Горячие и нервные, стр. 55

Но понимал ли Джон? Конечно, нет. Он упорно убеждал себя, что он ничуть не лучше своего отца и способен ударить ребенка. Поэтому он отдалился от обоих детей – и от ее брата, и от Эсме, – воздвигнув эмоциональную стену, чтобы якобы защитить их от него самого. Он вел себя с подчеркнутой вежливостью, но держал дистанцию, стараясь, чтобы они не подходили к нему ближе чем на расстояние вытянутой руки.

Джаред, казалось, не возражал. Бедный парень был знаком с жестким обращением и не ждал ничего хорошего от взрослых людей. Поэтому любое внимание со стороны Джона казалось ему манной небесной. Видимо, ему было достаточно того, что мужчина, которого он уже начал было идеализировать, больше не сердится на него.

Другое дело Эсме… Виктория специально увезла дочь подальше от ее деда. Поэтому девочка никогда не испытывала недостатка ласки, которой были обделены и Джаред, и Виктория. И ей было больно наблюдать, как ее дочь страдает из-за того, что Джон, который еще недавно разделял ее игры, внезапно отказал ей во внимании.

Она слышала, как внизу в гараже заурчал мотор, и ее губы дрогнули, когда она узнала знакомый шум. Что ж, крысы покидают корабль?

Окей, хотя это несправедливо. Она взглянула на Эсме, боясь, что дочь тоже узнает звук машины и это причинит ей боль; но девочка, высунув от старания язык, приклеивала крошечную черепицу на крышу домика и, казалось, не замечала ничего вокруг. И пока репортеры у ворот не начали шуметь, она не поднимала глаз.

– Это волки, да?

– Да. – Легкая улыбка скользнула по губам Тори. Джаред назвал папарации волками, и это слово прочно засело в голове девочки.

– А почему они так шумят?

– Трудно сказать. Но я думаю, потому что они волнуются, когда кто-то уезжает из дома или приезжает.

– Значит, сейчас кто-то приехал? – Эсме вскочила, схватила свое кресло и подвинула его к окну. Забравшись на кресло и приподнявшись на цыпочки, девочка посмотрела в окно. Когда это не принесло желаемого результата, она попыталась встать на широкий подлокотник.

– Эй, эй! Сломаешь кресло и сама упадешь. – Виктория подошла, взяла дочь на руки и осторожно поставила ее на пол. Приподняв ее личико за подбородок, она заглянула ей в глаза. – Отсюда нельзя увидеть ворота, милая.

– Но кто-то приехал! Может быть, кто-то ищет нас?

– Нет. – Тори колебалась, затем сказала: – Это Джон уехал.

Эсме посмотрела на нее и кивнула:

– Он поехал работать, да?

– Да.

– Окей. – Эсме подтащила кресло назад к столу. Усевшись на него, она снова склонилась над своим домиком и вернулась к приклеиванию черепицы. – Хорошо, – проговорила она.

Виктория занялась своей работой.

– Что «хорошо»?

– Хорошо. Может быть, он согласится поиграть со мной, когда закончит.

– Эсме, у него может не оказаться свободного времени.

– Вот увидишь, он захочет.

Проклятие! Джон… Они могли бы поговорить, если бы он не сорвался и не уехал с такой поспешностью. Он просто не имеет права настаивать на этой глупости – во всяком случае, если хочет занять место в жизни своей дочери.

Она отлично знала, что он никогда не поднимет руку на ребенка. В злости или еще как… Но он продолжал настаивать на своем, потому что верил, что он неисправим. Но она никогда не примирится с этим. Не примирится, потому что прекрасно знает, к чему это ведет, – ее отец всей своей жизнью доказывал, что он занят слишком важными делами, чтобы отдавать свое время детям; но она сделала все, чтобы Эсме избежала ее участи. И будет следовать этому принципу и дальше. Она посмотрела на свою маленькую дочь.

Уж лучше жить вообще без отца, чем с отцом, который не может… или, хуже того, не хочет ответить на любовь своего ребенка.

