Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников, стр. 59

Капитан хотел уже что-то сказать, но тут с дивана вскочила Дианора:

— Это мой супруг. А что я графиня Мартаньо, подтвердит наместник, который и моего мужа знает. Этот черный злодей, заведомая ложь его…

— Синьора! — прервал ее офицер. — Что этот замаскированный тип — человек недостойный, мы знаем, и он получит кару, предназначенную ему и всему их братству. Тем не менее я обязан просить вашего супруга пройти со мной к наместнику.

— Так иди! — бросила Дианора.

Капитан хотел что-то сказать, но офицер приказал его связать и объявил:

— Что ты хочешь сообщить, сообщишь на суде. Солдаты, уведите его! А этот господин пройдет со мной к наместнику.

Ринальдо обнял Дианору, которая хотела ему что-то сказать, но офицер запретил ей. Она посылала Ринальдо красноречивые взгляды, но Ринальдо не мог правильно их истолковать. Он последовал за офицером в город.

В городе офицер препроводил Ринальдо на караульный пост и пошел к наместнику, где нашел уже и Дианору. Наместник после доклада офицера усмехнулся и сказал:

— Подумать только! Как далеко заходит злоба черных монахов! Уведите этого человека. Он не избежит меча правосудия. А супруга этой дамы приведите ко мне.

Ринальдо привели к наместнику. Он вошел в комнату и тут же, вздрогнув, отступил назад и сжал руками голову. В наместнике он опознал князя делла Рочелла. Трясущимися губами он пробормотал:

— О, князь!

Князь подошел к нему.

— Послушай! Мне конечно же незачем тебе говорить, в какое неловкое положение ставит меня твое присутствие?

— Я прошу не за себя, я прошу только за жену и ребенка!

Князь шагал по комнате взад-вперед. В конце концов он сказал:

— После долгих размышлений я пришел только к такому решению: облегчить тебе побег. Я не могу и не вправе сделать для тебя ничего больше!

— Меня сокрушает подобная доброта!

— В гавани стоит готовый к отплытию фрегат, который тебя примет. Деньги на дорогу приготовлены. У меня хранится тысяча дукатов, принадлежащих твоему Другу, старцу из Фронтейи. Счастливого тебе пути!

— А Дианора?

— Ей нельзя ехать с тобой. Она обязана так поступить ради ее ребенка.

— О, я несчастный! Ах, Дианора! Мое дитя! Мое бедное дитя!

— Оно будет моим. Какое воспитание можешь ты ему обеспечить, какие условия для его стремления к счастью и преуспеванию в жизни мог бы ты создать своему ребенку? Ты, поставленный вне закона, преследуемый, ты — человек, одно имя которого уже олицетворяет преступление? Твой сын навсегда остался бы ребенком разбойника. Это бесчестие я хочу снять с него. Я объявлю его своим сыном.

— Князь!..

— Я дам ему имя, не запятнанное ни единым преступлением, тем самым сохраню ему владения его матери. Он вырастет простодушным юношей, он станет мужчиной, его будут уважать, и он никогда не узнает, кто его отец.

Из глаз Ринальдо хлынули слезы.

— О, зачем поцелуи Дианоры вернули меня к жизни!

— Но это уже случилось. Наше знание, наши действия и наше произволение, наши силы — все это свойственно человеку. Нами управляет некая высшая сила. И что она решит, то свершится.

— А Дианора остается здесь?

— Этого… мы сами еще не знаем.

— Мне нельзя ее увидеть?

— Избавь себя и ее от прощанья. Неужели ты хочешь усугубить страдания, терзающие ее?

Вошел слуга, он передал князю письмо и вышел. Князь прочел письмо и сказал:

— Капитан корабля торопит с отплытием. Поспеши в гавань. Не теряй времени, любое промедление грозит тебе опасностью. Вот деньги, вот твой заграничный паспорт. Да хранит тебя Господь! Счастливого мути!

Он быстро удалился. Ринальдо отправился на корабль. Якоря тут же были подняты.

Корабль вошел в порт города Мелаццо. Ринальдо стоял на палубе и оглядывал богатые поля, услаждая себя зрелищем плодородных холмов, амфитеатром поднимающихся к далеким горным вершинам. К нему обратился капитан корабля, и Ринальдо сел с ним в лодку, доставившую его на берег. Он распрощался с капитаном, занялся поисками квартиры, которую нашел очень быстро.

