Чудаки живут на Востоке, стр. 6

20

В это обычное утро Славка Беклемишев был в питомнике с восьми утра. Он наблюдал, как кормят норок. Маленькие коричневые зверьки с хрустом уничтожали рыбу. Они были веселы и явно довольны жизнью. Потом Крапотников провел Славку смотреть на больных. Это был полный контраст. Норки лежали у стенок вольер и безучастно смотрели на Беклемишева. В кормушках лежала нетронутая рыба. Один зверек был, по-видимому, мертв. Беклемишев попросил вынуть его. Зверек был невероятно худ. Сквозь шерсть просвечивала синяя истощенная кожа. Никаких внешних следов заболевания не было видно. Беклемишев чувствовал себя отвратительно.

– Надо сделать вскрытие, – сказал он как можно увереннее.

– Прошу, – сказал Семен Семенович. – Все готово. Я знал, что вы будете делать вскрытие. – Он сказал это спокойно, но Славка заметил, как у него дрожат руки, когда он вытягивал из кармана папиросу.

Они прошли в домик управления питомника. Тоненькая смуглая девушка в халате ожидала их на крыльце.

– Это наша уборщица, – сказал Семен Семенович. – Я зову ее Тамерланом. В скором времени она уничтожит все мужские сердца города и окрестностей.

Вулканический румянец упал па щеки Тамерлана.

– А ну вас, – чуть слышно сказала она.

Славка неприлично долго нащупывал дверную ручку. Ему мешала дохлая норка, которую он держал под мышкой. Он услышал, как кто-то сдавленно засмеялся за его спиной, и услышал легкий топоток убегающих ног.

На обтянутом простыней столе лежали несколько скальпелей, пинцет. А в стеклянном шкафу горделиво распределился малый хирургический набор. У некоторых инструментов были даже братья. Видимо, реквизиция медицинского оборудования в городке имела широкие масштабы.

– Не буду мешать, – сказал Семен Семенович, тихонько притворив за собой дверь.

Славка закурил. Он ворошил в памяти обрывки лекций и практических занятий. Потом он попытался вспомнить статьи, читанные им в научных журналах. Он вспомнил Дж. Б. Гупера и его желудочных паразитов. Наверное, полевые мыши тоже худели, когда паразиты грызли их внутренности.

– С этого и начнем, – сказал Беклемишев. Он взял в руки ланцет… И вдруг ему стало чертовски хорошо. Легкая тяжесть ланцета в руке была свидетельством, что ему, Славке Беклемишеву, надо сделать сейчас нужное и полезное дело. Может быть, первое по-настоящему полезное дело в его жизни. Ему должно повезти. Ему не может не повезти.

тихо запел Славка.

Мертвые оскаленные зубы зверька просили о помощи.

21

Веня, спотыкаясь, шел вверх по долине. Лицо и плащ были мокры от мельчайших капелек тумана. Казалось, туман настолько плотно прижимается к земле, что его можно будет резать ножом. Веня тихонько бормотал вслух фразы из первой в его жизни статьи. Пока это был только черновик. Но сладостный яд успеха уже туманил голову. Она должна это оценить…

– Черт! – сказал Веня, споткнувшись о камень. Ботинок был порван. Пальцы ног остро заныли.

Ощупывая ногу, Веня вспомнил о том, что узнал по дороге сюда. Чудак, директор питомника, вернулся. Привез с собой какого-то юного мужа науки. Наверняка очкарик. Аспирантишка.

Острая игла ревности кольнула Веню. А что, если это в самом деле молодой аспирант? Аспирант? Аспиранты – это такой народ. Всегда ухлестывают за девчатами с младших курсов. И всегда с успехом. Кому, как не Вениамину Ступникову, знать это? И Веня поспешно похромал в туман. Туда, где его должна ждать Соня – Тамерлан – Каткаль.

22

Соня читала «Трех мушкетеров». Крапотников строго-настрого запретил ей уходить. Она должна была ждать, пока тому, в соседней комнате, не понадобится помощь. Но в соседней комнате было тихо. Может быть, он там заснул? Такой смешной. Высокий, взрослый, а ищет дверную ручку не с той стороны. И дохлый хвост торчит из-под руки. Уж если сам директор не знает, отчего умирают норки, то где знать ему!

