Гроб хрустальный. Версия 2.0, стр. 33

23

Связаться с Лугановым оказалось просто: он мгновенно откликнулся на письмо Глеба, словно сутками сидел за компьютером. "Впрочем, почему нет? – подумал Глеб, открывая письмо. – Человек богатый, может себе позволить. Для него, небось, полтора доллара в час – мелочь". Луганов пригласил Глеба к себе домой. Живет он в центре, минут пятнадцать ходу от Хрустального, во дворе большого дома на Тверской. Звонок не работает, надо дернуть за длинный шнур, который свешивается из окна третьего этажа.

Задрав голову, Глеб долго смотрел, как волна идет по шнуру вверх. Потом слабый звон – и снова тишина. Глеб уже собрался уйти, когда, окно открылось. Луганов высунулся и махнул рукой:

– Обойди слева, – крикнул он.

Глеб обогнул дом и уперся в железные ворота, запертые на висячий замок. Через минуту в глубине двора появился Луганов с ключами. Они поднялись на третий этаж, Луганов толкнул дверь, и мощная звуковая волна чуть не сбила Глеба с ног.

– Извини, не сразу услышал, – сказал Луганов. – Видишь, какой расколбас.

Квартира у Луганова была странная, чем-то похожая на Хрустальный, – не то квартира, не то офис. В коридоре оживленно беседовали две девушки, а в комнате, где громыхала музыка, сидели на полу трое молодых людей, едва различимые в клубах сигаретного дыма.

– Сделайте потише, говорить невозможно, – крикнул в приоткрытую дверь Луганов.

Звук чуть приглушили, и Луганов сказал:

– Музыку через стены просто пиздец слушать. Все высокие частоты режет.

Они прошли дальше, мимо комнаты, которая служила кухней: холодильник, раковина и электроплитка с двумя конфорками. За столом сидел молодой парень с двуцветной головой: сложный узор из белых полос на черных волосах, подстриженных коротко, точно английский газон. Парень пил чай из большой чашки и смотрел в крошечный телевизор. Изображение на экране скакало.

Они прошли в следующую комнату. На столе – компьютер и колонки, в углу – брошенный на пол матрас, прямо как у Андрея.

– Это твоя квартира? – спросил Глеб.

– Наша, – ответил Луганов, – это же сквот.

– Как на это… на Трехпрудном? – спросил Глеб. Таня когда-то рассказывала ему про коммуну художников.

– Ну, типа того, – Луганов вздохнул, – только теперь все цивилизованно. Раз в месяц приходят владельцы, мы им платим две сотни и живем дальше. А как надумают сделать в здании ремонт и устроить офис – нас и выселят. Хорошо, за электричество платить не надо – мы его у конторы этажом ниже воруем.

– А Интернет? – спросил Глеб.

– Ну, кто же за сеть платит? – удивился Луганов. – Чернозатонский всем давно объяснил, как надо бесплатно "Америкой-онлайн" пользоваться. Они месяц проверяют номер карточки, а ты все это время юзаешь на халяву. А потом генеришь новый номер – и опять.

Глеб кивнул. Внешность обманчива. После первой встречи он был уверен: Луганов – богатый телевизионный человек, а не артистическая богема, живущая по чужим углам и подворовывающая Интернет и электричество.

Сегодня, как и при первой встрече, Луганов был одет в черное: черные джинсы и майка с чьим-то красно-белым портретом и надписью "Kill the Pigs!". Глеб знал, что московская богема вот уже пять лет ходит только в черном, Таня всегда над этим подшучивала.

– Майку рассматриваешь? – спросил Луганов – Круто, правда? Мэнсон как он есть.

Глеб кивнул.

– У нас был проект, – продолжал Луганов, – выдвинуть Мэнсона в Президенты РФ. Собрать голоса, все по серьезу. Но, кажется, надо, чтобы кандидат был гражданином России, иначе не канает. Так что придется за Ельцина голосовать.

