди.

   В апреле этого года, банально от большого желания размять пальцы и получить немного творческого позитива, я набросала пару абзацев о неком молодом бароне Винсенте Адри, который страстно и безнадежно влюблен в королевского фаворита Ферье. Эта любовь безответна, более того, Адри с Ферье незнаком - барон только изредка наблюдает за ним на воскресных мессах, издали, тайно, молча. Но неожиданно для себя Адри получает приглашение во дворец и становится адъютантом короля Филиппа Эдуарда второго. Винсент - сын предателя и заговорщика, он недоумевает, как и почему удостоился такой чести, но ради того, чтобы быть рядом с Ферье, он дает согласие служить монарху. Он полагает, что ему везет и совершенно не подозревает, в какой грязной интриге оказался замешан.

Посвящение:Хотелось бы сказать особое спасибо Карольду и Хэлкесе, ибо только благодаря их поддержке и настойчивой стимуляции моих мозгов, с их же легкой руки на свет родился этот небольшой и дорогой моему сердцу роман.

Любовь - это такая болезнь, от которой проще умереть, чем вылечиться. (с) Elair.

   Любовник короля Филиппа Эдуарда второго был божественно красив, и даже те, кому нордические блондины приходились не по вкусу, не могли не признать: Сэйлин Ферье - жемчужина королевской коллекции. В свои двадцать два года он был по-юношески строен и привлекателен, образован, талантлив в обращении со шпагой так же, как в обращении с лютней. "Его голос, - говорили все, - подобен высоким холодным ручьям, что звенят среди Ассирийских гор; подобен утреннему дыханию весенних ветров, ласкающих траву на лугах Пелеройских равнин; подобен оклику эхо под куполами Серого храма, что молчаливо внимает мольбам об отпущении грехов".

   Где-то еще в конце зимы, стоя под громадой храмовой арки, молодой барон Адри впервые увидел его и понял, как правдивы и одновременно жалки слухи о королевском любовнике в сравнении с живым оригиналом. Адри смотрел издали и не мог оторвать взгляд от него, словно околдованный не в силах сойти с места. "Неужели это Сэйлин Ферье? - спрашивал себя он, и внутренний голос отвечал: - Вы пропали, дорогой Винсент. С этой минуты вы навечно обречены - грезить тем, кого никогда не заполучите. Вот наказание единой богини Виты за все разбитые вами сердца". И это было действительно так, потому что Адри не удостоился даже мимолетного случайного взгляда. Ледяная красота Ферье хранила такую же отчаянную ледяную неприступность - он стоял перед алтарем, и казалось, совсем не обращал внимания на любопытные взоры людей и шепот за спиной - он привык, что на него смотрят и к сплетням привык. Ясные голубые глаза в обрамлении длинных золотых игл ресниц в немой молитве были устремлены на массивную высокую фигуру Виты, гордо возвышающуюся над шумной толпой мелких людишек. В правой руке богини застыло янтарное сердце - символ любви, в левой - черный шар - символ ненависти. О чем это каменное изваяние просил Ферье? Эту загадку Адри когда-нибудь хотел бы разгадать. Однако он понимал, что дворянин его сословия не соперник королю, а потому раз в неделю, три месяца кряду, он приходил в Серый храм и стоял вот так - прячась за колоннами, с мягкой улыбкой на губах разглядывая отточенный профиль Ферье, и то, как его влажные красивые губы, покрытые тонким полупрозрачным персиковым маслом, беззвучно шепчут что-то похожее на: "Я прошу тебя..." Но право слово, о чем может просить богов человек, обладающий такой ослепительной красотой, перед которой меркнет белый бархат его одежд, расшитых жемчугом и алмазами? Чего желать тому, чьи волосы сияют ярче золота браслетов и ложатся волнами шелка, чьи глаза так же ярки, как бирюза, заточенная в драгоценных кольцах? Что нужно от Высших тому, у кого есть все блага мира, и этот мир лежит у ног - хочешь бери, хочешь топчись. О чем просит тот, кто сам не ведая, был для Винсента Адри богом?! С такими мыслями каждый раз барон возвращался домой, а потом до вечера запирался в своем кабинете. "Хандрит", - говорили слуги те, что постарше, а те, что помоложе заливались краской стыда и хихикали, украдкой прикрыв рот ладонью. И все прекрасно знали, что это за "хандра". Знали, что когда она кончится, господин проспит до утра совершенно обессиленный. Конечно, у Адри были любовники и любовницы, но ни с кем из них он не заводил слишком долгих отношений и уж точно ни по кому не хандрил.

