Дающий, стр. 19

— Боль будет невыносимой, — подтвердил Дающий.

— Но почему же все не могут хранить воспоминания? Я думаю, было бы намного проще, если бы воспоминания можно было разделить. Нам с вами не пришлось бы носить в себе всю эту тяжесть.

Дающий вздохнул.

— Ты прав. Но тогда каждому будет тяжело и больно. Они не хотят этого. Вот главная причина, по которой Принимающий так им необходим и так ими почитаем. Они избрали меня и тебя тоже, чтобы мы сняли с них эту ношу.

— Когда они это решили? — сердито спросил Джонас. — Так ведь нечестно. Давайте это изменим!

— Ну и как же нам это сделать? Я вот до сих пор не придумал, хотя вроде бы должен быть самым мудрым.

— Но теперь нас двое, — оживился Джонас. — Вместе мы уж точно что-нибудь придумаем!

Дающий посмотрел на него с усмешкой.

— Мы ведь можем подать прошение об изменении Правил, — предложил Джонас.

Дающий расхохотался, да и сам Джонас неохотно улыбнулся.

— Решение было принято задолго до тебя или до меня, — сказал Дающий, — и до предыдущего Принимающего…

— …и еще и еще раньше, — Джонас привычно закончил фразу.

Иногда она казалось ему смешной. Иногда — невероятно важной. Но сейчас она показалась ему зловещей. Она значила, что ничего нельзя изменить.

Малыш Гэбриэл рос и успешно проходил ежемесячные тесты на развитие: он уже мог сам сидеть, удерживал в руках маленькие предметы, у него было шесть зубов. Днем, как сообщал Отец, он был веселым и спокойным ребенком. Но ночью он по-прежнему капризничал, часто плакал, к нему приходилось вставать.

— Я потратил на него столько дополнительного времени, — сказал Отец как-то вечером после купания, когда Гэбриэл уже мирно лежал в кроватке (корзинка стала ему мала) в обнимку с плюшевым бегемотом. — Надеюсь, его все же не удалят.

— Возможно, Удаление было бы разумным, — сказала Мать. — Ты, конечно, сам встаешь к нему ночью, но я все равно мучаюсь от недосыпания.

— А если Гэбриэла удалят, нам дадут другого Младенца? — спросила Лили.

Она стояла на коленках рядом с кроваткой и корчила рожи Гэбриэлу. Тот радостно ей улыбался.

Мать раздраженно закатила глаза.

— Нет, — улыбнувшись, сказал Отец и потрепал Лили по волосам. — Младенец с неопределенным статусом — явление редкое. Думаю, такое нескоро повторится. В любом случае, вздохнул он, — решение по Гэбриэлу пока отложилось. Сейчас мы все готовимся к Удалению, которое произойдет в ближайшее время. Одна из Рожениц ждет близнецов. Должна родить в следующем месяце.

— Ох, — покачала головой Мать. — Надеюсь, не ты выбран…

— Я. Я следующий по списку. Мне придется решить, кого из них оставить в Центре, а кого — удалить. На самом деле, это не так уж и трудно. Чаще всего выбираем по весу — удаляем того, кто поменьше.

Джонас вдруг вспомнил мост и свои мысли о Другом Месте. Может, там кто-то ждет этого второго, удаленного близнеца? И он вырастет в этом Другом Месте, даже не зная, что в какой-то коммуне есть его точная копия? Тут ему в голову пришла еще одна мысль, совсем уж неправдоподобная. Ему вдруг очень захотелось, чтобы этого близнеца ждала Лариса. Лариса, которую он купал. Он вспомнил ее сияющие глаза, мягкий голос, низкий смех. Фиона рассказала ему, что Ларису удалили и что церемония прошла просто замечательно.

Но он знал, что Старым не дают растить детей. Жизнь Ларисы в Другом Месте должна быть тихой и безмятежной, как и подобает Старым. Она не должна нести ответственность за воспитание Младенца — его нужно кормить, да и по ночам он плачет.

— Мать, Отец, а что если поставить кроватку Гэбриэла в моей спальне? Я умею его кормить и как его успокоить знаю. А вы поспите тогда.

Отец сомневался.

— Ты так крепко спишь, Джонас. А что если ты его не услышишь?

На это ответила Лили:

— Если никто не подходит к Гэбриэлу, он начинает очень громко вопить. Он нас всех разбудит, если Джонас не проснется.

Отец рассмеялся.