– Когда выборы-то? – спросил Глеб.

– Да ты что? – поразился Луганов. – Послезавтра. Прощай, халява. Столько бабок можно было заработать! Даже мне перепало: я варианты роликов для Лебедя писал. Ни один не приняли, правда, но денег все равно заплатили.

– Так ты за Лебедя голосовать будешь? – спросил Глеб.

– А какая разница? – сказал Луганов. – Его потом с Ельциным сольют все равно. Это ж как два пальца обоссать.

Глеб кивнул.

– Я вообще-то не особо политикой интересуюсь, – пояснил Луганов. – По-моему, после 1991-го уже все равно, кто у власти. Все одно воровать будут.

– Но ворюга мне милей, чем кровопийца, – улыбнулся Глеб.

– Последнее время их как-то все труднее различать, – ответил Луганов.

– Послушай, – сказал Глеб, – я тебя хотел спросить про Снежану.

– Какую? – удивился Луганов. – А, которая Death in June?

– Почему? – не понял Глеб.

– Ну, смерть в июне. Она же в июне умерла, так?

– Да, – сказал Глеб. – Так ты ее давно знаешь?

– Ну, как-то тусили вместе пару раз, – пожал плечами Луганов. – Я все трахнуть ее хотел, но не сложилось. Хотя вроде и она была не против. Зато вот Настю оприходовал на дне рождения.

– Когда?

– А, долго ли умеючи! Сам знаешь, слово за слово, хуем по столу. В комнате, где компьютеры у вас стоят. Сначала про Тарантино, потом про клаббинг, потом про MTV – оглянуться не успела, как уже ноги раздвинула. Я люблю, чтобы все быстро. Хорошо, кстати, что поторопился – только кончили, как все и началось. Менты, допросы, труп на лестнице. Еле застегнуться успел.

– То есть вы весь вечер так и не выходили из офиса? В смысле, пока Снежану не убили?

– Ну да. Ты же сам видел – я сначала читал свою шутку. Ну, про братков.

И Луганов ткнул в листочек, прикнопленный к доске на стене. Глеб подошел и автоматически прочитал финал:

– Ну, это звучит у меня похоже, а пишется по-разному. То Ха – И – Зэ, а то Ха – Е – эР. То есть "его" и "ее".

– "Хиз" и "Хер"?

– Ну да.

– То есть из-за того, что там все мужики – пидоры, баб, что ли, никто в натуре не ебет? И у них на уме один хер?

– Постой, ты не понял. По-английски "her" не значит "хер", "хер" по-английски будет "фак".

– Надо же. "Фак", ебтыть. А как будет "пошел на хуй"?

– "Пошел на хуй" по-английски будет "фак офф".

– А как будет по-английски "пизда"?

– Не знаю, наверное так и будет – "the pizda".

– Это такой намек для своих, – сказал Луганов. – В Сети есть страничка, где приведены результаты поиска "Альтавистой" по маске "pizd*". Там, в частности, есть человек по имени Джонатан Пиздец. Реальный человек, не виртуал. Американец какой-то.

– Круто, – сказал Глеб.

Они вышли обратно на кухню. Изображение в телевизоре стабилизировалось, и Глеб на секунду замер: Наталья Бондарчук изгибалась дугой, грудь выпирала под платьем.

– Выключи ты эту хуйню, – сказал Луганов. – Я ВГИК кончал, меня с тех пор от Тарковского тошнит.

– Что так? – спросил Глеб.

– Профессора заебали, – ответил Луганов, выключая телевизор. – И вообще, людей, которые любят Тарковского, надо резать, как Шэрон Тейт.

24

Дома Глеба ждало письмо от Вити Абрамова.

– писал Абрамов транслитом на лист. -

Вместо подписи стояло ВА, а ниже постскриптум:

Глеб вздохнул с облегчением. Нажав "Reply", ответил: