Генерал Корнилов, стр. 71

Примечательно, что, покуда совершалось новое брачное таинство будущего диктатора России, прежняя его жена с двумя болезненными девочками бомбила свекра отчаянными письмами из далекой холодной Сибири. Отец Троцкого, суровый, властный старик, всю жизнь держался законов Торы и Талмуда. Поступок сына привел его в ярость. Дети вообще его не радовали. Только что одна из дочерей без родительского разрешения вышла замуж за Льва Розенфельда, находившегося на нехорошем счету у полиции (будущий «хозяин» Москвы Лев Каменев). Отец Троцкого решился на крутой поступок: в синагоге при раввине он проклял Лейбу и навсегда отказался от такого сына. Еще не замолкли страшные слова ритуального проклятия, как послышался стук упавшего грузного тела – грохнулась в обморок мать Троцкого.

Казалось бы, родительское проклятие должно было повредить репутации Лейбы в еврейском мире. Получилось же совсем наоборот. Именно в качестве проклятого он появился в бурном 1905 году в Петербурге и возглавил столичный Совет рабочих депутатов.

Крах любого восстания калечит и зачеркивает судьбы многих. Так вышло и в России. Однако провал первой революции почему-то вдруг возвысил репутацию всего лишь одного участника – Троцкого. Ни Ленин, ни Плеханов, ни Мартов, как известно, никаких «дивидендов» от этой провалившейся затеи не получили.

Царский суд приговорил Троцкого к новой ссылке, на этот раз пожизненной, за Полярным кругом. Приговоренный лишь усмехнулся в свою остроконечную дьявольскую бородку. Сибирские порядки ему были известны. И он, нисколько не задерживаясь на ледяных енисейских берегах, снова бежит и появляется в развеселом Париже.

Вспыхнувшая мировая война оглушила планету грохотом орудий. Однако под этот грохот тайно и явно осуществлялись глубоко продуманные планы. Троцкий в эти годы держался как бы в тени. Не высовываясь, не засвечиваясь, он готовился к своей будущей великой роли. О том, чему он посвящал свой досуг, известно мало, чрезвычайно мало. Прежде всего, конечно, слушал, впитывал, мотал на ус наставления учителя, тучного жизнелюбца Пар-вуса… Читал и конспектировал Дизраэли, лорда Биконсфилда, лидера английских консерваторов. Особенное впечатление произвели его романы, открыто и во весь голос воспевающие сионизм… Узнал, между прочим, что Карл Маркс, которому молился Ленин со своими большевиками, а также кумиры истеричной интеллигенции Герцен и Гейне всецело подчинялись Лионелю Ротшильду (образ этого банкира фигурирует в романах Дизраэли)… Происходит пока что отдаленное сближение с тайным сионистом Ратенау, будущим министром иностранных дел Веймарской республики… Все глубже проникает в сокровенные секреты Бунда, партии еврейских националистов, известной как открытой своей деятельностью, так и потаенной тоже… Странная, так никем и не объясненная дружба с Крупской, супругой Ленина, верность которой Надежда Константиновна сохранила до своих последних дней…Короткая, но содержательная встреча с Гаврилой Принципом, наивным сербским студентом, который в скором времени разрядит свой револьвер в наследника австрийского престола… Ну а покуда старая Европа воевала, Троцкий мало-помалу расширял и разнообразил круг своих знакомств. С одной стороны важные, самоуверенные власть имущие: Шифф, Варбург, Кун, Леб, Барух, Франкфуртер, Альтшуль, Кохем, Беньямин, Штраус, Штейнхарт, Блом, Розенжан, Липман, Леман, Моргентау, Дрейфус, Ламонт, Ротшильд, Лод, Мантель, Лаский… С другой же стороны почти совсем безвестные, однако чрезвычайно перспективные в предвидении грядущих российских перемен: Зиновьев, Бухарин, Каменев, Пятаков, Радек, Крестинский, Сокольников, Раковский, Му-ралов, Ларин, Мрачковский, Дрейцер, Блюмкин…

Отречение Николая II застало Троцкого в Америке, в Нью-Йорке, где он вместе с Бухариным издавал газету и содержал специальную школу со специально подобранным составом учеников. Едва из Петрограда пришла весть о царском отречении, газета сразу же закрылась, а слушатели школы в полном составе погрузились на специально зафрахтованный корабль и на всех парах понеслись в Россию, где уже явно попахивало великой кровью гражданской войны.

