Серенький волчок, стр. 56

– Да ладно, – сказал он, – я пошутил. Ты что, решила – я всерьез? Возьми мой мобильный, набери Лизу, скажи ей.

Проснулся Горский от телефонного звонка. Документы были готовы, и ему надо было срочно вылетать назад, Йен звонил каждый день, поторапливал, говорил, все уже на мази. Горский тянул время, чтобы увидеться на прощанье с Машей, старался чем-нибудь себя занять, вчера до ночи пил "Макаби" с Женей, с утра невозможно было проснуться, и он не сразу сообразил, что Женя уже на работе и, значит, трубку поднимать ему. Просыпаться не хотелось: на этот раз никаких кошмаров не снилось, сон был скорее идиллический – он сидел в своей московской квартире, слушал "Future Sound of London" и ждал в гости Антона, Никиту и Олега, которых не видел много лет. Похоже, дело происходило года четыре назад, когда полупарализованный Горский был прикован к инвалидному креслу, но во сне он расхаживал по квартире, рассматривал картинки на стенах, менял компакты в аудиоцентре и вообще радовался московской жизни. И вот, когда во сне ему должны были позвонить в дверь, наяву раздался телефонный звонок.

Звонила Маша. Она нашла деньги. Вот и хорошо, сказал Горский, все еще не до конца проснувшись, вот и славно. Маша рассказывала, что теперь они выяснили: в последний день жизни Волков забрал деньги, поменял их на доллары, поехал к старой подруге за город, трахнул ее и оставил у нее сумку с деньгами. Он позвонил Ивану и сказал, что все компактно упаковал, а утром собирался забрать деньги. Может, он не хотел держать такую сумму дома, а может, просто боялся везти деньги из Подмосковья поздно вечером, кто теперь разберет.

– А домой к нему приехала Таня, – уточнил Горский. – И, если верить ей, они тоже… – Горский зевнул и окончательно проснулся, – …занимались сексом.

Вот ведь, подумал Юлик, было в моей жизни три убийства, которые я непонятно зачем расследовал. И каждый раз выяснялось, что жертва спала со всеми подряд. Интересно, это выяснится про любого, если покопать? А может эти, которые будущие жертвы, так спешат взять от жизни побольше, потому что знают, что им мало осталось? Или – наоборот – так растрачивают себя, что гибнут раньше? В конце концов, подумал Горский в утреннем озарении, может, моего ангела-хранителя, который посылает мне эти истории, просто возбуждает сюжет про смерть и промискуитет?

Интересно, думала в это время Маша, Волков успел между двумя барышнями хотя бы душ принять?

– Неудивительно, – сказал Горский, – что при таком образе жизни Волкову только и оставалось плыть по течению.

– Почему?

– Ты только прикинь. Он сплел такую запутанную сеть отношений, что вся его энергия должна была уходить на то, чтобы эту сеть поддерживать. Чтобы Таня, Света, Лиза, Даша, кто там еще, не вцеплялись друг другу в волосы, чтобы все если не любили, то хотя бы мирились с существованием друг друга. Я думаю, Волков просто хотел, чтобы его любили, – и хотел этого так сильно, что его желание засасывало, как в воронку, всех, кто с ним соприкасался.

– Мы все хотим, чтобы нас любили, – сказала Маша.

– Как правило, нам хватает чтобы нас любил тот, кого любим мы, – ответил Горский. – А Волкову надо было, чтобы его любили все, кого он встречал. Помнишь, в "Бардо Тедол" описан мир голодных духов, прета-лока? Его обитатели никогда не могут насытиться. Боюсь, душа твоего Сережи Волкова сейчас направляется к этому миру. Или уже достигла его, лень дни считать.

– Может быть, – сказала Маша, – он хотел всеобщей любви, потому что любил всех?

– Может быть, – согласился Горский. – Но я всегда считал, что любовь не решает никаких проблем. Любишь ли ты, любят тебя, все это неважно. Вот и Волкова убили в конце концов, несмотря на всю любовь. Я вот подумал, – оживился Горский, – ведь даже Иван мог его убить. Например, из зависти.

– Почему – из зависти? – возмутилась Маша. – Поверь, я немного представляю себе Ивана, в нем нет никакой зависти.

