Сказка о царе и оружейном мастере, стр. 13

Глава шестая

И вот волна, подобная надгробью,

Все смыла, с горла сброшена рука…

Бросайте ж за борт все, что пахнет кровью, —

Поверьте, что цена невысока!

В. Высоцкий

Утром, как обычно, персональная карета была подана к дому главного конструктора. Тот, выйдя из дома, приказал кучеру ехать во дворец. Кучера это не удивило, ему уже доводилось возить своего седока во дворец с утра пораньше, не заезжая в ОКБ.

Час был неприемный, но главный конструктор принадлежал к тому небольшому кружку лиц (не все министры в него входили!), которые допускались к императору в любое время дня и ночи. Через четверть часа он был принят в малом кабинете и вручил императору прошение об отставке.

Император, почти не читая, написал «Согласен» и, избегая смотреть в глаза главному конструктору, вернул ему бумагу со словами:

– Отдайте в приемной секретарю. И спасибо вам за все, что сделали.

Главный конструктор молча взял бумагу и вышел из кабинета. Больше они с императором не встречались.

Карета ждала у подъезда дворца. На этот раз кучер очень удивился полученному приказанию – главный конструктор ехал домой. Там он написал записку, которую отправил с кучером своему заместителю, а сам остался дома.

В ОКБ записка вызвала легкий переполох, переходящий в крупную панику. Сначала никто не поверил, но главный не был склонен к таким шуткам, а после обеда из дворца пришел указ, в котором эти сведения подтверждались. Начались разные интриги, потому что открывались сразу две завидные вакансии: куда-то пропал начальник полигона, и ходили упорные слухи, что навсегда. Положение осложнялось еще и тем, что главный никогда не называл своего официального преемника.

После нескольких дней административной горячки новым руководителем ОКБ СВ стал начальник одного из отделов, который сумел обойти обоих замов и при этом поставил дело так, что император лично просил его возглавить ОКБ. Немного покочевряжившись и выторговав себе титул не Главного, а Генерального Конструктора, он согласился.

Бывший референт стал, как хотел, начальником полигона. Секретаршу он звал к себе, тем более, что она осталась без работы: новый руководитель привел свою, работавшую с ним еще на прежнем месте. Секретарша, несмотря на это, отказалась и в конце концов устроилась фотомоделью в отдел рекламы, то есть стала заниматься на постоянной основе тем, что раньше делала от случая к случаю по совместительству. Тогда новый начальник полигона начал длинную многоходовую интригу с целью подгрести под себя отдел рекламы вместе с типографией. Скорее всего, у него получится, упорства ему не занимать.

Кто пострадал от всех этих перемен – так это комендант тюрьмы. При старом начальнике полигона он имел неплохой левый доход. Новый как-то пригласил его к себе и в доверительной беседе намекнул, что знает о нем много интересного. В результате этого разговора комендант стал делать то же самое, но уже бесплатно, единственно из страха разоблачения. Правда, мелкими подачками его не обходят. Так, начальник полигона организовал ему место в делегации ОКБ, побывавшей во Франции на рок-фестивале в честь юбилея изобретения гильотины, проходившем под девизом «Сто лет на службе правосудия». А вот из отдела рекламы во Францию не ездил никто, а почему – догадайтесь.

В ОКБ большинство сделало вид, что поняло мотивы, руководившие главным конструктором. Меньшинство действительно поняло, и единицы последовали его примеру. Вместе с этими людьми он организовал малое предприятие «Кухонный волшебник Михаил» (впрочем, полное имя не прижилось, и все называют фирму просто «Миша»), арендовал небольшую производственную площадь у ОКБ и начал выпускать разнообразную кухонную технику: кофемолки, кофеварки, мясорубки, миксеры, тостеры…

Что же касается его политических взглядов, то он стал законченным пацифистом и даже вступил в одну миролюбивую организацию, чтобы бороться за мир вместе с единомышленниками. Когда об этом узнали в других миролюбивых организациях, то сразу же прекратили с ней всякие контакты – может, из зависти, а может, из принципа. Узнав об этом, Миша тут же вышел из организации, чтобы не рушить единство миролюбивых сил, и с тех пор борется за мир в одиночку доступными ему способами, а именно – всячески совершенствует выпускаемые фирмой кофемолки и кофеварки, чтобы дипломаты обсуждали проблемы войны и мира в спокойной обстановке. А вот мясорубки он не любит.