Немецкий вагон из Швейцарии привез так называемую ленинскую гвардию. Гвардия Троцкого готовилась в Америке, на пароходе их поместилось несколько сот человек, они спешили вовсе не помогать изнемогающей Германии – их предназначение связывалось с более глубокими, более основательными замыслами… В вагоне с Лениным нашлось место всего трем десяткам персон. Следом за этой «пожарной» партией прибыло еще несколько вагонов (имена всех приехавших в настоящее время известны). Не всех вместил и пароход с гвардейцами Троцкого. Они продолжали прибывать в течение нескольких месяцев и в одиночку, и группами. Их кумир, проклятый родным отцом в синагоге, всех встречал, инструктировал, устраивал. Безделье прибывших, судя по развороту событий, не обещало быть долгим…

Россия, пребывающая в эйфории от свержения царя, не знала и не догадывалась, что тучи международной саранчи слетаются на ее уже и без того измученную землю.

Главные страдания державы и ее народа были впереди.

…Все-таки это была отрава навек – писательство, создание романов. Тем более столь удачное, успешное… В последнее время Борис Викторович все чаще ощущал в себе не старого заслуженного боевика, а известного в читательской среде литератора. Его так и позывало за письменный стол, в глубокое и увлекательнейшее уединение над нетронутым листом бумаги. Мир, сотворяемый им в книгах, с неодолимой властностью перетягивал его от всего того, что открывалось взору. Острый и циничный наблюдатель, проявившийся в нем за годы увлеченного сочинительства, невольно сказывался в прищуре припухших глаз, в брезгливой складке бледных тонких губ. Все же он засядет наконец и напишет свою самую откровенную, самую разоблачительную книгу. Название будущего романа давно было готово – короткое и хлесткое, словно удар хлыста, – «Мразь». Да, именно так. Уж кому-кому, но ему-то есть что порассказать, есть что изобразить, вывернуть наизнанку. Ка-кая, как посмотришь, гнусь вокруг! Откуда она вдруг повылезала? Где сохранялась? Причем в таком немыслимом количестве! Обрадовалась, дождалась… О, Русь, Россия-матушка! В тебе, оказывается, таилось и такое. И вот расперло, вспучило – и зафонтанировало, потекло…

Однако игра еще не кончена, господа! Время ставок не ушло, а ему есть что кинуть на самый выигрышный номер этой завлекательной рулетки, в которой разыгрывается не больше и не меньше, как государственная власть в России.

Время покушений кончилось. Однако заговорам конца не будет, не предвидится. Почему они, эсеры, так мало занимались армией, офицерством, генералитетом? Не верили в толпу с оружием в руках, отдавая предпочтение героям-одиночкам? Настало время исправлять ошибки.

В русской истории настали времена людей вооруженных, армейской массы, ведомой боевыми генералами.

При таких обстоятельствах знаменитый террорист и литератор обратил свое внимание на человека, назначенного в начале марта командовать войсками столичного округа. На генерала Корнилова…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Хан Хаджиев быстро сделался настоящим членом Корниловской семьи. К нему привязался Юрик, позднее дитя, предмет болезненной любви стареющих родителей. Взрослая дочь, Наталья, прошлой осенью вышла замуж. Вся неизрасходованная любовь в семье сосредоточилась на Юрике. Мать и отец не чаяли в нем души… Всякий раз, как только появлялась статная фигура молодого офицера в ярком халате и громадной лохматой папахе, мальчишка издавал вопль восторга и устремлялся в прихожую. С этой минуты он завладевал гостем безраздельно и на весь вечер. Стаскивал с него папаху, тащил в гостиную, вскарабкивался на колени. Хаджиев, придерживая повисшего на шее Юрика, неловко отстегивал шашку и прятал кобуру с наганом.

Лавр Георгиевич нашел в воинственных текинцах как раз те качества, которые ценил: верность долгу, преданность. Отныне он был спокоен и уверен. Этим молодым, затянутым в рюмочку джигитам можно было, как говорили в Азии, доверить свою спину – не ударят, не вонзят ножа.