Глава 24

Джон провел остаток дня в клубе, разговаривая сначала с хозяйкой кафе, потом с менеджером магазина, где можно было приобрести все необходимое для тенниса и гольфа; он побеседовал также с несколькими кэдди [12], превратив допрос в неспешный разговор. Он закончил день, сидя в баре, пил пиво и болтал с барменом. Пикантные новости, которыми он обменивался с другими посетителями, тут же распространялись дальше, но, как ему удалось заметить, приправленные личными каламбурами. Он не имел ничего против, поскольку это давало ему ценный материал для наблюдений, позволяя вычислить, кто на что способен.

Когда он наконец рассчитался с барменом и направился к стоянке, где оставил свою машину, то вряд ли чувствовал удовлетворение. И главная мысль, не дававшая ему покоя, звучала примерно так: «Какого черта я взялся за это расследование?»

Служба в морской пехоте научила его соизмерять свои силы, и убийство никак не входило в перечень обязанностей частного детектива. Одно дело – разыскивать сбежавших детей, но поиск убийцы, совершившего такое гнусное преступление, – нечто совсем другое.

Ему следовало помнить об этом, но так как дело касалось Виктории, он не смог отказаться. Разумеется, чтобы его работа продвигалась эффективнее, ему следовало объединить свои усилия с местной полицией, но в данный момент он не относился к любимчикам детектива Симпсона. Поэтому даже если он выяснит, кто засадил нож в грудь Гамильтона, что он сможет сделать дальше? Силой заставить убийцу признаться? Он тихо присвистнул. Точно, шеф. Именно так он и поступит.

Его ждали другие дела, о чем Мак ежедневно напоминала ему по телефону, дела, требующие его внимания. И одному Богу известно, что только благодаря своим профессиональным навыкам он нашел Джареда и смог вернуть его Виктории. Если их отношения ни во что не выльются в ближайшее время, то и без того щедрая оплата его услуг будет расти с каждым днем и скоро сможет конкурировать с национальным долгом.

Он понимал, что было бы лучше, если бы рядом с ней находился такой человек, как он. Хотя на каком-то подсознательном уровне он всегда знал, ч го он и Виктория принадлежат разным мирам; проведя день в клубе, он лишний раз убедился в этом. И не стоит обманывать себя, надеясь, что это когда-нибудь изменится. Но все же, хотя он и не мог объяснить почему, он верил в то, что у них с Викторией есть будущее – не говоря уж о том, что он является отцом Эсме.

Мысль, что он так и не станет частью их жизни, заставляла его сердце сжиматься от боли. И он старательно уходил от объяснений с Тори – тем более после того, как позволил ей думать, что их союз возможен.

Поэтому когда в его душу закрались сомнения, он поступил так, как поступил бы на его месте любой здравомыслящий человек: он попросту начал избегать ее. И в этот день он постарается сделать то же самое, и на следующий… Завтра вечером у них намечено посещение клуба, вот тогда он и поговорит с ней.

Это не имеет ничего общего с трусостью, заверял себя Джон. Это правильно. Когда она увидит его среди людей ее круга, то сама поймет всю бесперспективность их отношений. Это в ее интересах.

Один мужчина и одна женщина? Он не был создан для таких отношений. За прожитые годы он научился ценить свою свободу, просто по какой-то причине забыл об этом в последние две недели. Черт, он сам морочил себе голову. Он же знал, что совершенно не годится для роли отца! Его стычка с Джаредом лишний раз подтвердила этот печальный факт. Человек, неспособный обуздать свои инстинкты, не должен находиться рядом с детьми. Пришло время поставить точку и уехать.

Черт, раз уж дошло до этого, то он сделает для всех одолжение, если уедет в Денвер.

Конечно, он прекрасно понимал, что сообщить Виктории подобную новость, да еще в публичном месте, было не самым умным поступком. Он органически не переваривал скандалов. Поэтому зачем превращать их личное объяснение в зрелище, если есть возможность поступить иначе? Его приятели не одобрили бы подобного поступка, а что касается Тори, то она слишком хорошо воспитана для того, чтобы устраивать сцены. Потому что, Бог свидетель, ни ей, ни ему не нужна еще одна драма в жизни.