– Где директор? – раздался громкий вопрос. Соня – Тамерлан вздрогнула. Страшная голова смотрела на нее из соседней комнаты. Всклокоченные волосы, в зубах нахально дымилась папироса.

– Где этот Крапотников? – спросила голова ликующим тоном.

Соня опомнилась.

– Директор вышел, – обидчиво сказала она.

Но ученый чудак только рассмеялся. Он выскочил из комнаты и схватил Соню за руку. Он потащил ее в ту самую комнату. От растерянности Соня даже не вырывала руку. На столе лежала растерзанная норка.

– Прошу прощения, – сказал голос за спиной. Соня тихонько потянула свою руку. Но Беклемишев ничего не замечал.

– Что это? – снова закричал он и сунул ей в нос пинцет с какой-то гадостью.

Снаружи хлопнула дверь. Кто-то сбежал по крыльцу.

– Слушай, Тамерлан, – свистящим шепотом сказал Славка. – Немедленно тащи сюда этого гениального комбинатора. Я дам ему урок на всю жизнь. Быстро…

Соня послушно побежала.

23

– Таким образом, – лекторским голосом продолжал Беклемишев, – челюстные косточки этой рыбы не растворяются желудочными кислотами. Иногда они скапливаются в желудочном тракте и своими острыми краями вызывают многочисленные ранения, переходящие в язвы. Вы должны немедленно прекратить кормление зверьков этой рыбой.

Семен Семенович Крапотников молчал. Он только что посмотрел под лупой злополучные челюстные косточки. Все было ясно. Все, кроме одного.

– А чем же я буду их кормить? – убитым голосом спросил он. – Я же отказался от запаса комбикорма.

И тут настала очередь Беклемишева растеряться.

– Можно отрубить головы, – сказал он. Семен Семенович грустно покачал головой.

– Сконструировать специальную гильотину?

– Это уже ваше дело, – сказал Беклемишев. – Будем думать вместе, – поправился он.

– Я уже думаю, – сказал Семен Семенович. – Я уже кое-что придумал… – Крапотников смотрел на Славку. Он выпрямил спину и улыбался. Два сатанинских чертика прыгнули в его глазах. И исчезли.

– Я уже кое-что придумал, – повторил он. – На пару недель комбикорма хватит. И нам поможет не кто иной, как старый пройдоха Згуриди.

24

В этот туманный день Топорков, Бедолагин и Янкин кейфовали. Ставить сеть почти вслепую было бессмысленным делом. Выполнять те, взятые ранее обязательства по доставке дров, а также по ремонту сарайчика, очень нужного одному доброму человеку, как-то не хотелось. Вчерашней выручки за рыбу хватило на недельный запас чая, сахара и дешевейших папирос «Байкал». Непривычный избыток материальных благ наводил на всякие мысли.

– Вот жжем мы, ребята, эти папироски. Тощенькие. Гвоздики, одним словом. А в Америке миллионеры сигары курят. В той сигаре этих гвоздиков целая пачка. И ведь курят, не умирают.

– Смерть свое сама знает. Может, она его через сигару брать не хочет.

– А через чего она тебя, интересно, выцеливает? – ехидно спросил Янкин.

– Я мужик тертый, – ответил Бедолагин. – Меня выцелить трудно. Помню, в позапрошлом году я новую жизнь начал. Совсем было в экспедицию устроился. Хотите верьте, хотите нет, полный меховой комплект выдали. Ну и хэбэ само по себе, как положено. Консервов и курева завались на складе. Держался я две недели…

– Врешь.

– Ну, полторы, – сказал Бедолагин и чиркнул спичкой.

– А я однажды жениться хотел, – вздохнул Топорков. – То ли с бабой не повезло, то ли сам виноват. Затосковал, в общем.

– Понятное дело. Я из-за такой тоски да за фартом столько исколесил, что и паровозу не наездить до самого слома. Может, я в этом месте потому и застрял, что надоело.

– А может, надо было все-таки жениться.

В этот туманный день владелец мотофелюги Згуриди искал среди заросших корявыми лиственницами улиц «Шанхая» домик, где живут три деклассированных элемента.