Рекламную продукцию для фирмы Миша заказывает Алексею. Тот каждый раз ворчит, говорит, что бросил художества, потом все-таки берется и делает («единственно ради тебя, Михаил»). Художества он действительно бросил. Будучи еще и неплохим поэтом и имея кое-какое музыкальное образование, он с друзьями, профессиональными и полупрофессиональными музыкантами, создал рок-группу под названием «Volens Nolens», которая быстро стала широко известна в империи и, как говорится, завоевала своего слушателя. У чиновников от культуры это постоянный источник головной боли, и они давно бы ее придушили, но группу слушает и любит сам император, поэтому дальше мелких пакостей дело не идет.

В церкви, мимо которой Миша пешком ходит на работу, больше не служит отец Василий. Формальным поводом для отстранения послужил его отказ проклинать в проповедях герцога, которого митрополит предал анафеме и отлучил от церкви за его партизанские действия (но об этом дальше). Сбылось пророчество Алексея, правда, только наполовину: на Соловки простым монахом отца Василия не отправили. Митрополит пригласил его к себе для душеспасительной беседы, взял с него слово не проповедовать своих взглядов, как публично, так и в частных разговорах, и назначил ему пенсию, достаточную для безбедной, хотя и без излишеств, жизни в столице. В государстве, где церковь втянута в политику, а патриотизм не мыслится без военщины, это не самый плохой конец карьеры для священника, слишком буквально понимающего заповедь «Не убий».

Император после всех этих событий тоже совершенно переменился. Прежде всего, он начисто утратил интерес к завоеваниям. После возвращения из герцогства он не желал слышать ничего, связанного с войной. В горах в это время творились страшные вещи: партизаны методично охотились на альпинистов, батальон таял, командир посылал отчаянные донесения, но они не доходили до императора. Наконец командир сам приехал в столицу империи, пробился, несмотря на сопротивление придворных, к императору и рассказал ему о том, что происходит. Тот пришел в ужас и потребовал срочно вывести альпинистов из герцогства. Пока дошел приказ, пока искали замену – от батальона осталось меньше половины. Император понял, что в клубе альпинистов ему больше не бывать.

Никаких других распоряжений о судьбе герцогства император не отдал: некому было требовать. Формально война не закончена, гражданская администрация не назначена, действуют законы военного времени. Фактически войска императора контролируют только столицу герцогства, и только днем. По ночам в городе хозяйничают бандиты. Когда они совсем распоясываются, с гор спускаются партизаны и наводят в городе порядок. В такие дни ни бандиты, ни стрельцы с казаками не рискуют показаться на улицах. Но проходит несколько дней, партизаны возвращаются в горы, стрелецкие патрули – на улицы города, а бандиты – к своему промыслу. Стрельцов и казаков они не боятся.

На высотах, господствующих над дорогой к столице, есть несколько застав, созданных в свое время альпинистами для огневого прикрытия обозов с припасами. После вывода батальона эти заставы заняли наемники-егеря. Их бегства никто не опасается: куда бежать, вокруг горы и враждебное население, которое не делает различий между альпинистом и егерем. Заставы находятся на осадном положении, припасы и прочее туда доставляют на дирижаблях. Император разыскал-таки того немца, профессора, предложение которого в свое время не оценил герцог. Он создал профессору условия для работы, снабдил всем необходимым, и тот построил императору несколько дирижаблей.