Слепые жернова, стр. 46
— Ты же знаешь, что сказал отец, тут не до шуток. Пойдем быстрее, лучше я потом вернусь за чайником.
— Всего минута — и все! О мама…
Голос Кэтлин заглушил грохот. Нечеловеческая сила оторвала ее от пола и швырнула о стену.
Сара очнулась на полу рядом с креслом Дэвида. Цепляясь за коврик, она встала на четвереньки. Казалось, дом на мгновение завалился на один бок, а теперь оседал. Газ дважды мигнул и потух.
— Кэтлин? Где ты, Кэтлин? Ты не ушиблась?
— Все в порядке, — еле слышно ответила Кэтлин. — Это бомба. Где-то близко, да?
Сара поднялась на ноги. В комнату свободно поступал холодный воздух.
— Осторожно, окно разбилось. Ты где? — Она нашарила в темноте руку дочери и потянула ее за собой со словами: — Скорее наружу!
Входную дверь заклинило, и, пока она пыталась ее открыть, кто-то пихнул ее снаружи. В темноте раздалось встревоженное:
— С вами все в порядке, Сара?
— Да, отец, мы живы. Я уж думала, что угодило прямо в дом. Где же это так грохнуло?
— Где-то там, на дальнем конце. Нас только зацепило ударной волной.
— На дальнем конце?! — Она словно взвешивала эти ужасные слова. Там дежурил на своем посту Дэвид. Там жила ее мать, но это было сейчас не так важно. — Дэвид! Он там дежурит… Отец… Дэвид на дежурстве…
— Знаю, успокойтесь. Скорее всего, взорвалось не среди домов. Ступайте в убежище, лучше в наше. — Стен нащупал руку Сары. — Мэри будет рада, если вы придете, уж поверьте мне. Ей трудно сдаться, так уж она скроена…
— Да, хорошо, я приду, только позже. Сейчас я пойду искать Дэвида. Он… — Она умолкла.
Только что она ничего не видела — сейчас же лицо Стена, серое и худое, было перед ней как на ладони, высвеченное заревом.
— Пожар, и сильный!
Она бросилась было бежать, но он схватил ее за обе руки, взывая:
— Будьте же благоразумны! Ему там не до вас! Успокойтесь! Лучше спуститесь, я сам схожу посмотрю, что да как. Дэн уже внизу.
— Нет, нет! Там еще моя мать, вдруг разбомбили и нашу улицу? — Она вырвалась. — Уведите Кэтлин, а я схожу и посмотрю. Я быстро!
Она подтолкнула Кэтлин к деду.
— Но, мама…
— Делай, что тебе говорят, и никуда не высовывайся.
Она помчалась по улице. За углом зарево было ярче, его перемежали алые сполохи, рвавшиеся в самое небо. В их свете виднелись дорога, грузовики, какие-то тени. В ушах стоял непрерывный грохот зениток. Потом раздалось еще два взрыва. Она преодолела уже половину пути, когда кто-то окликнул ее:
— Куда вы, миссис?
Она в отчаянии выдавила:
— На Ховард-стрит. Там моя мать и муж дежурит.
— Успокойтесь, миссис. Лучше отдышитесь. — Мужчина помедлил, прежде чем сказать: — Боюсь, это именно там, на дальнем конце. Они, видать, целились в завод. Сразу от четырех улиц осталось мокрое место, так я понял. Лучше ступайте назад, все равно вы туда не проберетесь.
— Но там мой… мой муж. Хетерингтон!
— Хетерингтон? Дэвид? Да, я знаю вашего Дэвида, миссис. Провожу-ка я вас домой.
Он ласково развернул ее в обратную сторону, но она вырвалась.
— Я схожу посмотрю, не задело ли его. Его пост вон там.
— Милая, вы не пройдете: там одни обломки и сплошной пожар, сами видите. — Он указал на огонь.
— Все равно я должна сама посмотреть. Пустите!
Он держал ее за плечи и хрипло убеждал:
— Там уже выкапывают оставшихся в живых и погибших. Рано или поздно вы все узнаете. Пост разбомблен, но это еще не значит, что пострадал ваш муж, мало ли, куда он мог отлучиться…
Видимо, мужчина не ожидал дальнейшего сопротивления, поэтому ей не стоило большого труда его отпихнуть. Сара помчалась вперед, как вихрь. В голове у нее билась единственная мысль: только бы Дэвид остался в живых! Только бы!..
Перед Дадли-стрит, вернее, перед местом, которое недавно носило это название, ее задержали. Пожарные яростно разматывали шланги, она не заметила одного, уже тянувшегося от пожарной машины куда-то в сторону, споткнулась о него и шлепнулась лицом вниз. Ее подняли, и один из пожарных произнес:
— Осторожнее, миссис. Тут вам не место, вам в обратную сторону. Уносите ноги!
