Слепые жернова, стр. 40

Ставя чайник на огонь, Сара думала о том, что людям, вынужденным жить с Мэй под одной крышей, остается только посочувствовать. Сейчас она дала себе волю и внятно произнесла про себя: мне его жаль. За последних шесть лет не было ни одного дня, когда бы она не страдала из-за Джона. Часто она испытывала к нему ненависть и не умела как следует это скрыть. Почти всегда ей приходилось быть начеку на случай, если у нее вырвется адресованная Джону фраза, которая привлечет внимание Дэвида. И все же, невзирая на противоречивость чувств, которые вызывал у нее семейный гигант, все они перекрывались жалостью к этому резкому, самоуверенному и в то же время разочарованному человеку. Разочарование было его уделом во всем. Безработица стала в его случае болезнью, разъедающей самое его существо; то, что отцу, брату и дяде повезло больше, нисколько не облегчало его участи. Ему более всех остальных в семье была противопоказана безработица. Порой, видя глубину его уныния, Сара боролась с желанием погладить его по голове, утешить, но это желание всегда сопровождалось парализующим страхом. Она радовалась собственной боязливости.

Однажды она даже испытала облегчение из-за того, что постоянно находится под гнетом шантажа со стороны отчима, причиной которого был Джон. Ведь именно это еженедельное испытание для ее нервов не позволяло ей питать к Джону нежные чувства. В тот раз Джон возвратился голодным и усталым после бессмысленной демонстрации рабочих и нарвался на отповедь Мэй. Спасение он нашел у Сары на кухне — он застал ее одну, хотя редко появлялся, когда знал, что может ее скомпрометировать. Со стариковской печалью он спросил ее: «Можно, я у тебя отсижусь, Сара? Я совершенно вымотался, а Мэй устроила мне выволочку». Она накормила его, и он уснул в кресле Дэвида. Пока он спал, она вся извелась, борясь с собой, настолько ей хотелось до него дотронуться. Пришлось ей убежать наверх и сидеть там до возвращения Дэвида…

Сейчас, заваривая чай, она думала: «Он вечно чем-то меня ублажает. Неужели Дэвид — полный слепец? С другой стороны, я первая не пожелала бы, чтобы он прозрел. Боже, нет, только не это! Лучше уж постоянные набеги ненавистного отчима и еженедельное расставание с пятью шиллингами, лучше посещения врача и прием лекарств от нервов. Но как долго это может тянуться?» Собственные нервы казались ей истрепанными канатами. В конце концов в самом слабом месте произойдет разрыв. Где ее слабое место? На этот вопрос она не смогла ответить и понесла чай в кухню, чтобы отпраздновать удачу Дэна.

2

На протяжении всех этих лет Сара и Филис встречались один-два раза в месяц. В хорошую погоду они пересекали на пароме реку, в плохую совершали прогулку в сторону моря. С каждым годом их встречи становились все более скоротечными. У Филис уже было трое детей, за которыми нужен глаз да глаз, Сара торопилась вернуться до прихода Дэвида с работы. Домой друг к дружке сестры не наведывались, даже старались не произносить слово «дом». Давнее намерение Сары бывать у Филис так и не осуществилось — ее голова была занята другим.

Субботним утром Сара стояла под козырьком подъезда на Маркет-плейс и смотрела поверх лотков в сторону Ватерлоо-Вейл, где теперь жила Филис. Как правило, они виделись в будни, так как выходные проводили, с семьями, однако в этот раз было решено сделать исключение. Сара сама написала Филис и попросила о встрече.

На рынке было безлюдно. Ветер валил редких прохожих с ног, обложной дождь грозил вот-вот перейти в снег, хотя было только начало октября. Завидя Филис, легко перепрыгивающую с булыжника на булыжник, Сара бросилась ей навстречу, под дождь. После обмена негодующими восклицаниями по поводу мерзкой погоды Филис предложила:

— Зайдем-ка вот сюда и присядем.

Они метнулись в рабочую забегаловку, попросили у стойки темного чаю в толстостенных чашках и уселись в углу пустого заведения. Глотнув обжигающей жидкости и грея о чашку руки, Филис начала:

— Ты что-нибудь еще знаешь? Слышала что-нибудь?

— Ничего, только то, что написали в газетах. — Сара наклонилась к сестре. — А ты, Филис? Ты что-то знаешь?

— Я? — Филис презрительно откинулась. — Я?! Ровно ничего! Только жалею, что сама много лет назад его не прибила. Он выживет?

— Не знаю. Я вчера виделась с матерью только мельком. В четверг вечером мы не получили газеты, и я ничего не знала, пока она не прибежала. Она возвращалась из больницы. По ее словам, он в ужасном состоянии.

— Пускай провалится в ад — там его болячки сдобрят кипящим маслом. Получил наконец то, на что столько лет напрашивался! Похоже, кто-то поймал его, когда он занимался своим любимым делом — шпионством, и отделал от души. Жаль, что полицейские так быстро его подобрали. В газете написали, что если бы он провалялся всю ночь, то подох бы от переохлаждения.

Сара опустила голову, стыдясь посетившего ее чувства облегчения. Выходит, не у нее одной такие греховные мысли. Впрочем, она сомневалась, что Филис действительно желала ему гибели. Сама же Сара со вчерашнего утра молилась об одном: лишь бы он не пришел в сознание!

— В газете написано, что у него перелом руки и повреждение башки. — Филис глотнула еще чаю. — Так и хочется сказать: что заслужил, то и получил. Рядом с ним валялся бинокль, в который он якобы наблюдал за птицами. Надо же написать такую глупость! За птичками, как же! Сам репортер до такого не додумался бы. Чтобы такой субъект наблюдал за птицами! Это мать им наговорила. Должна же она была как-то объяснить, зачем ему это шпионское приспособление. Непонятно только, откуда у него взялись деньги на такую штуку. Неужели стащил? А почему ты решила, что в этом замешана я?

Сара все еще не поднимала головы. Она-то знала, откуда у него деньги.

— Его нашли у Редхедских доков, возле Ист-Холборна, вот я и подумала… В общем, если по совести, Филис, то я решила, что у тебя есть, что об этом рассказать.

— Совершенно нечего, поверь! Конечно, если бы я знала, что у него появилась привычка там появляться, то что-нибудь придумала бы. Там всегда найдутся забулдыги, которые за выпивку не пожалеют родной матери. Просто он выбрал неудачное место для своего шпионства. Али говорит, что он наверняка подсматривал за какой-то парочкой. Но за ним тоже подсматривали, а потом всыпали по первое число. Тот, кто это сделал, молодчина, удачи ему!

Сара была полностью согласна с сестрой. Только бы этот молодчина сделал свое дело как следует! Что у нее за мысли? Прекратить немедленно! Она допила чай и переменила тему:

— Как дети?

— Джимми опять слег. Ему всегда нехорошо. Я вызывала врача, а он сказал: «С ним все в порядке. Побольше свежего воздуха и хорошей еды». Это запросто. Али неплохо зарабатывает, ему везет больше, чем другим. Не проходит и дня, чтобы я не благодарила Господа за наше кафе. Не переплачивать за необходимое — уже большое дело.

— Как сейчас идут дела?

— Еле перебиваемся. Ведь у большинства нет ни гроша.

— В Джарроу и того хуже.

— Знаю, была у вас на днях. Мертвый город! Я обрадовалась вернувшись. Пока ждала трамвая, какой-то тип ораторствовал перед компанией голодных. У них был такой вид, что, унюхай они запах рагу — попадали бы на месте. А как тот тип разглагольствовал! Чистый адвокат. Кое-что я запомнила. Я редко прислушиваюсь к пустой болтовне, но ведь он прав. Он сказал, что Джарроу подвергся насилию и родилось двое ненавистных близнецов: голод и праздность. Каково!

— Действительно, похоже, но не совсем. Например, по части праздности… Все наши мужчины пытаются что-то делать. Джон, например, все время что-то организовывает. Смех, да и только! — Сара улыбнулась. — На днях он сказал, что многие, сидя на пособии, получили образование. Мол, на голодный желудок лучше соображаешь.

— В прошлую субботу я видела его на рынке с женщиной. Не старая, но язва язвой. Жена, что ли?

— Да, похоже, это Мэй. Маленькая и худенькая? Она действительно язва — только и ждешь от нее какой-нибудь гадости.