Здесь в тиши он предавался размышлениям и строил планы. Ежедневно посещал церковь, присутствовал на мессе, а дома коротал время, читая книги и играя на гитаре.

Как-то раз он снова окунулся в воспоминания о Дианоре.

— Да! — бормотал он. — Разлучить нас могут люди и обстоятельства, но они не властны, тем не менее, помешать нам быть постоянно вместе!

В дверь постучали, она отворилась, и в комнату вошел монах.

— Да хранит вас Господь, благородный господин! Я — патер Амаро, принадлежу к ордену Святого Франциска.

— Что привело вас ко мне? — спросил Ринальдо.

— Мое сердце, что ищет общения с вами.

— Я вас не понимаю.

— Позвольте вам все объяснить! Я занимаюсь тем, что собираю у добрых и сострадательных душ подаяния; не для того, чтобы обогатиться самому или обогатить мой монастырь — ибо то, что предназначено для нашего скромного содержания, собирают наши сборщики налогов, — а для того, чтобы поддержать бедствующих, которым обстоятельства, положение или болезни не позволяют самим просить милостыню. Нужда, благородный господин, самая жестокая там, где она угнетает в полном молчании, келейно! Исполняя свой долг, что я с Божьей помощью вершу уже несколько лет весьма и весьма успешно, я стал вести записи, которые оставлю тому, кто будет моим последователем. Среди моих записей есть заметка, что чужаки более щедры как благотворители, чем местные жители. Потому-то я и обращаюсь к вам. Вот то, чего ищет мое сердце. И если я не ошибаюсь, глядя на ваше лицо, какое Господь ниспослал вам, так мой приход к вам будет благословенным.

Ринальдо положил в руку собирающего милостыню десять дукатов и сказал:

— Вы правы, отец Амаро! Тайная и замалчиваемая нужда всегда самая жестокая.

Патер душевно поблагодарил его от имени бедствующих, и Ринальдо, тронутый, сердечно пожал ему руку. Но тот дружески воскликнул:

— Не так сильно! А то вы раздавите медальон, который у меня в руке.

— Образ какого-то святого?

— Нет! Это портрет… одной женщины.

Ринальдо с улыбкой посмотрел на него и переспросил:

— Портрет женщины? В ваших руках?

Патер дружески ответил:

— А почему нет? У меня в келье большая коллекция портретов моих благотворителей.

— А медальон в вашей руке?

— Это портрет одной не имеющей себе равных благотворительницы; он тоже попадет в мою коллекцию.

Патер показал портрет, и Ринальдо спросил, пораженный:

— Как зовут эту даму?

— Виоланта де Ноли.

— Я знаком с ней. Она сейчас живет здесь, в Мелаццо?

— Уже две недели. Она ждет, когда придет корабль, чтобы отплыть на Липари.

— Проводите меня к ней!

— Я охотно покажу вам ее дом.

Ринальдо поспешно схватил шляпу и шпагу и последовал за патером.

Испуганно вздрогнув, Виоланта отшатнулась, когда в ее комнату вошел Ринальдо. В страхе перекрестилась, и с ее дрожащих губ не слетело ни слова.

— Друг мой! — обратился к ней Ринальдо. — Вот мы и опять встретились.

— Вы живы?

— Я жив, дабы, к моему несчастью, найти Дианору…

— Возможно ли это? Вы видели Дианору, нашли ее? Где?

— На Липари.

Ринальдо рассказал Виоланте то, что мы уже знаем. Ее удивление росло, и беседа стала сердечнее.

— И что вы собираетесь делать?

— Я обращаюсь, — ответил ей Ринальдо, — с душевной просьбой к другу, Виоланте, которую я некогда вывел из мрачной тюремной ночи на свет жизни…

— Я догадываюсь, какая это просьба, — вздохнула Виоланта.

— Если Дианора последует за мной, меня ждет величайшее счастье.

— Но где?

— Я решил рискнуть жизнью, но собрать принадлежащие мне сокровища и…

— И что же?

— Уехать в Испанию или еще дальше, на те прекрасные острова, где вечная весна улыбается их счастливым жителям. Там, Виоланта, мы будем жить в тихом одиночестве, там мы будем довольны всем.