– Я зато немного представляю себе природу мужской дружбы, – ответил Горский. – Смотри, они – друзья. Всю жизнь Сергей плывет по течению, позволяет, как все тебе говорят, событиям случаться. Иван все время барахтается, занимается бизнесом, терпит крах, снова пытается подняться – опять падает. Наконец, оказывается в одной конторе с Волковым, взятый по его протекции, буквально – на испытательный срок. Три года он лезет из кожи вон, делает карьеру – и все это время видит, как Волков живет рядом, будто ничего не происходит. Будто мир создан для того, чтобы Сережа Волков жил в нем комфортно.

– По-моему, это все твои фантазии, – сказала Маша.

– По-моему, ты влюблена в Ивана, – парировал Горский. – Поэтому я и хочу тебя предостеречь.

"Ты просто ревнуешь", – хотела было сказать Маша, но прикусила язык. Московские люди словно заразили ее своими страстями. Одно слово – мексиканский сериал. Кто сказал "ревнуешь"? Нормальные люди не ревнуют.

– Ладно, оставим, – сказал Горский. – Ты ведь завтра возвращаешься в Израиль, да?

– Да, сегодня последний день. Сейчас пойду в офис, прощаться со всеми.

– Приветы им передавай, – хмыкнул Горский. – И, кстати, посчитай еще разок время. Сдается мне, там что-то не так со временем.

– То есть? – спросила Маша.

– Когда приехал домой, когда приехала Таня, когда он звонил Свете, все вот это. Спроси еще разок, если тебе интересно, конечно.

Маше было уже неинтересно. Азарт детектива, разбуженный в ней Горским, пропал. Она готова была признать свое поражение: она не поняла, кто убил Волкова, как не смогла сложить из рассказов о нем целостный образ. Хорошо хоть деньги нашлись, подумала Маша, все-таки зарплату выплатят, да и Лизе спокойней будет.

Когда зазвонил телефон, Лиза не спала. Она вообще плохо спала эти дни. Все подтвердилось, шел четвертый месяц, удивительно, как она могла так долго ничего не замечать. Врач сказал, что беременность совершенно нормальная, может, ближе к родам придется лечь на месяц в больницу, но это еще не очень скоро, и вообще непонятно, кто ей сказал, что у нее не может быть детей. Рассматривая себя в зеркале, она думала, что Неведомо Кто услышал ее самые тайные мольбы и дал ей ребенка, на которого она уже не надеялась. Неведомо Кто дал мне ребенка от неведомо кого, думала Лиза, стараясь не вспоминать, с кем и когда она встречалась в мае. Какая разница, кто отец? Так или иначе, это случайный мужчина – других, собственно, и не бывало в ее жизни последние годы. Она думала, что никогда уже не полюбит мужчину, но сейчас понимала, что через полгода появится… ну, может, еще не мужчина, но определенно существо мужского пола, которое она будет любить всю жизнь. Его будут звать Никита, она уже решила. Самый лучший, самый любимый мужчина в ее жизни.

Она старалась не вспоминать май месяц – и не думать, что скоро надо будет продавать квартиру и переезжать к маме. От этого сразу начинало тошнить. Лиза еще не сказала маме о беременности и заранее сжималась от неизбежных расспросов о том, кто отец ребенка и почему она не хочет выйти за него замуж. Если бы не ситуация с деньгами, Лиза вовсе не нуждалась бы в маминой помощи, но теперь… страшно даже подумать. Ей почему-то казалось, что мама вряд ли обрадуется рождению Никиты. Господи, взмолилась Лиза Богу, в которого не верила, сделай так, чтобы все это как-нибудь разрулилось. Чтобы деньги нашлись, доллар снова стал шесть рублей, Гена сказал "черт с тобой, не отдавай ничего", неважно. Только чтобы не переезжать в ту двушку, только чтобы остаться в этой квартире, только чтобы все было как раньше, но еще появился бы Никита, Никитушка.

И тут зазвонил телефон. Это была Маша, она нашла деньги.

– Спасибо, – сказала Лиза Маше, но скорее всего – неведомо кому.

Со дня на день все ждали, что Гена сообщит об увольнениях. Зарплату задерживали, но никто не роптал – ясно было, что денег нет, и к тому же все уже знали, что в большинстве компаний деньги выдали в рублях по невыгодному курсу.