Путешествие мясника, стр. 19

Вот уже два месяца я провожу в своей съемной квартире три или четыре ночи в неделю. Я всегда верила в целебную силу расстояния. Разлука укрепляет любовь и тому подобное.

— Эрик, мне жаль, что ты так реагируешь. Я просто хочу этим заниматься, хочу быть мясником, и ничего плохого в этом нет, и это никак не связано с нашими отношениями. — Я добавляю в голос эмоций и даже нотку ханжеского возмущения.

— Милая, я хотел бы это понять, но ты права, пока у меня не получается. Я стараюсь.

— Хорошо. Извини. Если бы ты мог просто…

— Да, все в порядке. Все будет хорошо. Только я скучаю по тебе и…

— Я знаю. Прости. Послушай, кажется, я сейчас отключусь. — Его голоса в трубке почти не слышно. — Спокойной ночи. Я люблю тебя. Правда, люблю.

— Я знаю. Я тебя тоже люблю.

Вечер. Я одна в своей холодной квартире: почти пустая кухня, маленькая гостиная, спальня, выкрашенная в синий и белый цвета. Я готовлю себе обед: стейк, сосиски или котлету — и открываю первую бутылку вина. Последние фрагменты простой мозаики, составляющей мой день, встают на место. Девять вечера. Я очень устала, но это та каменная усталость, которая не даст мне заснуть еще несколько часов. Левая рука ноет, но я уже привыкла к этой боли. Я прислоняю несколько подушек к стене, опираюсь на них спиной, открываю лэптоп и вставляю в него диск с фильмом, предварительно убедившись, что мой бокал полон.

«Что такое стивидор?»

Неважно, что означает эта фраза в фильме. Вернее, важно, но только для нас с Эриком, а вам не обязательно знать, почему я так часто повторяю ее без всякой видимой причины. Важно, что Эрик это понимает, потому что дурацкий, давно уже закончившийся сериал «Баффи — истребительница вампиров» стал основой особого тайного языка нашей супружеской жизни. Когда я смотрю его, мне кажется, будто я возвращаюсь домой. А после сегодняшнего нервного и резко оборвавшегося разговора, поставив диск, я словно бы прошу у мужа прощения и обещаю хранить верность. Сейчас я принадлежу только Эрику, потому что «Баффи» — это одно из очень немногих произведений поп-культуры, которые не пробуждают воспоминаний о Д., поклоннике «Южного парка». Я смотрю три серии подряд.

Они заканчиваются уже в двенадцатом часу. Я захлопываю компьютер, ставлю на тумбочку вторую, уже наполовину пустую бутылку вина, натягиваю на себя одеяло и закрываю глаза, но сразу же понимаю, что это бесполезно. Поэтому я снова открываю лэптоп, запускаю мессенджер и с радостью вижу, что Гвен в Сети.

После длинного ряда неудачных попыток Гвен, кажется, наконец-то нашла бойфренда, который ей подходит. Конечно, с ее характером она то и дело ссорится с ним, но они вместе ездят в отпуск и познакомились с родителями друг друга, Мэтт покупает ей одежду и чинит компьютер, и они постоянно занимаются всеми возможными видами секса. Я изо всех сил стараюсь не завидовать.

Проклятье! Этого все равно недостаточно. Я наливаю себе еще бокал вина, надеясь хоть немного приблизить сон, и начинаю целенаправленно шарить по Сети. Я ищу особого рода картинки и дешевое видео, поскольку знаю, что они способны ненадолго отвлечь меня: связанные, беспомощные, умоляющие женщины; уверенные, властные, суровые мужчины. Эти образы излучают понятную мне, примитивную эротику. По крайней мере, мое тело соответственно реагирует на них, хотя душа брезгливо отворачивается. Я стараюсь сосредоточиться на идиотских сюжетах и грязных, ненатуральных сценах унижения. Но мозг не желает подключаться: лениво, как кот лапой, перебирает несколько картинок и снова упорно возвращается туда, где его подкарауливает боль.

Холодное, насмешливое, некрасивое лицо с широким микджаггеровским ртом. Почти затянувшаяся дырочка на левой мочке — память о юношеском увлечении роком. Неторопливая манера снимать с себя одежду, так не похожая на мое лихорадочное раздевание. Руки, по-хозяйски лежащие у меня на бедрах, не знающие сомнений губы и умение отдавать себя так, как будто берет, опустошает, использует. Голос низкий, насмешливый, густой — при одном лишь воспоминании о нем у меня до сих пор замирает сердце.

Пока Д. не бросил меня, мы иногда занимались сексом по телефону — неплохой способ скоротать время, проведенное врозь. Устраивая эти сеансы, мы не описывали ни свои ощущения, ни действия, нам вообще не нужны были слова. Это была совсем другая игра: мы только слушали, стараясь подстроиться друг под друга. Мне это давалось куда труднее, чем Д., наверное, потому, что я всегда паршиво играла в покер. Как ни старалась я быть скрытной и сдержанной, но всегда выдавала себя невольным стоном, вскриком, судорожным вздохом, и он понимал, что я уже готова. Я же могла догадываться только по тому, как иногда у него на мгновение перехватывало дыхание да ускорялся ритм влажных шлепков, едва слышных в трубке. В конце мы иногда нарушали правила, и он заговаривал — впервые, с тех пор как поздоровался. Я слышала прерывистый, почти сердитый шепот, требование, а не вопрос: «Скажи когда! Когда? Сейчас?»

«Да, да! Да, сейчас!»

Его имя вырывается вместе со всхлипом, а при воспоминании о звуках на другом конце провода тело сводит судорога. Боль из запястья ударяет в локоть, указательный палец лихорадочно дергается, а потом я долго-долго плачу и наконец засыпаю. Рука так и остается зажатой между бедрами — не ради удовольствия, а для утешения, как у маленьких детей.

На следующее утро я встаю с опухшими глазами и черными от вина губами. Вчерашняя тоска еще напоминает о себе жалкой судорожной икотой. Но я принимаю душ, натягиваю джинсы и черную футболку с надписью «НАШЕ МЯСО — ЛУЧШЕЕ!», выхожу на улицу, вдыхаю бодрый осенний воздух, сажусь в машину и там быстро успокаиваюсь. В обычный день я бы поехала в магазин, чтобы кромсать туши и обмениваться непристойными шутками с ребятами, но сегодня я направляюсь совсем в другую сторону. У меня назначено свидание с хрюшками.

6

Как отбрасывают копыта

Прекрасный солнечный день в конце ноября, и силуэт горной цепи кажется совсем черным на фоне неправдоподобно синего неба. Солнце блестит в листьях рыжих осенних деревьев, выстроившихся вдоль мокрой дороги. Я иду по ней следом за пестро одетой группой молодежи. Всем им лет по двадцать, это студенты Кулинарного института. Мы направляемся к стоящему посреди поля деревянному загону, внутри которого, весело похрюкивая, бегают друг за другом пять свиней. Когда люди приближаются к воротам, чтобы сделать фотографии или поумиляться, хрюшки двигают ушами и поднимают кверху пятачки. В стороне пожилой австриец в комбинезоне заряжает малокалиберное ружье.

На эту тусовку меня отправил Эрон. Каждый год в ноябре Кулинарный институт посылает своих студентов понаблюдать и поучаствовать в забое свиней, производимом традиционным дедовским способом. Старший здесь — человек по имени Ганс, по словам Эрона, победитель Европейского конкурса мясников (если такой действительно существует). Эрон объяснил мне, когда и куда приехать: восемь часов утра, поворот на дорогу, ведущую к Мохонк Маунтин-хаус, шикарному старому курорту с привидениями. Самому ему пришлось остаться в магазине, о чем он очень жалел, а мне сказал: «Ты просто обязана съездить. Увидишь Ганса за работой. Он настоящий художник».