Околдованные любовью, стр. 34

Тилли поспешно взяла свечу и держала ее над высоким колпаком лампы, пока она не загорелась, все время ожидая, что ее станут ругать за то, что закапала горящий фитиль лампы. Но Мейбл Прайс не обратила на это внимания.

— Это твоя комната, — объявила она. — Но часто тебе здесь бывать не придется. Теперь вернемся к твоим утренним обязанностям. Ты растапливаешь камин в классной комнате, после того как ее уберешь, накрываешь на стол. Посуда в буфете. В половине восьмого будишь детей и следишь, как я тебе сказала, чтобы они умылись. Завтрак подают в восемь. Когда они начнут есть, ты спускаешься в кухню и завтракаешь сама. У тебя на это полчаса. Пока ты внизу, за детьми присматривает Ада Теннент. В девять часов экономка, миссис Лукас, проверяет, все ли в порядке. Если погода хорошая, то в четверть десятого ты ведешь детей на короткую прогулку в парк. Их гувернер мистер Бургесс начинает с ними занятия в десять часов. Ты в это время выливаешь горшки и как следует моешь их. Дальше ты осматриваешь одежду детей и если нужно — чинишь. Вот пока все, на этом остановимся. Ты все запомнила?

Прошло несколько секунд, прежде чем Тилли смогла выдавить из себя: «Да, мисс».

— Ну, это мы завтра проверим. Если тебе понадобится что-то спросить, обращайся ко мне. Моя комната четвертая от комнаты хозяйки, но по коридору последняя дверь. Здесь распоряжаюсь я, а не миссис Лукас, понятно?

— Да, мисс.

— А сейчас иди спать. Так рано ложиться тебе не придется, но тебе надо немного прийти в себя и повторить, что я тебе говорила, так что пользуйся случаем.

Оставшись одна, Тилли окинула взглядом свое новое жилище. Не мог согреть его мягкий свет свечи, как не придавало ему живости лоскутное одеяло на кровати. В комнате еще стояли комод, стул и шаткий столик с тазом и кувшином со щербинами. Два крючка на двери заменяли гардероб.

У Тилли в ее уголке под крышей и в их старом доме на полу лежали половички. Здесь же она видела голые доски. Медные шишечки на кровати были начищены до блеска. На окнах висели, пусть и вылинявшие, но чистые и накрахмаленные занавески, хотя можно было вполне обойтись и без них: окно частично выходило на крышу.

Тилли без сил опустилась на край постели, в голове у нее все перемешалось. За последний час ей пришлось познакомиться со столькими людьми, и, за исключением двух, все остальные были настроены к ней враждебно. Кроме того, как успела заметить Тилли, слуги враждовали между собой. Она почувствовала это, едва переступив порог дома. Каждый старался так или иначе обойти других. А что собой представляли дети, ей скоро предстояло узнать. Что касается прислуги, ей нужно быть осторожнее. Если она поддержит одного, то обязательно заденет другого. Придется определиться, на чьей она стороне. Бабушка учила ее: «Говори правду и клейми зло». Но Тилли видела, что в этом доме неразумно говорить правду…

А хозяйка дома? Какая она? Конечно, она была благородная дама, но какая-то холодная, словно неживая. Утром Тилли все узнает подробнее. Ей нужно начать работу в шесть часов ровно, а это означало, что встать ей следует раньше. Но как узнать, пора вставать или нет? Ей надо было спросить об этом у той женщины, мисс Прайс. Скорее всего ее кто-либо разбудит. Больше размышлять Тилли была не в силах: слишком устала она душой и телом… Ей пришло в голову, что хорошо было бы умереть, тогда ее больше ничто не могло бы потревожить.

Она решительно тряхнула головой и сказала себе, что должна гнать такие мысли. Ее наняли на службу, разве не об этом она мечтала? Но ей надо срочно учиться справляться с новым делом, а иначе… Но об этом ей думать совсем не хотелось.

Глава 3

Проспать в этом доме ей не дадут. Это было первое, в чем убедилась Тилли на следующее утро, когда кто-то грубо потряс ее за плечо и коротко скомандовал: «Вставай».