   Первого июня барон Винсент Адри отмечал свой день рождения. Отмечал в фамильном замке, что одиноко стоял в Ассирийских горах, нависая сиротливой массивной кладкой восточной стены над неглубоким ущельем. Этот замок называли Вороньим из-за серых птиц, что вечно осаждали его конусные крыши и хрипло перекликались по утрам. Он был маленьким, но по большому счету неприступным, потому что за всю свою историю за его стены не пробрался ни один враг. Увы, времена короля Филиппа вносили моду на другие замки, в которых уделялось больше внимания роскоши и внешнему виду, нежели практичности. Война была не в почете, ровно, как и барон Адри. Десять лет назад его отца обвинили в заговоре, после чего закономерно казнили, а четырнадцатилетнего Винсента сослали в серые туманы Ассирийских гор вместе с матерью. После смерти славного барона Жульена Адри она сильно сдала и не снимала траур. Даже на день рождения собственного сына она пришла в черном. Впрочем, Винсенту иногда казалось, что его мать носит траур не по отцу, а по погибшему положению при дворе.

   От Вороньего замка в столицу ездить было хлопотно - почти пять часов тряски по горам, потом три - до восточного тракта, потом четыре часа до самой Онтальи. Тем не менее, барон Адри оставлял в пятницу все свои дела, седлал рыжего ахалтекинца Каро и всегда успевал к воскресной мессе, чтобы узреть своего бога, своего идола, свою несбыточную мечту. Наверное, так бы все и продолжалось, если бы в день своего рождения барон не получил письмо, опечатанное алым сургучом. Оно было довольно лаконичным:

   "Господин Адри, вам немедля надлежит прибыть ко двору. Его королевское величество Филипп Эдуард ожидает вас в одиннадцать часов после полудня в Летнем дворце".

   Адри был потрясен, польщен и заинтригован одновременно. С тех пор, как его отец попал в немилость монарха из-за обвинения в заговоре и был казнен, семейство Адри не жаловали подобными приглашениями. И хотя мать и самого Винсента пощадили, жили они весьма уединенно. Их маленький замок стоял далеко от столицы - одинокий в окружении мелких водопадов и крутых горных склонов - он стал для семьи Адри убежищем и одновременно тюрьмой.

   Винсент оделся изящно, но не вычурно: темно-синий камзол, расшитый черным бисером плотно облегал его фигуру, хотя казался немного тесным в плечах; белый сатин шейного платка подчеркивал бронзовую смуглость его кожи, тяжелые черные волнистые волосы Винсент собрал в хвост и перевязал синей лентой, высокие сапоги, плащ и шляпа с широкими полями должны были защитить барона от непогоды, а острая шпага неизменно бы дала преимущество в бою.

   Дорога предстояла трудная и долгая, а Винсент торопился. Благо, что погода стояла хорошая; две полные Луны светили так ярко, что Пелеройские равнины можно было разглядеть во всей ночной сизо-голубой красе; и дорогу, что петляла меж высоких трав бесконечной змей. Однако вблизи столицы небо затянуло тяжелыми тучами и Адри пришлось поторапливать выбившегося из сил жеребца, чтобы успеть добраться до Летнего дворца вовремя, да к тому же не угодить под дождь.