— Ты права, Лили-Били. Ладно, Джонас, давай попробуем так сделать. Но только на одну ночь! А мы с Матерью поспим.

Сначала Гэбриэл спал крепко. Джонас лежал в кровати и прислушивался. Время от времени он заглядывал в кроватку: младенец лежал на животе, вытянув ручки, и спокойно, ровно дышал. И Джонас тоже уснул.

Но через несколько часов Джонас проснулся — Гэбриэл возился в кроватке и хныкал.

Джонас встал и подошел к нему. Он начал похлопывать его по спинке. Родителям иногда удавалось его так усыпить. Но сейчас Гейб продолжал крутиться.

Продолжая похлопывать малыша, Джонас вызвал прекрасное воспоминание о плавании, недавно полученное от Дающего. Солнечный день, ярко-голубые воды озера, и лодка с белоснежным парусом, раздувающимся на ветру.

Он не знал, что отдает воспоминание. Просто вдруг понял, что оно бледнеет и переходит через его руку к ребенку. Гэбриэл затих. Ошеломленный, Джонас усилием воли вернул воспоминание назад. Он убрал руку со спины малыша и тихо стоял у кроватки.

Он опять вызвал воспоминание об озере. У него получилось, но небо было уже не таким голубым, лодка плыла не так стремительно, вода в озере помутнела. Он задержал воспоминание еще на какое-то время, стараясь успокоиться, потом отпустил его и лег в кровать.

Перед самым рассветом ребенок проснулся опять. Джонас подошел к нему и сразу положил руку ему на спину. Он передал ему то, что осталось от воспоминания об озере. И снова Гэбриэл уснул.

Зато теперь не мог уснуть Джонас. Воспоминание ушло почти полностью, и он чувствовал какую-то пустоту в том месте, где оно хранилось. Он, конечно, мог попросить Дающего о другом похожем воспоминании. Например, о плавании по океану. Теперь Джонас знал, что такое — океан, и знал, что по нему тоже можно плыть под парусом. К тому же эти воспоминания ему рано или поздно все равно нужно будет принять.

Но он не мог решить, стоит ли говорить Дающему, что он отдал воспоминание. Он ведь еще не обучен быть Дающим. А Гэбриэла никто не избирал Принимающим.

Его пугало то, что он обладает этой способностью. И он решил не рассказывать.

15

Джонас вошел в Пристройку и мгновенно понял, что его сейчас отошлют. Дающий неподвижно сидел в кресле, закрыв лицо руками.

— Я вернусь завтра, сэр. Хотя, может, я могу как-то помочь? — неуверенно спросил Джонас.

Дающий посмотрел на него. Его лицо исказилось.

— Пожалуйста, — взмолился старик, — забери часть боли!

Джонас усадил его на стул рядом с кроватью. Затем скинул форму и лег лицом вниз.

— Положите руки мне на спину, — скомандовал он, понимая, что в таком состоянии Дающий может не сообразить, что надо делать.

Руки легли ему на спину, и эти руки принесли боль. Джонас собрался с духом и погрузился в воспоминание, которое мучило Дающего.

Он оказался в каком-то непонятном месте. Было шумно и очень воняло. Было утро, раннее утро. Воздух был пропитан желтым дымом. Дым висел над землей. Вокруг Джонаса, на всей поверхности чего-то, что, возможно, было полем, лежали стонущие люди. Конь с безумными глазами и разорванной уздечкой метался между телами. Наконец, громко заржав, он упал и больше не поднялся. Джонас услышал голос. «Воды», — прохрипел кто-то совсем рядом.

Джонас повернул голову и встретился взглядом с мальчиком примерно своего возраста. Его глаза были полузакрыты, грязь покрывала лицо и светлые волосы. Он лежал в странной позе, серая форма блестела от крови.

Цвета были поразительно яркими: алая кровь на серой пыльной ткани, ослепительно зеленые травинки в волосах мальчика.

Мальчик глядел на Джонаса. «Воды», — попросил он опять, и новая струя крови окрасила его грудь и рукав.

У Джонаса от боли не двигалась одна рука, и сквозь дырку в своем рукаве он увидел что-то похожее на обломки кости. Тогда он попробовал пошевелить второй рукой. Очень медленно нащупал у себя на боку фляжку и начал отвинчивать крышечку, то и дело останавливаясь, чтобы переждать накатывавшую боль. Наконец он открыл флягу и с трудом подтащил ее по мокрой от крови земле к губам мальчика. Вода потекла в открытый рот, часть пролилась на подбородок.