Другой спросил:
— Вы здешняя?
Они поддерживали ее с обеих сторон, чтобы она не упала. Она еще не пришла в себя после падения, и ее ответ походил на пьяное бормотание:
— Дэ-вид… мой муж. Мне… нужен… Дэвид, мой… муж. Он до… доброволец пожарной охраны. Там, на посту.
Один из пожарных что-то ласково ответил ей, но его слова потонули в общем шуме и грохоте зенитных орудий. Мужчина постарше что-то крикнул в темноту. На его крик прибежала женщина.
— В чем дело?
— Отведите ее в штаб.
Он поднял безжизненную руку Сары. Помощница, не достававшая Саре до плеча, обняла ее за талию и повела прочь. Сара больше не сопротивлялась. Ее вели мимо тлеющих куч кирпича, горящих досок, разбросанных тел. На главной дороге она спокойно сказала своей провожатой:
— Я пойду домой. Это на улице Камелий.
Женщина поддерживала Сару, пока они не доковыляли до ее дома с выбитыми окнами.
2
В три часа дня Дэвида принесли домой. Джон и Дэн затащили его внутрь, уложили на кровать. С виду казалось, что он живой. На нем не было ни царапины, только кирпичная пыль на всем теле. Его нашли в кармане, образованном упавшими стропилами. Он погиб не от падения на него тяжести, не от ударной волны, даже не от пожара, а от шока. Слабое сердце, из-за которого его не взяли в армию, отказалось служить.
Оставшись наедине с погибшим, Сара опустилась рядом с ним на колени и ласково приподняла его длинную худую руку. Она была просто прохладная, но не ледяная, не мертвая. Сара решила, что Дэвид еще жив, что у него кома. Надо что-то делать! Если бы он был мертв, она бы плакала, но у нее не было слез. Она лишь стонала: «Дэвид, Дэвид!»
Только прижавшись лицом к его лицу, она осознала, что он умер, и поймала себя на странном, невозможном чувстве. Оно родилось где-то в темных глубинах души и нагло выкарабкалось на поверхность. Она знала, что оно охватывает ее, и крепко зажмурилась, чтобы не ослепнуть от зловещего света правды. Смерть Дэвида была для нее радостью и облегчением.
Нет, нет, нет!
Но от истины не спрячешься. Ее рассудок, выведенный из равновесия страшным откровением, быстро успокоился, испугав ее способностью к холодной логике. Теперь он никогда не будет из-за тебя несчастлив, сказал ей внутренний голос. Так больше все равно не могло продолжаться, и прошлая ночь была тому ярким доказательством. Между ним и Джоном начала разверзаться пропасть, причиной которой была ты. Он знал, как к тебе относится Джон; никогда ничего не говорил, но все знал. Одно осталось ему неведомым: твое отношение к Джону. Он умер, считая тебя безупречной, вот и радуйся.
Она и радовалась. Он скончался, любя ее всем сердцем до самого последнего вздоха. Разве не этого она просила в своих молитвах? Так дальше продолжаться уже не могло, если бы Джон по-прежнему являлся на побывки. В последнее время ее все чаще подмывало сознаться Дэвиду, объяснить, почему к ней так часто наведывается отчим, которого она не только не желает видеть, но и не скрывает своей ненависти к нему. Дэвид знал, что она дает ему деньги, но довольствовался версией, которой Сара не опровергала, что она таким способом помогает матери.
Что ж, теперь все это позади: страх, тревога… и любовь. Такой любви, как любовь Дэвида, ей уже не дано познать. И сама она уже никого не полюбит так, как любила Дэвида. Она вообще никого больше не будет любить, кроме Кэтлин. Но это уже совсем другая любовь. В каком-то смысле она обрела свободу. Мать погибла, муж погиб. И отчим…
В дверь легонько постучали. Она не ответила и не шелохнулась, потому что знала, что в спальне вместе с ней находится Мэй.
— Это мама.
Войдя, Мэри Хетерингтон устремила взгляд на тело, простертое на кровати, и шагнула к нему. Сара не удостоилась от нее даже словечка и посторонилась, чтобы, стоя, наблюдать за свекровью. Она уже много лет не глядела на нее, по крайней мере не смотрела ей прямо в лицо. Мэри не слишком состарилась с того дня, когда они стояли по разные стороны стола в гостиной, разве что заострился и затвердел ее профиль. Однако эта женщина приходилась Дэвиду матерью и тоже имела право на скорбь. Как мать, она любила его сильнее всех, несравненно сильнее, чем Джона или мужа. Сара сказала себе, что обязана помнить, что сейчас эта суровая женщина страдает.