Тилли открыла глаза, сон как рукой сняло. Над ней стояла Ада Теннент. Когда она снова крикнула: «Вставай!», девушка тем же тоном ответила: «Встаю, встаю», чем сильно удивила судомойку, которая от неожиданности отступила назад. От резкого движения жир с ее свечи брызнул в разные стороны. Когда Ада поспешила удалиться, Тилли поняла, что одержала маленькую победу, и ей вспомнились слова бабушки: «Не давай никому спуску, как к тебе, так и ты. Гнев не понимает тихих слов».

Волнение ее улеглось. Тилли отметила про себя, что помнит все наставления мисс Прайс. Она с усердием принялась за работу. Сложности начались, когда пришло время будить детей. Она легонько потрясла Мэтью, в ответ он больно ударил ее по руке. Казалось, мальчик поджидал ее прихода. Удар был достаточно чувствительным. Тилли ухватилась за больное место. Дальше произошло невероятное. Неожиданно для себя девушка схватила Мэтью за плечи и прижала его к постели.

— Не смей больше так делать, — громким шепотом предупредила она, — получишь сдачи. — Они молча сверлили друг друга глазами. На какое-то мгновение Тилли показалось, что в руках у нее Хал Макграт. — Ты понял меня? — спросила она.

Девушка видела, что ошеломила не ожидавшего отпора Мэтью, но не его одного. Люк сел в постели, тараща на нее глаза и открыв рот.

— Пора вставать, — приказала ему Тилли.

Поколебавшись, он откинул одеяло и собирался спустить ноги с постели.

— Сиди, где сидишь, у нас еще много времени. Успеем еще.

Тилли сурово посмотрела на Мэтью и подошла к его брату. Сдернув с Люка покрывало, она мягко, но решительно взяла его за локти и поставила на ноги.

— Чтобы через пять минут были в туалетной, — девушка по очереди посмотрела на мальчиков.

Только на лестнице Тилли почувствовала дрожь в ногах и поразилась своей смелости. «И как это я решилась так с ним обойтись?» — удивилась она. «И дальше не надо уступать», — ей казалось, что бабушка рядом и поддерживает ее.

В соседней комнате с Джесси хлопот не было, а вот четырехлетний Джон оказался точной копией старшего братца. Когда она попыталась поднять его, он брыкался и ныл: «Не хочу вставать, не буду», и Тилли поняла, что он ничем не лучше детей из деревни.

Теперь сражение разыгралось в туалетной. Мэтью нарочно опрокинул ночной горшок, и его содержимое растеклось по полу. Остальная компания отпрыгнула в сторону, поддерживая Мэтью криками ликования. Стоя в луже, Тилли чувствовала, как ее начинает мутить. Но как раз вовремя в ушах ее зазвучал бабушкин голос: «Нечего нюни распускать, задай ему жару, а то долго здесь не продержишься». Тилли вдруг схватила Мэтью за руку и притянула к себе. Он оказался в грязной луже рядом с ней. Он снова был слишком поражен, чтобы сопротивляться. А когда мальчишка попытался вырваться, Тилли крепко прижала его руки к телу. Годы тяжелого труда не пропали даром. От работы с топором и пилой руки ее налились силой, и озорник Мэтью это сразу почувствовал, потому что сразу стал канючить:

— Я не хотел, я поскользнулся, это правда, Люк, скажи!

— Нет, ты не поскользнулся, ты нарочно это сделал, — строго глядя на него возразила Тилли. — Так вот, если еще раз ты так поскользнешься, я заставлю тебя самого убирать все, до последней капли. Ваш отец нанял меня присматривать за вами, — продолжала она. — Я с радостью буду это делать, но если вы еще позволите себе такие грязные шутки, я пойду к вашему отцу, и пусть он с вами как следует поговорит.

Мальчик окончательно был сбит с толку. Никогда еще ни одна няня не вела себя так. Они все кричали, плакали, пытались задобрить его чем-либо вкусным.

Но больше всего поразилась себе Тилли. Ей казалось, что в этот день она заново родилась. Так же как маленькие ящерки сбрасывают шкурку, так и девушка освобождалась от панциря своей робости и страха. Если ей удастся справиться с этим сорванцом, она перестанет бояться других людей, всех… Нет, не всех. Был один человек, от страха перед которым она не сможет, наверное, избавиться никогда. Но он находился далеко за стенами этого дома, жившего своей жизнью. Здесь он не мог добраться до нее, а она постарается не встретиться с ним в положенный ей раз в месяц выходной. Да, она очень постарается.