Хогвартс. Альтернативная история., стр. 109
— Нет, — сказал я.
— В детстве не были болельщиком? Не гоняли на метле? — Амбридж улыбнулась еще шире и вопросительно подняла брови. «Ах вот чего ты хочешь», подумал я и ответил:
— Я вырос среди магглов. И вообще не люблю спорт.
Брови Амбридж задрались еще выше.
— Среди магглов? — она покачала головой. — Как интересно. Что ж, не буду вас больше задерживать, — она выпустила мой локоть, сунула папку подмышку и направилась к лестнице. Я был настолько поражен ее поведением, что напрочь забыл о Дамблдоре, который все это время стоял рядом с горгульей, ожидая, пока Амбридж, наконец, удалится.
— Проходите, Линг, — сказал Дамблдор и посторонился, пропуская меня к лестнице. «Я не был здесь почти два года», невольно подумал я, поднимаясь к тяжелым дверям кабинета, однако в голову настойчиво лезли другие мысли. Непонятно, с чего начинать, непонятно, к чему приведет эта затея, и будет ли Дамблдор вообще отвечать на мои вопросы?.. Ладно, отступать поздно. В конце концов, спрошу у него про заклинания из блэковских книжек — вряд ли директор станет делать круглые глаза при упоминании о Темных искусствах.
Глава 41
Оказавшись в кабинете, я встал у дверей, ожидая, пока директор войдет следом за мной, и, повинуясь его молчаливому знаку, уселся в кресло. Дамблдор бросил быстрый взгляд на Фоукса, бродившего по насесту и все еще оживленного после лицезрения Амбридж, наверняка морочившей директору голову очередным бредовым указом, и занял свое место за столом. Волшебники на портретах делали вид, что все происходящее их не интересует.
Дамблдор откинулся на спинку кресла, спокойно взглянул на меня и спросил:
— Вы действительно так ни разу и не побывали на соревнованиях?
— Нет, — ответил я.
— Потому что вам не интересен квиддич? Или просто не хотите чувствовать себя одним из многих?
— В основном потому, что есть вещи, которые интересуют меня гораздо больше квиддича, — проговорил я, тщательно подбирая слова. — Но насчет одного из многих тоже правда.
Дамблдор задумчиво кивнул.
— Удалось вам отдохнуть в эти каникулы? — спросил он после небольшой паузы.
— Да я особо не стремился, — ответил я. — Наверное, не умею отдыхать, как это принято.
— Верно, вы из тех, кто отдыхает, меняя одно занятие на другое, — согласился директор и безо всякого перехода произнес:
— Так о чем вы хотели со мной поговорить?
За прошедшую пару минут все мои волнения и беспокойства куда-то испарились, и хотя никакие идеи меня не осенили, казалось, что наша беседа, как бы она ни началась, непременно выведет в правильном направлении.
— Насколько я могу понять, сэр, — осторожно начал я, следя за выражением лица Дамблдора, — Волдеморт не утратил ко мне своего интереса, несмотря на то, что мы так внезапно распрощались. Тогда, на Гриммо, вы спрашивали, не применял ли он во время нашей встречи легилименцию — то есть для этого ему не нужна палочка, иначе это было бы очевидно. Значит, он природный легилимент?
«Как и я», хотелось добавить мне. Дамблдор наверняка подумал то же самое.
— Да, — ответил директор, — он природный легилимент.
— И, наверное, довольно сильный?..
— Самый сильный.
Директор явно не собирался влиять на динамику нашего разговора. Оно и понятно — сейчас, когда я не слишком представлял, что же именно скажу дальше, работу моих мыслей можно было, наверное, видеть без всякого проникновения в мозг. В такой ситуации я был открыт, как книга — читай не хочу.
— Значит, люди, которые с ним общаются, должны либо говорить правду, либо быть очень сильными окклюментами, — медленно продолжил я, чувствуя себя так, будто иду по тонкому льду озера — неверный шаг, мельчайшая невнимательность, и непрочная опора подо мной исчезнет. Дамблдор молча кивнул. Что ж, была не была…
— Тогда, видимо, Волдеморт не знает, что профессор Снейп и профессор Флитвик занимались со мной дополнительно?
Неожиданно директор, глядящий на меня внимательно, но без всякого выражения, улыбнулся и, кажется, немного расслабился.
— Нет, он не знает, Линг, — ответил Дамблдор и провел ладонью по длинной бороде. — Профессор Снейп — превосходный окклюмент, и думаю, вам не стоит беспокоиться о том, что Волдеморт окажется в курсе ваших занятий. Но даже без этой информации он оценивает вас вполне… — директор помедлил, — точно.
Дамблдор сказал много больше, чем я ожидал сейчас услышать, однако либо он неверно понял мои осторожные слова, либо считал, что инициатива в разговоре должна принадлежать мне — в конце концов, ведь это я к нему пришел, а не наоборот.
— Я волнуюсь не о том, что он окажется в курсе занятий, — проговорил я, — а о том, что если профессор Снейп ему о них не рассказывает, а Темный Лорд узнает об этом откуда-нибудь еще, то может получиться… нестыковка.
Взгляд Дамблдора стал более сосредоточенным; он молча рассматривал меня, словно оценивая или взвешивая сказанное.
— Так значит, вы беспокоитесь за профессора Снейпа? — наконец, спросил он.
Вопрос застиг меня врасплох. Под таким углом на происходящее я еще не смотрел. Конечно, мне было неприятно и стыдно, что в свое время я оказался невольной причиной гнева Волдеморта и его Crucio, направленного на Снейпа, но с тех пор прошло много времени, и я ни разу не задумывался о том, как часто он общается с Темным Лордом и что вообще происходит в делах Ордена. Однако сейчас, когда Дамблдор вывернул мои слова на такую изнанку, о существовании которой я даже не подозревал, я вдруг впервые осознал, что вся эта тайная война — не игрушки, не забавное приключение и не повод для веселых баек, какими мы тешили друг друга в банде, обсуждая наши прошлые успехи и грядущие свершения.
Я молчал довольно долго, сперва размышляя над словами директора, а потом над тем, как ему ответить. Все это время Дамблдор терпеливо ждал, не торопя меня ни словом, ни взглядом. Наконец, я сказал:
— Просто мне бы хотелось, чтобы у Волдеморта не было причин подвергать слова профессора сомнению. Он имеет возможность получать интересующие его сведения разными путями, и если между источниками окажутся противоречия, такая причина может возникнуть.
Директор ответил не сразу, а когда заговорил, то, к моему разочарованию, увел беседу в другое русло.
— Знаете, Линг, — сказал он, и на этот раз в голосе Дамблдора прозвучало чуть больше свойственного ему дружелюбия, — за все пять лет, что вы здесь учитесь, вы ни разу не совершили ничего, что нанесло кому бы то ни было вред.
Я вспомнил о мышах и насекомых, на которых испытывал заклятья, но тут же задвинул эту мысль подальше.
— Вы не враждуете с учениками других факультетов, не принимаете участия в предквиддичных волнениях, когда у мадам Помфри становится особенно много работы, и вообще стараетесь быть подальше от всего, что отвлекает вас от учебы. Но визит к Темному Лорду ставит вас в особое положение, независимо от вашего поведения и усердия, с которым вы учитесь. После встречи на Гриммо многие из тех, кого вы там видели, выразили сомнение в правильности моего решения показать вам это место, несмотря на то, что я постарался убедить их в отсутствии причин для недоверия…
Я усмехнулся. Дамблдор замолчал.
— Это как раз понятно, — произнес я, решив, что директор хочет услышать мой комментарий. — У Слизерина своеобразная репутация.
— Вы правы, — ответил Дамблдор, — и нельзя сказать, что она не обоснована. На этом факультете учились многие будущие темные маги, в том числе и Том Риддл, который ныне зовет себя Лордом Волдемортом.
— Да, я знаю, — пробормотал я. Директор слегка улыбнулся:
— Знаете? Если мне не изменяет память, в учебниках об этом не пишут…
— Мне Поттер… Гарри рассказывал, — ответил я, почувствовав, наконец, под ногами твердую почву. — Еще там, в доме Блэка.
— Вот как, — сказал Дамблдор, и было непохоже, что он сильно удивлен или недоволен.
Я решил, что логика нашей беседы вполне допускает слегка отклониться в сторону и обсудить одну из тем, которая все еще вызывала во мне интерес.